– А чего там? – хмуро и незаинтересованно, а просто ради приличия спросил Дмитрий.
– Дядя Павлик звонил. Говорит, что она скандал там, в роддоме, устроила! – начала рассказывать мама. – Короче, Ваське прививку какую-то делали, в венку на голове, на руках-то ещё маленькие совсем, не попадёшь, и, видать, плохо обработали. Кровь текла, наверное. Фу-х, Господи, – вздрогнула она, зажмурившись, подавляя приступ тошноты. – Ну, он варежкой своей, видать, тёр, на распашонке-то, да по всему лицу и размазал. Бедненький… Когда его к Наташке-то принесли кормить, у него весь рукав на распашонке, ну, эта… варежка, в крови была, как корка твёрдая стала, вся голова, всё лицо в крови, аж к уху, говорит, натекло. Ой! – снова вздрогнула она. – Прям представить страшно! Он же такой маленький, – она в умилении, но с тревожным лицом, сложила свои ладони перед грудью и, подумав, продолжила: – Всё засохло там у него. Ужас, короче! У него ещё и аллергия, походу, какая-то пошла. Или не знаю, чего там. Может, просто воспаление. Покраснело всё вокруг укола. Вот что за люди?! А если заражение пойдёт?! Господи! Только бы всё обошлось! – теперь она сложила руки в молитве. – Короче, Наташка медсестру за грудки… – уже мягко и женственно улыбаясь, она показала, как её сестра Наталья схватила медсестру. – Чуть не убила её, в общем. Потом врачи набежали. Павлик же вчера две бутылки водки им передал. Натаха орёт: «Что, спирта у вас нет, что ли?!! Ребёнка вытереть не чем?!! Возьмите водку, которую вам муж принёс! Или вы уже выжрали всё?!» Короче, устроила им там кузькину мать. Все забегали, засуетились. Утащили его! Ваську-то. Вымыли! Переодели в кипельную[1 - Кипень – устаревшее слово жен. рода, обозначающее белую пену на по-верхности воды при кипении или бурном волнении. Кипень прибоя, кипень водопада. В данном контексте произнесено неправильно, но с нужным смыслом – кристально чистое, отбеленное посредством кипячения. До 90-х годов бельё для отбеливания кипятили.] распашонку. До этого, говорит, серая была, непростиранная какая-то. Теперь, как в палату зайдут, все вежливые такие, на цырлах перед ней ходят, спрашивают каждый раз: «Всё ли хорошо? Не надо ли чего-нибудь ещё?» Короче, такая вот история.
– М-м-м… Понятно, – мрачно сказал Дима.
– А ты чего такой хмурый? – спросила мама.
– Да ничего. Завтра в путягу[2 - Путяга – на сленге обозначает ПТУ – профессионально-техническое училище.] опять. Неохота.
***
Вот и настало долгожданное послезавтра. В этот день Пономарёв еле дождался окончания второй пары в путяге. Третью он решил прогулять. Воспоминания о Рыжей Бестии вызывали в нём трепет.
Дмитрий сел на первую электричку в сторону Москвы, которая шла после перерыва. Он сидел у окна и, глядя на мелькающие дома, машины, столбы и стволы ещё почти голых, но уже начинающих затягиваться яркой свежей зеленью листвы деревьев, нервно дёргал ногами. Потом обратил внимание на волны проводов, которые плавно поднимались и, достигнув пика (крепления к столбу), снова спускались от одного столба к другому. Некоторые из них, прикреплённые к столбу выше других, могли, спускаясь, пересечься с ними и спускаться ниже их. А потом, достигнув своей нижней точки, они устремлялись вверх, снова пересекаясь с «другими» и уходили ещё выше, к новому своему креплению. Зрелище это повторялось вновь и вновь, немного успокоив Диму, и он с интересом наблюдал за «кривой пляской» проводов.
Нетерпение ожидания встречи немного отступило. Он забылся. И вдруг объявили станцию Томилино. Он встрепенулся и снова заволновался.
Когда поезд остановился, Дима вышел из вагона и побрёл по инерции в направлении движения электрички, не понимая в принципе, куда ему в действительности нужно идти.
В тот вечер, на пикнике, он был прилично пьян и, к своему сожалению, не запомнил точное время встречи с Рыжей Бестией на условленной остановке «ВУГИ».
«Хоть название остановки запомнил и то ладно. Буги-вуги. Блин!» – подумал он.
Посёлок ВУГИ располагается в городе Люберцы, между станциями пригородных электричек Томилино и Панки, в районе перекрёстка Октябрьского проспекта с Егорьевским шоссе. Он стоит особняком от остальных районов города, отгороженный зеленью деревьев и тишиной.
Своё название этот район получил от построенного здесь в послевоенные годы здания Всесоюзного угольного института (ВУГИ), который позже был переименован в Институт горного дела им. А. А. Скочинского.
Но ничего этого Дима, естественно, не знал. Он запомнил только, что «ВУГИ» – какое-то странное, необычное и непонятное название автобусной остановки.
– Извините! – вежливо и в то же время шутливо обратился Пономарёв к проходящей мимо него женщине. – А вы не подскажите, как к остановке «Буги-вуги» пройти?
Женщина благодушно улыбнулась избитой шуточке и, довольно подробно объяснив, показала, куда надо идти.
Пономарёв поблагодарил её и пошёл в указанном направлении. Он плохо воспринял объяснение, запомнив только «от Пушкина – прямо по дороге» и то, что идти придётся пару остановок.
Спустившись с платформы, Дима увидел памятник Пушкину.
«Всё правильно! – подумал он. – Пгавильным кугсом идём, товагищи!» – вдруг всплыло в памяти картавое ленинское изречение.
Потом он долго и уныло шёл вдоль железной дороги, разглядывая ряды заборов частных домов. Ещё несколько раз обращался к прохожим для уточнения маршрута. Проходя мимо остановок, читал названия: «Платформа Томилино», «Улица Никитина». Вышел на Егорьевку (Егорьевское шоссе). Шёл ещё какое-то время. И наконец-то увидел на очередной будке автобусной остановки заветное и непонятное «ВУГИ».
«О! Буги-вуги. Мне сюда», – радостно подумал он.
Время было около двух часов.
Он уселся на лавочку и прождал, как ему показалось, очень долгих минут пятнадцать.
Поняв, что Рая не придёт, решил пойти к родственникам. Ему хотелось пить и очень не хотелось сидеть на пыльной и унылой остановке. Пономарёв решил, что будет приходить сюда каждый час. Он не помнил, на который именно час они с рыженькой договорились, но точно был уверен, что это было в какой-то час и ноль-ноль минут.
Саня с Ольгой были дома. Они уже пришли со школы. Саня очень обрадовался приезду брата.
– О! Прикольно! А ты чёй-то к нам? На рыбалку пойдём?! – воскликнул он.
– Да нет. Просто мимо проезжал, то-сё, решил зайти, – устало ответил Дмитрий. – Попить дашь чего-нибудь?
Санька побежал на кухню, налил воды в большой чайный бокал и подал брату. Они поболтали ещё немного.
Время близилось к пятнадцати часам.
Дима понял, что пешком он точно не успеет к трём, и попросил у Сашки отцовский велик. Тот не знал, что и ответить – вещь-то отца, но отказать не смог. Тем более отец сам уже давал Димке свой велик.
Пономарёв поехал к месту встречи. Теперь он точно решил приезжать на «ВУГИ» каждый час. Ну а что – удобно: велик под задницей и переждать есть где. Но чувство тревоги его не покидало. И с каждой минутой оно становилось всё сильнее. Он начал предполагать, что Раиса может вовсе не прийти.
Мобильных телефонов тогда ещё и в помине не было, и, если у тебя не оказалось номера домашнего телефона или адреса нужного тебе человека, его можно было потерять навсегда.
Правда, по телефонному справочнику можно было легко найти номер телефона разыскиваемого, но только если знать его фамилию и, хотя бы приблизительно, адрес. Имея только адрес и потратив, естественно, гораздо больше времени, всё же вполне реально было отыскать и номер телефона. Обладая только номером телефона, шанс на победу в поиске адреса в таком случае всё же оставался. Однако решить такую задачу было делом сложным: справочник был составлен в алфавитном порядке по фамилиям абонентов, и пришлось бы переворошить весь этот толстенный талмуд, проверяя каждый телефонный номер и сравнивая его с предполагаемым адресом и фамилией. К тому же можно было просто созвониться с разыскиваемым.
Но в Димкином уравнении было три неизвестных: он не знал ни адреса, ни телефона, ни фамилии Рыжей Бестии и её мужа. Да ещё и квартира их могла быть съёмной. Так что по фамилии поиски могли и не принести желаемого результата. У него не было ровным счётом ничего, что могло бы помочь в поисках. Пономарёв был расстроен, понимая, что если Рая сегодня не придёт, то он её больше никогда не увидит.
Погрузившись в свои печальные размышления, Дима сильно разогнался и, не заметив открытый люк, въехал в него передним колесом. Колесо наполовину вошло в люк и намертво там застряло.
Велосипед был «Аист», с высокой рамой, про такой говорили – «взрослый». Если бы хотя бы был какой-нибудь невысокий, типа «Кама» или ему подобный, было бы, наверное, несколько проще, а так получилось, как получилось.
Летел Пономарёв весьма эффектно. В полёте он сделал сальто через голову. Правда, моральное состояние молодого человека, и без того пребывающего в упадке, от пережитого ещё более ухудшилось. Пока летел, размышлял про того мудилу, которого чёрт дёрнул зачем-то уволочь эту несчастную крышку канализационного люка, оставив его открытым – «на счастье» таким бедолагам, как Пономарёв. Ему очень было жаль себя.
Однако кульбит оказался во благо. Так как, во-первых, он не ударился своим мужским достоинством о высокую раму и рогообразный руль, а во-вторых, Дима избежал того, чтобы пропахать своим лицом и грудью по земле. Он приземлился на свою «пятую точку» в своих чистых и светлых штанах и проехался, сидя на заднице, метра с два по свежей траве. Из-за этого задница окрасилась в зелени. И теперь его «пятая точка» стала точкой зелёной.
Он встал, осмотрел себя, подёргал руками и потопал ногами, выяснив, что конечности и вообще кости целы. Кожный покров тоже, в общем-то, не пострадал. Но вот выходные брюки, надетые специально для свидания с Рыжей Бестией, теперь вряд ли отстираются. А подойдя к велосипеду, мёртво вставшему в колодце, он увидел, что рама от удара погнулась.
Хорошо, что колесо пострадало не сильно. Дима кое-как выдернул велосипед из люка и поехал дальше. Но из-за погнутой рамы при поворотах крыло стало задевать за раму. Благо ехать оставалось недалеко.
Время – три часа дня ровно. Стоит Пономарёв на остановке с зелёной жопой и ждёт Рыжую Бестию, не обращая внимания на все знаки, которые посылали ему небеса, пытаясь остановить его таким экстравагантным способом, как открытый колодец.
Но и к трём она не пришла. И, слава Господу! – не увидела зелёную пятую точку.
Вернувшись домой к родственникам, он попытался застирать брюки. Но мало что у него вышло из этой затеи: брюки-то намочил, а следы травы с землёй почти такими же остались. Благо, что его двоюродные брат и сестра сразу же накинулись с расспросами, что же случилось со штанами, и не увидели пострадавший велосипед. Ему не пришлось оправдываться по поводу велика.
В таких брюках идти на свидание, даже если оно, возможно, уже и не состоится, было невозможно. И вообще даже просто на улицу выйти было стыдно. Он пошарил по дядькиным шкафам со шмотками и нашёл более или менее подходящие брюки. Переоделся и снова поехал на остановку, уже к шестнадцати, понимая, что шансы на то, что она придёт, тают, как первый снег.
И вот стоит опять Дмитрий на автобусной остановке и ждёт. Время подходит. И думает он о своём позорном полёте, о погнутой раме велосипеда и о дядькиных старомодных штанах: «Блин! Но это всё же лучше, чем «отсвечивать» в своих, с «зелёной точкой»!» Думает о том, как ему теперь оправдываться перед дядей Пашей за сломанный велосипед, о том, что хорошо всё-таки, что ему ещё повезло, и он сам цел и невредим после такого кульбита.
Дмитрий уже совсем позабыл, зачем он вообще здесь стоит и зачем он сюда приехал. И вдруг неожиданно для самого себя среди идущих к остановке людей он заметил светлое пятно, словно лучик света в серости обыденности – ту самую, ради которой он и был здесь, ту самую его рыжеволосую красавицу – Рыжую Бестию Раису.
Они обнялись и поцеловались в щёчку, очень скромно. Без той страсти, которую надумал себе Дима в своих грёзах накануне. Он взял свой многострадальный велосипед и повёл его за «рога». Они пошли от остановки в сторону дворов.
– А чего это ты на велике-то припёрся? – усмехнулась Рая. – Не то что в обнимку, а даже за ручку с тобой не пройдёшься!
В качестве оправдания Пономарёв рассказал, что в связи с большим количеством выпитого в тот майский вечер на шашлыках он просто забыл время встречи и поэтому приходил сюда, на «ВУГИ», каждый час, начиная с четырнадцати.
Девушка так мило посмеялась, что у Дмитрия всё свело внизу живота от желания наконец-то прикоснуться к её губам. Они шли по кленовой аллее в сторону станции Панки. Было тепло и красиво. Дима рассказал про свои приключения с велосипедом и люком. Про своё фееричное «сальто» и про «зелёную точку». Рая всю дорогу хихикала. Они прошли станцию и зашли в маленькую рощицу из разношёрстных деревьев, растущих вдоль железной дороги. Присели на брёвна, уложенные здесь в роли лавочек. Пономарёв сделался молчаливым и скромным. На трезвую голову он был очень робок и стеснителен. Раиса сразу обратила на это внимание и сама, как говорится, «взяла быка за рога» или «инициативу в свои руки», это как кому будет угодно. В общем, она сама предложила, чтобы Дима её поцеловал. От такого предложения на первом свидании Пономарёв просто впал в ступор и ужасно покраснел, но та сладкая ломота внизу живота опускалась всё ниже в область паха, наливая и увеличивая «шарики», помогая-таки преодолеть скованность и наконец поцеловать её – рыжую мечту, долго и нежно. Их губы слились, а языки начали свои безумные танцы любви.
В промежутках между поцелуями они разговаривали. Рая рассказывала о себе, говорила, какую любит музыку. Она даже напела парочку своих любимых песен: «Город Золотой» и «Я хочу быть с тобой».
Дима обычно не слушал рок, который был ему даже противен. Он предпочитал другие, более массовые и популярные музыкальные направления. И даже считал любителей рока и других вытекающих из него музыкальных течений своими идейными врагами. Испытывал к ним неприязнь и даже ненависть. Дабы избавить город от этой нечисти, не раз бывало, что он со своими единомышленниками, участниками одной из самых многочисленных и уважаемых в Жуковском группировок «Птицы», воспитывали в этой, так сказать, идейной борьбе волосатых неформалов через избиения, вымогательства или грабежи, что было реже, и, что чаще случалось, – через безобидную «стрижку» своих противников. Песня группы «Наутилус Помпилиус» «Я хочу быть с тобой» была у всех на слуху, и, возможно, когда-то, где-то и Дима мог слышать её. По крайней мере слова этой песни ему отдалённо, но всё-таки показались знакомыми. А про песню «Город Золотой» какого-то там бунтаря-рокера Гребенщикова Дмитрий абсолютно ничего не знал и никогда её не слышал. Хотя в конце восьмидесятых вышел фильм Сергея Соловьёва «Асса» и одноимённый саундтрек к фильму в виде альбома группы «Аквариум» на виниле, выпущенного фирмой «Мелодия». Но Дима не смотрел этот фильм и не слушал эту пластинку. А теперь внезапно мировоззрение Пономарёва и, в частности, отношение если не к авторам песен или приверженцам данного жанра, то хотя бы к этим двум, пока обезличенным для него музыкальным произведениям, стало меняться. В исполнении Рыжей Бестии песни приобрели для него некий романтическо-сексуальный шарм и сакральное значение. Тем более что для него песни были обезличены исполнением его рыжеволосой мечтой наяву – акапелла, то есть без ненавистного ему музыкального сопровождения. После этого звучание песен и в оригинале стало для Пономарёва приемлемым и даже приятным.
Время утекало как вода сквозь пальцы, и Рае уже пора было возвращаться домой.
Когда Дима провожал свою Рыжую Бестию, они проходили мимо ларька под названием «Железнодорожный».
– Теперь мы будем встречаться около этого магазина, – сказала Раиса. – У остановки «ВУГИ» нас может кто-нибудь из знакомых увидеть. Слишком близко к дому. Просто – это первое, что пришло мне в голову, чтобы не потеряться совсем.
Пономарёв смотрел на неё как на божество и был согласен со всем, что бы она ни предложила, лишь бы угодить ей.
Но в их договорённости оказалось одно «но»: она не знала, когда же теперь сможет в следующий раз выбраться из дома. Однако Рая оказалась продуманной девушкой и так же, как и после шашлыков, чтобы договориться, когда она рванула на велосипеде подальше от ушей и глаз мужа, придумала новую схему конспирации.
– Давай так! – предложила она. – Как Серёга уедет на рыбалку, я повешу на балконе целлофановый пакет, якобы сушиться.
В те годы целлофановые пакеты были дефицитом, и в целях экономии их даже стирали и сушили, как бельё.
План Рыжей Сони был обалденно хорош! Теперь Пономарёву хотелось называть её именно так. Так же, как звали героиню одноимённого Голливудского фильма. Потому что «Бестия», хотя и подходило ей это звание, но всё же было грубым и пошлым, а она всё-таки была милой и хрупкой девушкой.
Теперь Дима был готов каждый день приходить к её дому, примерно часа в два или три дня, и караулить под балконом: не болтается ли на нём условный знак – полиэтиленовый пакетик. А тем более, после того как он всё-таки дождался её и был с ней наедине и целовался, и это было фантастически прекрасно. Короче, он убедился, что она его теперь не обманет и, если ей позволят обстоятельства, выполнит свою часть договора. Для него это казалось вполне приемлемо. Тем более что скоро уже наступят каникулы. И, если повезёт, и на бельевых верёвках будет висеть пакетик, это будет означать, что рыжеволосая королева соизволит сегодня прийти на свидание. Да ещё эта ломящая боль внизу живота распространилась и на другие участки тела Пономарёва – на грудь, голову, мозг. У Димы не было другого выхода, и он с радостью преданной собачонки согласился ходить каждый день в надежде увидеть заветный знак.
Раиса показала ему свой балкон на третьем этаже. Легко и непринуждённо сказала «пока» и ушла домой.
Пономарёв пытался идти в сторону дома родственников ровной походкой. Ехать на велосипеде он не мог из-за напряжения в паху: там сильно ломило от безумного перевозбуждения без выхода, без разрядки. Он шёл очень медленно. Но не всегда удавалось идти ровно, так как воспоминания будоражили его либидо.
Придя к родственникам, Дима поставил велосипед на место. Про аварию, своим «мелким» – брату и сестре – он решил пока ничего не говорить. Будь что будет! Тем более не так уж и сильно испортился этот несчастный велосипед.
Дяди Павла ещё не было дома. Обычно он приходил поздно с работы. Дима решил, что как-нибудь позже, если сегодня не дождётся дядьку, то потом уж точно расскажет ему лично про эту историю. Так даже будет лучше. Главное, что это будет потом! Сейчас он просто не мог об этом думать. Сейчас его беспокоила другая проблема.
Он зашёл в туалет и собственноручно «выпустил пар». Давление в паху, да и во всём теле, немного спало. Боль понемногу утихла. Он почувствовал облегчение и усталость. Хотелось прилечь. Но надо было ехать домой.
«Всё-таки лучше потом! – подумал Пономарёв, выйдя из уборной. – Сейчас не стоит дожидаться дядьки».
…
Время уже было около восьми вечера. Солнце закатилось за горизонт, и улицы начали заполняться лёгкими сумерками.
Пройдя через анфиладу дворов, Пономарёв вышел на безлюдную улицу с плотной растительностью. По левой её стороне были одноэтажные строения и заборы, а по правой – тянулся тротуар между ряда трёх-четырёхэтажных жилых домов и дорогой. Дима, уже бодро шагая по тротуару со своими грязными штанами под мышкой, достал сигарету и, остановившись, прикурил. Чтобы не опалить свою длинную чёлку, он наклонил голову, а потом, как обычно, мотнул ею, откидывая с лица нависавшие волосы, пригладив их рукой. Хотя было ещё довольно светло, но огонёк от зажигалки ярко осветил его лицо.
– Дружище! – кто-то окликнул его.
Дима, прищурившись, глянул в сторону, откуда послышался голос. Огонёк от зажигалки немного ослепил его.
Два парня, немного старше его, стояли на обочине с другой стороны дороги, возле каких-то сараев или гаражей. Сразу их было и не разглядеть: тёмная одежда сливалась с кустарником, да ещё и «зайчики» от зажигалки в глазах.
– Дружище, – повторил один из парней, – угости сигареткой.
Пономарёв кивнул и показал пачку.
– О! Спасибо! – обрадовался парень. – Можешь к нам подойти? А то у нас тут…
Он показал на что-то, лежавшее на земле.
Дмитрий, спрыгнув с тротуара на дорогу, быстрым шагом перешёл пустынную улицу, пытаясь показать этим, что спешит. Подошёл к ребятам. Они стояли и странно, как-то по-блатному похохатывая, улыбались. Один, что подозвал Пономарёва, был ниже его ростом, а второй, который стоял за спиной у первого, – выше. Получилось, что между собой у них была разница в росте почти на голову. Одежда у них была какая-то старая, зачуханная.
«Оборванцы какие-то!» – подумал Дима и протянул им пачку с выдвинутыми сигаретами.
Парень, который подзывал Пономарёва, потянулся за сигаретами, глядя Диме прямо в глаза. Потом он изменился в лице и резко выхватил пачку.
– Ты откуда, друг? – дерзко спросил парень и быстро зыркнул по сторонам.
Дима сглотнул.
««Любера», блин! Не какие-то тебе оборванцы», – подумал он.
