Когда с едой было покончено, студент решил зайти к себе в спальню и проведать, как поживает оглушенный статский советник. Кудасов лежал в той же позе, в какой его оставили. Голова покоилась на подушке, откинута чуть набок, руки свисали с кровати. Человек без сознания дышал медленно и почти беззвучно.
Антон постоял над ним несколько минут, убедился, что все в порядке, и уже собрался возвращаться на кухню, как вдруг ногой задел трость, которую сам же давеча облокотил к подножию кровати. Трость Кудасова звонко упала на пол. Антон наклонился, чтобы ее поднять, и вдруг вспомнил, как в доме Петра Петровича Островского чиновник особых поручений использовал ее для убийства ядовитой гадюки. Трость была хитрая, со спрятанной шпагой внутри. Повертев ее в руках со всех сторон, Антон потянул за набалдашник, но ничего не произошло. Странно, ведь шпага должна выдвигаться легко, без труда. Стал рассматривать это удивительное устройство и приметил, что один глаз у египетского сфинкса на набалдашнике чуть выпирает, образуя некое подобие кнопки. Ковров нажал на нее пальцем. Послышался едва уловимый механический щелчок, и теперь можно было с легкостью, потянув за набалдашник, вытащить шпагу. Она оказалась острой и необычайно прочной. Такой запросто можно было проткнуть человека насквозь.
Вдоволь налюбовавшись удивительной штуковиной, Антон вставил клинок обратно. Снова послышался щелчок – шпага намертво зафиксировалась. Гм, интересно придумано. Если не нажмешь на глаз, она не выдвинется из ножен. Зная, что жизнь Кудасова полна опасностей, Антон понимал – такая штука в определенных обстоятельствах может быть весьма кстати.
Он уже собрался поставить ее на место, но взгляд остановился на набалдашнике в виде сфинкса. Его внимание привлекла верхняя его часть. Дело в том прямо над глазом виднелся едва заметный зазор. Может, выдвигающаяся шпага – это не единственный секрет, хранимый удивительной тростью?
Антон взялся рукой за верх сфинкса и покрутил его сначала в одну сторону, затем в другую. Верхняя часть египетского божества стала откручиваться против часовой стрелки. Когда Антон снял золотистую крышку, на время потерял дар речи. Его взору предстал голубой камень неимоверной красоты. Он был зафиксирован мелкими пазами, чтобы не звенел при вибрациях и не бился о стенки.
Антон, не веря своим глазам, с максимальной осторожностью, на какую только был способен, вытащил камень и стал рассматривать его на свет. Он был неимоверной красоты, переливаясь тысячью огоньками на солнце, которое проникало через окно комнаты. Неужели это та самая Стелла?
Да, она. Антон видел точно такой же в Государственном Музее, но теперь знал, что там лежала подделка. А настоящая Стелла все это время была в трости высокого полицейского начальника. Но зачем носить такую драгоценность с собой? Странно, очень странно.
В голове сразу всплыл рассказ Кравцова о Хавинском, который вымогал этот камень у графини и который самым неожиданным образом исчез. Теперь понятно, кто его украл. Ай да Кудасов, ай да ловкач!
– Ты долго там, нет? – послышался голос Явуза с кухни. Быстрые шаги, и вот подручный покойного Хавинского вошел в спальню. Увидев камень, удивился не меньше Коврова.
– Где ты его нашел? – спросил он дрожащим голосом.
– У него в шпаге, – ответил Антон, жестом указав на лежащего без сознания Ивана Леопольдовича.
– Это Стелла, – подтвердил Явуз. – Хова рисковал многим, чтобы заполучить эту драгоценность, но потом, когда его арестовали, камень пропал. После освобождения господин обратился к чиновнику с требованием его вернуть, но тот протестовал, заявив, что не имеет ни малейшего понятия, куда он запропастился. Тогда Марчин пригрозил, что обнародует папку, которая у него имеется, если бриллиант не будет возвращен.
– И что ответил Кудасов? – поинтересовался Антон, не в силах оторвать взгляд от знаменитого бриллианта европейских монархов и королей.
– Точно не знаю, Хова мне подробностей не докладывал. Насколько мне известно, даже под страхом быть разоблаченным этот шакал отпирался и не признавал, что камень похитил именно он. Но пообещал, что найдет его и вернет Хавинскому в ближайшее время.
Антон положил камень обратно в тайник и закрутил крышку.
– Выходит, Кудасов был лишь пешкой в игре твоего господина. Он должен был в случае опасности спрятать камень, а потом, когда все уляжется, отдать обратно. Но наш дорогой друг этого не сделал, предпочитая оставить бриллиант себе. А теперь скажи, не повод ли это, чтобы отправить Хавинского к праотцам? Тем более, что у того имелся, как мы знаем, какой-то загадочный компромат.
Явуз сел в кресло и задумался.
– Такое возможно. Но говорю тебе, в момент убийства, о котором ты говоришь, я сидел на козлах и готов присягнуть, что никто в дом не заходил. Кудасов приехал, насколько я знаю, гораздо позднее. Я к тому времени валялся без сознания так же, как сейчас валяется он.
С этими словами он с ненавистью посмотрел на тяжело дышавшего врага.
– Нам надо без промедления обратиться в Департамент полиции. А еще лучше, протелефонировать следователю Спиридонову. Расскажем, как все было. Отдадим ему камень, и пусть там уже разбираются с этим Кудасовым, – предложил Антон.
Турок отрицательно покачал головой.
– Нет, не пойдет. А я? Ты собираешься сдать меня синемундирным?
Да, действительно. Подставлять альбиноса очень не хотелось. Удивительно, но еще час назад Антон готов был без зазрения совести сдать этого страшного человека в руки правосудия, но теперь готов был пойти на риск, лишь бы этого не делать. Может, потому что этот турок оказался не таким уж и страшным?
– Тогда давай так. Уходи немедленно. Я уничтожу следы твоего пребывания здесь. Сообщу, что мы разговаривали с Кудасовым, как вдруг ворвался ты, оглушил его и второпях убежал. А камень, скажу, обнаружил совершенно случайно. Придумаю что-нибудь.
– Не годится.
– Но почему?
– Пока он без сознания, съездим к нему домой и поищем там папки. Уверен, они там.
– Папки, которые находились у Хавинского и которые забрал Кудасов?
– Именно так. Надо спешить, пока он не очнулся. Если боишься, я могу убить его прямо здесь, и тогда нам никто не помешает.
Антон в знак протеста замахал руками.
– Я тебе дам убить! Ты хочешь покончить с ним в моем доме, на моей кровати? Я знаю, что этот человек редкостный подонок, но не позволю вершить самосуд.
– Ладно, успеется. Но за папками я поеду, а ты как хочешь. Они мне нужны. Будут документы, тогда можно в полицию. Но не ранее, чем я исчезну.
Сказано было тоном, не терпящим возражений. Антону ничего не оставалось, кроме как развести руками. Ехать домой к Кудасову очень как не хотелось, но отпускать турка одного было нельзя. Он может легко попасть в руки полиции несмотря на то, что все это время ему удавалось беспрепятственно скрываться.
Но беспокойство о Явузе было не главной причиной, и Ковров нашел в себе силы признать это. Ему было по-настоящему страшно. Если сейчас он мог избежать гнева Кудасова, придумав историю о сбежавшем Явузе и заявив, что сам никоим образом не связан с ним, то после проникновения в жилище сделать это будет гораздо труднее. Но молодой студент еще давно пообещал себе, что никогда больше не поддастся страху, этому ужасному пороку, а потому согласился сопровождать альбиноса.
– Мы даже не знаем, где он живет, – обратился Антон к своему гостю, в глубине души надеясь, что это обстоятельство изменит его решение.
Тот в это время копался в карманах лежащего без сознания Кудасова. В одном из них он обнаружил связку ключей, с улыбкой продемонстрировав свою находку Коврову.
– Зато я знаю. Следил за ним. Улица Корабельная, недалеко от Адмиралтейства. Там еще рынок рядом.
Поняв, что всякие попытки отговорить альбиноса ни к чему не приведут, Антон начал думать, как бы его переодеть.
– Явуз, твоя одежда не годится. Слишком броская. Попробую поискать другую.
Казалось, это не займет много времени, но студент ошибся. Брюки, которые удалось найти в кладовке, были турку малы – не сходились в талии. Рубашка тоже. Явуз был крупнее Антона и шире в плечах, что затрудняло поиск. Перемерив несколько рубашек и не найдя ничего подходящего, Ковров дал турку свой вязаный шерстяной свитер, который – о чудо – пришелся впору. Не по сезону, конечно, но ничего не поделаешь.
Штаны подобрать так и не удалось, а вот лакированные туфли нашлись – у них с Явузом оказался одинаковый размер. Белые волосы удалось скрыть при помощи широкополой шляпы. Сверху турок надел легкий плащ Кудасова, который придал ему более-менее презентабельный вид. Посмотрев со стороны на переодетого альбиноса, Антон остался доволен. Не лондонский денди, конечно, но хоть внимания не привлекает. Сам же переоделся в белую сорочку с накрахмаленным воротничком и хлопчатобумажные брюки.
– Поедем на извозчике. В портмоне полицейской ищейки я обнаружил четыре рубля, так что деньги есть.
– Опасно, – покачал головой Антон. – Да, здесь за углом располагается извозчичий трактир, где поят лошадей и отдыхают ваньки, так что найти карету не проблема. Только не забывай, что у каждого извозчика на груди бляха с регистрационным номером. Они все стоят на учете в полиции, и обо всех подозрительных седоках обязаны докладывать в Департамент. Особенно теперь, когда в городе происходят такие страшные события. Тебя могут узнать и тут же сообщить властям.
Турок не согласился с Антоном.
– Это произойдет быстрее, если пойдем пешком. Идти туда долго, минут сорок. А на лошадях минут за десять домчимся. Еще и силы сэкономим. Поэтому рискнем.
Антон согласился и на этот раз. Он уже так глубоко погряз в этой скверной истории, что даже не хотел спорить. По телу разливалась какая-то апатия, сковывающая мышцы и подавляющая любое желание вступать в конфронтацию.
Глава 34
Заперев за собой дверь, Антон со своим странным спутником вышли на улицу. Ветер стих, и не смену ему вышло солнце, согревая пробивавшимися сквозь тучи лучами прохожих.
А их было много. Некоторые шли по тротуару быстро, спеша по своим делам, другие прогуливались степенно, неторопливо. Вот мимо них процокали на каблуках две дамы в широких платьях, держа в руках раскрытые зонтики. Они о чем-то переговаривались, смеялись. Антона и Явуза они даже не удостоили взглядами. За ними проследовал мужчина средних лет, по виду приказчик. На спутников он также не обратил никакого внимания. По дороге проехал богатый экипаж с кучером в полосатой ливрее, который скрылся за первым поворотом. На другой стороне дороги из магазина выходили несколько полных дам. Вывеска на нем гласила: «Бакалейная торговля». Сбоку имелась приписка: «Горячая колбаса. Табакъ, сигары и папиросы». Все было как всегда – обычный будний день. Пахло пылью и конскими экскрементами.
Шагах в ста Антон разглядел ехавшего прямо в их сторону извозчика. Недолго думая, свистнул и поднял руку вверх, зазывая подъехать к ним. Кучер, завидев потенциальных клиентов, с силой хлестнул кнутом лошадь, и та прибавила ходу. Поравнявшись с двумя путниками, остановилась.
– Вези нас на Корабельную, туда, где рынок. Да поживее, – Антон забрался на пассажирское место позади ваньки.
– Как прикажете, барин, – улыбнулся бородатый кучер в желтом кушаке на голове. – Уж знаем это место, не извольте беспокоиться. За три гривенника домчу с ветерком.
– Чего-чего?! – Деловито возмутился Антон, хотя в этот момент его одолевали совсем другие мысли. – Ты это брось. Чего удумал-то, тридцать копеек. Да тут ехать всего ничего. Двугривенный плачу. Нет, найду другую лошадь.
– Смилуйтесь, барин. У меня цена честная, много лет езжу. Всякий знает, Илья Макушкин лишней копейки не возьмет.
– Да ты, Илья Макушкин, как погляжу, по ночному тарифу возить удумал! – Антон начинал сердиться уже по-настоящему. – Два с половиной, и по рукам. Знаю, что и это дорого, но мы с приятелем спешим.
– Ну ладно, ладно, – сдался кучер. – Два с половиной. Для хороших людей можно и в убыток прокатиться, чего уж там.
Да уж, в убыток, подумал про себя Антон, отметив про себя жадность извозчика. Усевшись в карету и облокотившись на мягкую подушку, он помог забраться Явузу, который расположился рядом. Тронулись.
Кучер Илья Макушкин оказался весьма словоохотливым, что сейчас было совсем некстати. Антон Ковров не был настроен на пустую болтовню. Пришлось выслушивать о повышении цен на мясную продукцию, жалобы на местную администрацию, которая никак не может навести порядок в городе, на тяжелую долю брата-извозчика и многое другое. Студент про себя отметил, что, наверное, пройдет сто лет, а ничего не поменяется. Так же будут жаловаться на власть, будут всем недовольны, но при этом сами не ударят палец о палец, чтобы изменить положение дел. Разве что в будущем будут не пряжки, а автомобили с двигателями внутреннего сгорания, которые сейчас набирают популярность в Европе и Североамериканских Штатах.
Увы, домчаться за десять минут, как изначально планировалось, не удалось. На улице Рижской, возле городской библиотеки, перевернулась телега с сеном, перегородив проезжую часть. Пришлось объезжать, и это заняло еще минут пять. Кроме того, на перекрестке Макушкин поравнялся с другим извозчиком, который стал рассказывать о том, что один их коллега вчера ночью скончался в китайской опиумной курильне. Разговор затянулся на несколько минут, и мог бы продолжиться еще дольше, если бы Антон не прикрикнул на возницу и не напомнил ему, что он везет седоков и должен доставить их на место. Извинившись, ванька тронулся дальше.
Наконец-то прибыли на место. Расплатившись с Макушкиным, Антон с Явузом спрыгнули на булыжный тротуар. Когда упряжка скрылась за поворотом, студент выругался, и на то была причина – путь занял вдвое больше времени, чем планировалось.
– Почему ты стал торговаться? – Спросил турок, поправляя шляпу. – У нас были деньги заплатить ему и тридцать копеек.
– Чтобы не вызывать подозрений, – ответил Антон. – Если бы мы согласились на такую грабительскую цену, это показалось бы странным. Ладно, вперед. Показывай дорогу.
Идти пришлось через рынок. С обеих сторон были размещены деревянные торговые палатки, где каждый продавец нахваливал свой товар. Отовсюду раздавалось:
– Бублики, свежие бублики! Горячие, только с печи! Не проходите мимо! Бублики, свежие бублики!
– Куриные яйца, большие, домашние! Двенадцать копеек десяток! Подходи выбирай!
– Ржаной хлеб, пять копеек! Забирайте, пока не остыл!
– Говяжья вырезка, свежайшая! По семнадцать копеек отдаю!
Кое-как миновав торговые ряды, вышли на Корабельную улицу. Здесь уже было поспокойнее – никто не кричал и не толкался. Явуз остановился и стал оглядываться по сторонам в поисках дома, где квартировал Кудасов. Повертел головой взад-вперед, остановил взгляд на цирюльне, которая находилась на противоположной стороне дороги.
– Вон, видишь, цирюльня Ануфриева? Написано так. Дом, который мы ищем, дальше, в двух минутах ходьбы. Серый такой, большой.
Антон кивнул. Значит, уже близко. Сунул руку в карман, нащупал там холодную сталь револьвера, который предусмотрительно прихватил с собой. Набрал в грудь воздуха и уже собрался идти, как вдруг услышал:
– Адддну минуточку, господа. Паапрашу документики.
Обернулся и замер. К ним спешил околоточный в форме. Нет, только не теперь! Надо же, как не повезло. Он стоял прямо позади них, поэтому ни Антон, ни Явуз его сразу не приметили. Что теперь делать? Броситься прочь? Догонит. Да еще свистеть начнет, народ сбежится. Эх, вот так неудача.
Околоточный приблизился к двум мужчинам и сказал:
– Кто такие? Вас не знаю. Извольте документы посмотреть.
Представитель правопорядка глядел на них подозрительно, нахмурив брови. Был он уже не молод, хотя еще и не стар. Довольно коренастый. Антон про себя отметил, что именно такие служаки вызывают у уличных бандитов благоговейный трепет и даже страх.
Времени на раздумья не было. Антон улыбнулся и принялся горячо жать руку околоточному.
– Здравствуйте, вы то нам и нужны! Не представляете, как хорошо, что мы вас встретили.
Студент при этом искренне улыбался, полицейский же, напротив, глядел с удивлением, не понимая, что происходит. Турок стоял растерянный.
– Вы, это, в чем дело? – угрожающе рявкнул представитель правопорядка, высвобождая руку.
– Простите, мы не представились. Меня зовут Альберт Жаботинский, а это мой друг, Шарль Вуазье. Мы французские корреспонденты, из газеты «Ревю Паризьен». Не представляете, какая удача встретить господина полицейского. Надо сказать, мы и сами к вам направлялись.
Околоточный продолжал смотреть недоверчиво, но уже не так пристально.
– К нам? В отделение? Зачем это?
– Все дело в том, что мы давеча прибыли из Парижа, писать статью о вашем городе. Прекрасный город, надо сказать! Архитектура – загляденье, городской парк – выше всяких похвал. А люди какие добрые, какие отзывчивые! Настоящий русский дух. Как давно я не был в России, как давно. Когда выдалась такая возможность, я двумя руками ухватился за нее. Не думал даже, что влюблюсь в этот город, хотя здесь мы только лишь второй день.
Полицейский, услышав добрые слова о своем городе, растянулся в улыбке.
– Так вы, господа, иностранные журналисты? Всегда рады мастерам печатного слова. Извольте полюбопытствовать, что привело вас именно сюда? Почему не в Москву, не в Петербург?
– Малые города нам интереснее. Сами посудите, что в том Петербурге? Чахотка да начальство. Еще и реформами балуются, словно заняться более нечем. А здесь душа, искренность. Кроме того, именно здесь происходят жуткие убийства на улицах. Представьте, и до Парижа новость дошла. Вот мы и командировались сюда, сделать репортаж об этом расследовании и пообщаться с царской полицией. Не знаю, будут ли нам рады, но нам бы очень хотелось пообщаться с ними. Вот просто очень-очень хотелось.
Антон уже понял, что переигрывает, но дороги назад не было. Околоточный надзиратель продолжал улыбаться.
– Да, убийства имеются, весь город только об этом и толкует. Сумасшедший объявился у нас, хотя раньше ничего подобного не было. Так-то город тихий, спокойный. Но изловим мерзавца, никуда не денется. Получили распоряжение проверять и задерживать всех подозрительных личностей. Так что, как видите, не зря хлеб кушаем.
– Так вы нас за подозрительных приняли? – рассмеялся Антон. – Никогда бы не подумал, что окажусь у полиции в сильном подозрении. Хотя признаю, на вашем месте тоже бы документиками поинтересовался. Но это лишнее, право слово. Мы сами к вам давеча собирались.
Полицейский уже смотрел не с подозрением, а с улыбкой.
– Ну так пожалуйте к нам, в четвертое отделение, – представитель правопорядка указал рукой куда-то вдаль. – Милости просим. Это здесь, недалеко. Примем, чаем угостим, по всей форме. Начальник наш, Петр Сергеевич, человек большого ума, прогрессивный. Всегда найдет время пообщаться с иностранными журналистами. Тем более, он является горячим поклонником методов французской полиции. Говорят, у вас там в криминалистике просто чудеса делаются. Читал, даже умеют по рисунку пальцев преступников ловить. Мол, у каждого человека рисунки эти отличаются, и ни у кого нет двух одинаковых. Только представьте, как бы это облегчило нашу работу. Взяли какого-то убийцу, и что? Свидетелей нету, доказать, что убил он, никак невозможно. А тут бац – следы пальцев на месте преступления оставил. Улика неопровержимая, деваться некуда. Это будет понадежнее любых свидетельских показаний, не отвертишься. Скажите, правда у вас так, или выдумки?
– Действительно, такая методика имеется, я даже писал об этом. Называется интересным словом «дактилоскопия». Пока во Франции она не внедрена, приходится довольствоваться бертильонажем. Но прогресс не остановить. Еще немного, и полиция начнет с этим работать. Перспективы открываются просто невероятные, здесь я с вами полностью согласен. А вот насчет работы полиции позволю вам заметить, что вы себя недооцениваете. В Париже, конечно, работают профессионалы, с этим не поспоришь, но и у вас в России не отстают. О методах царской полиции у нас говорят много, даже в пример ставят. Наслышаны о легендах вашего сыска: Путилине, Кошко, Ланге. Их методам позавидовал бы сам Шерлок Холмс, бьюсь об заклад. Персонаж он, правда, книжный, но уверен, в жизни такие тоже встречаются. Так что не говорите, в Париже очень уважают российских сыщиков.
Слышать лестное мнение о представителях правопорядка было полицейскому очень приятно. Он уже увлекся разговором и забыл, что еще минуту назад готов был увести двух подозрительных людей в предвариловку.
– Это да, это да. И у нас работают талантливые люди. А что же ваш друг молчит? Немой, что ли?
Он перевел взгляд на стоящего рядом Явуза. Антон, не дав турку проронить ни единого слова, ответил:
– Ну что вы, совсем не немой. Просто русскому языку не обучен. Не понимает, о чем мы тут с вами разговариваем.
