– Да, – подтвердил Агвинар. – Хоть у меня и не уши эльфа, но даже я их теперь слышу. Они совсем уже вольготно чувствуют себя в этих лесах. Мы расположимся вон на том холме.
С вершины небольшого холма рядом с дорогой, куда поднялись молодые воины, Агвинар осмотрелся по сторонам и предложил привязать лошадей к деревьям, растущим поблизости. После того как они привязали с другой стороны холма своих лошадей и вернулись на холм, ждать пришлось недолго. Вскоре появился отряд орков, которые шли довольно тесной группой. Хотя в этой группе нельзя было разобрать рядов и колонн, но орки считали, что они идут строем. Около тридцати орков держались в тени деревьев, стараясь избегать прямых солнечных лучей.
Агвинар достал свой лук и приготовил стрелу. К этому времени Сельфиан уже стоял рядом с деревом в зеленом эльфийском плаще и целился в отряд из лука.
Когда отряд почти достиг подножья холма, Агвинар окликнул их с требованием представиться и сообщить о своей цели данного похода, но вместо ответа один из орков выпустил свою стрелу в сторону холма, даже не видя своего врага, ориентируясь только на звук. В тот же момент Агвинар отпустил тетиву, и его стрела устремилась в сторону орков. Следом сразу же последовала стрела Сельфиана. Хотя эльф выпустил свою стрелу только после мага, но она поразила свою цель даже раньше. Пока орки опомнились, еще два их сородича упали на землю с торчащими стрелами из груди и шеи. С дикими криками орки побежали к нападавшим, на ходу выхватывая свои изогнутые мечи. К тому времени, когда они прошли половину своего пути к вершине холма, еще пять орков упали, сраженные стрелами эльфа и мага. В тот день не знали промаха стрелы двух друзей из Милинтила.
Уложив дюжину воинов врага стрелами, юные воины отбросили луки в сторону и обнажили свои мечи. Боринзагор ярко сверкнул в лучах солнца, пробившихся сквозь густую листву вековых деревьев. Ослепленные этим ярким светом, орки на секунду замешкались, что фактически и послужило причиной гибели еще четырех орков, так как Агвинар уже со своими друзьями накинулся на них с вершины холма. Орки взбирались на холм неровным строем, ведь не было в отряде воинов с одинаковой скоростью, кто-то бежал быстрее впереди, кто-то отставал. Поэтому Агвинар со своими воинами просто по очереди и безнаказанно истребляли орков.
В конце два орка были захвачены живыми. Они лежали на земле, с ужасом рассматривая странный отряд, состоящий из человека, эльфа, фастула и гиганта, сравнимого по телосложению с юным троллем.
– Сколько вас? – повелительным тоном спросил маг, подойдя к одному из орков. – Куда вы идете?
Орки молчали.
– Советую вам начать говорить сейчас же, если не горите желанием испытать боль, которую никто из живых существ еще никогда не испытывал!
Агвинар протянул руку к орку ладонью к его лицу, затем сжал руку в кулак и потянул руку к себе, словно пытался что-то вырвать из тела врага. Орк начал извиваться от боли, издавая страшные пронзительные вопли ужаса и мук.
– Скажу-у-у, – взвыл, преодолевая боль, на своем языке орк.
Агвинар разжал ладонь.
– Нас больше тысячи, – начал орк. – Мы идем на Милинтил. За нами еще тысячи. Убегайте! – продолжал на местном наречии орк. – Спасайтесь! Теперь эти земли будут наши! – диким хохотом засмеялся орк.
– Тихо! – громко скомандовал маг, да так, что деревья содрогнулись от его властного гневного голоса. – Вы ошибаетесь! Мы духи леса, и сколько бы вас ни было, мы не позволим вам пройти через наши рощи! Идите, болваны, передайте своим, что вы не пройдете через этот лес! Мы древние духи леса и никого не пропустим через наши земли!
Орки встали на ноги и, не оглядываясь, с ужасом в глазах побежали прочь.
– Мы отпустим их? – спросил Сельфиан.
– Да, пусть идут, – теперь уже спокойным ровным тоном ответил Агвинар. – Когда они расскажут своим о случившемся и напавших на них духов леса, они, конечно же, не передумают, но будут некоторое время в замешательстве и станут передвигаться осторожнее, а значит медленнее. Мы выиграем время, сможем подготовиться. А теперь вперед в Милинтил. Надо всех предупредить о предстоящем нападении.
БЕСТЕЛЕСНЫЕ: ПОДСЕЛЕНИЕ
Сострадание ко всему живому
Не даст лесному народу свободу,
Но освободит учения
Истины миросотворения.
Группа из восьми воинов, одетых явно не по погоде, медленно пробиралась по узкой тропе сквозь густую лесную чащу, где высокие деревья с огромными листьями, которые были только на их макушках, росли не столь плотным строем, но между ними была беспросветная стена кустов с такими же голыми стволами, как у их старших братьев. Разве что стволы были едва ли толще рукояти меча, а все эти кусты между собой были связаны воедино вездесущим вьюном, который в этом лесу обвивал стволы деревьев, переплетался между собой, свисал повсеместно с веток.
«Удивительно, что мы смогли отбить эти земли себе», – молча размышлял мужчина по имени Стизор с виду лет сорока, ибо на лице его были уже морщины, хотя и не столь глубокие. Его русые волосы местами прореживала седина, которая также прослеживалась и на его густой, но не очень длинной бороде. Действительно, эти земли были для них совершенно чуждыми. Сквозь эту непроглядную чащу нельзя было разглядеть ни человека, ни животное даже с расстояния одного метра. По этой причине они и не снимали свои тяжелые доспехи, которые к тому же были изготовлены исходя из климатических условий их родных земель с далекого севера.
Нагрудные металлические пластины были утеплены мехом с внутренней стороны, собственно, как и остальные элементы их доспехов. Наплечники, более того, были покрыты плотной шкурой северных пушных зверей, вот только их шерсть теперь не переливалась на солнце и не играла от ветра, словно ковыль в поле, как это было ранее, а от большой влажности, которая не покидала эти земли даже в самый сильный зной, все меха намокли, слиплись и дурно пахли. Стизора не покидало ощущение, что он на своих плечах несет мертвых куриц, которых умертвили и даже ошпарили в кипятке, но выщипывать перья по какой-то причине не стали. Желание снять эти доспехи не покидало всю дорогу, но стремление пожить еще немного на этом свете было выше, поэтому все воины молча тащили на себе свои латы, пристально вглядываясь в лесную чащу, хотя это было абсолютно бесполезным занятием, ибо разглядеть ничего не удавалось.
Прошло уже несколько лет, как их соплеменники впервые высадились на своих больших парусных лодках в эту страну. Стизор прибыл гораздо позже, чуть более года назад, и поэтому не участвовал в первых сражениях, когда изначально их лодки только достигли побережья этой страны и за счет внезапного нападения отбили несколько портовых городов и углубились вглубь материка к бескрайним полям. Также до его прибытия прошли кровопролитные и жестокие битвы, когда местные ополченцы вместе с остатками армии смогли отбросить захватчиков до самого побережья, но не смогли обратно отбить свои портовые крепости и были вынуждены отступить. После чего крупных сражений не было, но периодически вспыхивали восстания в некоторых поселениях, а порой устраивались засады на караваны с провизией, которые собирались в долине и через лес переправлялись в порт, а оттуда уже на родные острова Стизора.
Собственно, ради продовольствия и была организована самая первая экспедиция после того, как в один особенно холодный год весь урожай погиб, а в сезон штормов рыбачить было крайне рискованно, и обычно в это время, если вечером возвращалась хотя бы половина рыбацких лодок, вышедших утром в море, это считалось хорошим результатом. В тот год погибло много людей, причем больше от голода, нежели от штормов, и тогда и было принято это решение о походе, доверившись рассказам старого моряка, который был чужаком среди них, но остался жить после того, как его корабль потерпел крушение поблизости их островов. Он один выжил из всей команды, был в тяжелом состоянии, позже оклемался, выучил их язык, и излюбленным занятием его стало развлекать всех своими рассказами о южных странах, где ему доводилось бывать.
Из всех королевств и портов, упоминаемых в его повествованиях, чаще всего он описывал чудесные земли, где еда валяется под ногами и висит над головами. «В этой стране попросту нельзя умереть с голоду, – восторгался он, предаваясь своим воспоминаниям. – Не знаю, зачем они обрабатывают почву, сеют и собирают урожай, кстати, делают они это по три раза в течение года, ибо зимы у них не бывает. Зачем это им, нам совершенно не было понятно, ведь еда там повсюду и сама лезет в рот. Даже если ты настолько ленив, что тебе не хочется протянуть руку, чтобы сорвать чудесный фрукт, то ты случайно собьешь его лбом, когда будешь гулять. Если ты еще ленивее, что прогулки не для тебя, и ты решил прилечь в тени деревьев, то можно просто лежать под густой листвой, а, проголодавшись, лишь открыть рот, как туда тут же упадет какая ягода или иной изысканный плод. Ну, хорошо! Конечно же, вы догадались, что сейчас я приукрасил, но Ултав никогда не врет, поэтому признаюсь честно. В рот прямо не упадет, придется все же напрячься и руку протянуть, чтобы подобрать с земли фрукт, упавший рядом».
В первое время Ултаву никто не верил. Все были уверены, что во время крушения он сильно ударился головой и явно не в своем уме теперь. Вот только в тот голодный год, когда все запасы были опустошены, по весне не было семян для нового посева, а в сердцах людей поселился страх очередного голодного сезона, люди были готовы поверить во что угодно. Тогда старейшины нескольких племен решили собрать совместный флот и отправить его на юг в поисках этих блаженных земель. В случае же неудачи сказочника было велено обезглавить и отдать на корм рыбам, а на обратном пути навестить другие земли, которые они ранее часто грабили, пока не вмешался Высший Совет. Теперь же влияние Высшего Совета на их островах давно практически уже не ощущалось, к тому же они оправдывали себя моральным правом на такие грабежи тем, что в тот момент, когда их дети умирали от голода, помощи от Высшего Совета не поступило.
Прибыв сюда, северяне, конечно же, были поражены плодородием местных полей и лесов, вот только встретили такое ожесточенное сопротивление от коренного населения, что понадобилось несколько месяцев, пока им удалось обосноваться в одном порту, собрать первую партию продовольствия и отправить на родные острова. Затем понадобилось еще несколько лет, чтобы подавить все основные очаги сопротивления и наладить регулярные поставки. Вот только Ултав не смог увидеть ни первый караван, ни первую отбитую крепость, и погиб он не от меча или стрелы во время сражения, а от укуса какого-то насекомого.
В первый же день, как только они сошли на берег, у него к вечеру распух лоб над правой бровью, Ултав пояснил, что его какая-то мошка с необычайно узкими и длинными крыльями укусила. К утру его брови и веки распухли так, что он не мог открыть глаза, а по всему лицу, начиная от места укуса, поползли темно-синие линии вен. Лекари, пытаясь ему помочь, даже вскрыли ему брови и лоб, на некоторое время опухоль действительно спала, но к вечеру его свалила лихорадка, а через три дня, так и не придя в себя, он испустил последнее дыхание.
Лесная чаща расступилась перед путниками с необычайной внезапностью без привычного предшествующего этому событию просвету в листве, и перед ними раскрылась широкая равнина с бескрайними жгуче-зелеными полями, умышленно подтопленными водой местными земледельцами. Поля были разделены на ровные прямоугольники, чьи четкие грани и правильные формы могли бы конкурировать с пчелиными сотами. По левую руку, у подножья скалы, рядом с небольшим водопадом расположилось достаточное крупное селение, преимущественно состоящее из хижин, сооруженных из стволов тех самых кустарников, которые росли здесь повсеместно.
– Ну, что скажешь, мой друг? – громко приветствовал Стизора и его путников высокий атлетического телосложения мужчина с грубыми чертами лица, полностью лишенный волосяного покрова на голове, но с густой бородой, заплетенной в одну толстую косу. – Я превзошел твои навыки следопыта и определил, по какой именно тропе вы пойдете к нам, а главное – даже рассчитал время вашего прибытия.
– Кого ты пытаешься обмануть, Гонфрид? – усталым, но достаточно бодрым голосом ответил ему Стизор. – Старцы туземцев тебе помогли, что, собственно, и пугает меня в этих землях. Они знают о нашем маршруте до того, как мы определим его себе сами.
– Дивный край! – прохрипел Гонфрид и обнял своего друга, который более чем на голову был ниже его, а тот в ответ обхватил его обеими руками и похлопал по плечу.
– Я безмерно рад нашей встрече.
– Можешь не сомневаться, я также. Более того! Для нас твое появление дар небес и, несомненно, хороший знак. Раз ты здесь, значит, порт и старая крепость работают как часы и более не нуждаются в твоем присутствии.
– За это можете не беспокоиться, – попытался заверить Стизор, но голос выдавал его опасения по поводу того, что как бы не пришлось вернуться обратно, если его преемники не справятся.
– Плевать на все! – скривил свой рот в подобие улыбки Гонфрид, но больше походившим на оскал, хотя глаза его горели искренней радостью. – Сейчас ты заслужил лучшую выпивку и отдых! Давай мы уладим одну формальность – определим тебе жилье, и я покажу тебе свой кабак.
– Я же просил выделить мне отдельный дом, – возмутился Стизор.
– Если для тебя столь принципиально, можешь разместиться в общей казарме, – получил он в ответ. – Не до отдельных дворцов сейчас. Я сам до сих пор живу в хижине, как и все остальные.
– Но время и силы для кабака вы нашли, в то время как к строительству крепостной стены еще даже не приступили, а для меня лачугу соорудить не удосужились, хотя я просил об этом пару лун назад.
– Если бы наши отцы не дружили так близко и не поклялись в братстве, я бы придушил тебя еще в детстве! Вот как тебе удается своим занудством испортить абсолютно любое событие?! Следуйте за мной, воины! – перешел на формальную речь огорченный Гонфрид.
Определение жилья, по сути своей, означало выбор женщины из числа местных жителей, к которой и заселялся командир отряда оккупантов или иной значимый деятель: строитель, капитан флота или летописец вождя. Стизор пытался сопротивляться этому каждый раз, но в итоге выбор был невелик: оставаться на лодке, заселяться к воинам или согласиться на совместное проживание с одинокой вдовой, которая потеряла мужа или сына, а возможно, и обоих. Причем потеряла своих мужчин как раз в войне против соплеменников Стизора, а поэтому мечтала отравить или перерезать горло спящему сожителю.
– А вот останки единственной женщины, которая решилась отравить нашего воина, – словно прочитав мысли Стизора, похвалился воин по имени Хорав, который шел рядом с Гонфридом, указывая на парочку костей, болтающихся от ветра, подвешенных за перекладину высокого столба перед входом в селение. – Еще пару недель назад там висел весь скелет, но сезон дождей постарался, а на днях ветром сорвало остальные кости. Несмотря на то что от этой женщины остались только кости запястья, память о ней и необходимости учтивого отношения к нам живет в головах каждого жителя этой деревни.
Никто не стал каким-либо образом комментировать данный экскурс Хорава, но не бросить взгляд на останки бесчестной убийцы они не смогли. В поселении, состоящем в основном из стариков, женщин и детей, все по-разному относились к этой группе воинов в тяжелых доспехах и уже приноровившихся к местному климату мужчин в более легкой одежде.
– Это Лоуси, – представил местного худощавого старика Гонфрид, который низко кланялся и указывал на девушек, стоящих перед ними. – Он чуть глупее наших псов, – далее пояснил островитянин. – Он также окликается на свою кличку, понимает большинство наших команд, но говорить так толком и не научился. А это еще что такое? – далее возмущенный взгляд северянина обратился к старцу. – Ты же говорил, что у вас нет грудастых. Я прямо у тебя спрашивал, а ты говорил, таких нет. Ты почему мне раньше не показывал эту даму?
– Ты сказал, большой господин, – с писклявым акцентом отвечал ему Лоуси, словно выдавливал из себя каждое слово, а вены на его тонкой шее от этого набухали так, что казались готовыми разорваться и лопнуть, – Уважаемый, ты сказал. Лучшую женщину надо, ты сказал. Очень большой господин, ты сказал.
– А я, по-твоему, кто? – замахнулся в желании ударить его воин. – Конский член, что ли?
– Не знаю «член», – покачал головой старик, не пытаясь уворачиваться от возможного удара, – конский, конечно. Господин конский.
Даже Стизор в этот момент не выдержал и засмеялся во весь голос, а его друг, видя смех своего сурового товарища, пожимал плечами:
– Ну вот, что ты с них возьмешь. Назвал меня конским, потому что в его голове, лишенной мозгов, конь ассоциируется с достатком. А ты говоришь про крепость. Про кабак. Кабак нужен здесь больше, чем каменная стена вокруг селения. Боевой дух воинов должен быть крепче любых стен, а как его без хорошего питейного заведения поднять в этой проклятой земле.
Девушка, о которой говорил Гонфрид, действительно отличалась от других. Она была на голову выше всех остальных, ее волосы были смолисто-черного цвета, в отличие от преобладающих русо-выцветших волос местного населения. У нее была такая же смуглая кожа, но размер груди был практически сопоставим с формами женщин, которых северяне привыкли видеть на своих островах. Остальные девушки вовсе казались все на одно лицо, одного типажа, спутать их было проще простого. Одна из первых шуток, которую придумали соплеменники Гонфрида, прибыв на эти земли, заключалась в предположении, что мужья местных женщин не могут отличить своих жен от других, как и жены их никогда не пытались это сделать в отношении своих мужей.
Разве что взгляд некоторых девушек отличался. Так и в данном случае, некоторые, утомленные скорбью, притупили свой взор в землю, некоторые смотрели с ненавистью, хотя Лоуси беспрестанно делал им какое-то замечание на своем наречие, но даже в этом случае кто-то выдавливал из себя улыбку, а кто-то пронизывал старика испепеляющим взглядом, от которого тот еще сильнее прижимался к земле, хотя и ранее он стоял, сгорбившись параллельно земле. Среди них была и та, у которой глаза горели, и она с неприкрытым интересом разглядывала Стизора.
В итоге Стизор, практически не раздумывая, ткнул пальцем на одну босую девушку, которая выглядела не старше двадцати лет, но накопленная мудрость в глазах свидетельствовала, что она едва ли младше Стизора. Девушки в этих землях, то ли в силу своего невысокого роста, то ли за счет какой-то магии, все выглядели гораздо младше своих лет. Поэтому об их истинном возрасте можно было только гадать, а когда спустя месяцы обитания среди них у островитян складывалось впечатление, что они уже научились точно разгадывать их возраст, в этот момент появлялась девочка, которая выглядела лет на пятнадцать, захватчики прибавляли к этой своей оценке на всякий случай еще пятнадцать лет, но для большей уверенности добавляли еще пять лет и высказывали свое предположение о ее возрасте в тридцать пять лет, а в итоге выяснялось, что ее внучке уже пятнадцать, а дочке через пару лет наступит тридцать пять.
– Друг мой! – положил свою широкую ладонь на плечо Стизора Гонфрид. – Ты уверен? Посмотри на эту женщину с грудью. Я готов уступить ее тебе, раз сам не заметил раньше.
– Я не за женской грудью сюда прибыл, – сухо и с глубокой тоской в голосе напомнил ему Стизор.
– Тогда эти груди я забираю себе! – торжественно заявил Гонфрид.
– У вас уже есть дом, милый лорд, – пытался протестовать Лоуси.
– Я переезжаю, – громко захохотал Гонфрид, и смех его, граничащий с истерикой безумца, ясно дал понять всем, что сейчас не время для споров.
Лоуси обронил короткие фразы на местном наречии, девушка, которую выбрал Гонфрид, что-то пыталась возразить, но старец поднял с земли камень и с силой швырнул в нее, продолжая изливать какие-то ругательства. Та ловко, с грацией лесной кошки увернулась от камня, буркнула какое-то проклятие на старика и потопала, поднимая пыль своими деревянными сандалиями, в сторону своей хижины.
Кабак Гонфрида выдался на славу, как искренне подметил Стизор. Он даже попытался создать атмосферу таверн с их родных земель, развесив черепа разных животных на стенах на фоне мехов хищных зверей. Он даже наладил пивоварение, результат которого после годовалого путешествия вдали от дома показалось его другу вполне пригодным к употреблению. Захмелев от напитков после долгой дороги, Стизор разоткровенничался и в один момент даже не давал вставить слово своим старым друзьям, но вскоре крепко обнял всех и попросил проводить его до хижины.
Там его ожидала хозяйка дома, которая приготовила в глиняном кувшине теплую воду, которой на крыльце она собственноручно омыла ему ноги. Стизор, который до жути боялся щекотки, пытался возразить, но его скромные познания слов местного наречия под влиянием пива не позволили ему внятно объяснить уязвимость его стоп, а женщина повторяла имя Лоуси и озиралась по сторонам. Решив, что этот старик запугал всех и держит своих соплеменников в неописуемом ужасе, Стизор согласился на формальную часть, но был крайне удивлен тем, что, когда мягкие ладони девушки нежно коснулись его ног, он не испытал чувства отторжения, ему не было щекотно в этот раз.
– Ядреное пиво, – вслух проговорил мужчина, оправдывая отсутствие щекотки.
После этого он снял свою одежду и принялся омывать все свое тело, начиная с головы, шеи, рук и плеч. В этот момент закончилась вода. Женщина низко поклонилась, юркнула с крыльца за угол дома и тут же вернулась с новым кувшином теплой воды. В этот раз вода была не столь комфортной, как в первом кувшине, видимо, не успев остыть должным образом, и немного обжигала тело Стизора, но мысль о том, что обжигающая вода еще сильнее обжигает паразитов на теле, придала ему сил. По крайней мере, так его подбадривала бабушка, когда в младенчестве купала его, а он жаловался на температуру воды.
Умывшись, Стизор обернулся тонким полотенцем вокруг талии, взял свой меч и прошел в дом. Там маленький мальчик лет пяти и девочка одиннадцати лет стояли посередине хижины и низко поклонились ему, когда он вошел. Стизор крепче схватился за полотенце, дабы исключить его несанкционированное падение на пол при детях, а второй рукой прикрыл зачем-то свой живот и машинально поклонился в ответ, но, тут же опомнившись, махнул тыльной стороной ладони, словно пытаясь прогнать их. Дети молниеносно исчезли за перегородкой, которая делила хижину на две части.
– Учти! – громко пригрозил мужчина. – Чтобы они не шумели!
Девушка молча смотрела ему в глаза, словно пыталась прочитать в его взгляде, о чем он хотел сказать. Стизор, раздосадованный своей неудачной попыткой что-то объяснить человеку, не владеющего их языком, прошел вглубь комнаты и лег на кровать, сооруженную из того же материала, что и вся хижина. В этот момент девушка потушила лучину, освещающую комнату, подошла к кровати и хотела лечь рядом с ним, но Стизор оттолкнул ее и жестко произнес «нет» на местном наречии. «Найди себе другое место для сна», – добавил он уже на своем родном языке. Хозяйка дома ушла спать к детям.
Засидевшись до глубокой ночи, Гонфрид также пошел в свою новую хижину, где на пороге дома его также встретила девушка, которую он выбрал днем в качестве своей новой служанки, с кувшином воды. Гонфриду также омыли ноги, как в доме на соседней улице часами ранее омывали ноги его друга. Только в данном случае воин ограничился мытьем ног и прошел в хижину, где там стояла девочка девяти лет с длинными и необычайно густыми волосами, такими же темными, как у ее матери. Она поклонилась гостю и отступила в сторону. Гонфрид взял за руку мать девочки и потянул в сторону кровати, но та попыталась выдернуть свою кисть из его цепких пальцев, за что получила разгневанный взгляд мужчины.
– Или ты! – громко произнес мужчина, силой ткнув пальцем в грудь девушки. – Либо она! – перевел свой указательный палец на девочку Гонфрид, и его новая рабыня покорна пошла за ним, хотя и не поняла его слов, но язык жестов и решимость во взгляде не оставили ей выбора.
УЛЬЯНА: ДОЖДЬ
Всех жизней ему уже не хватит.
Вину свою тогда лишь загладит,
Когда найдет он сил в себе
Улыбнуться магу и судьбе.
Сквозь пение птиц в лесу и шелест листвы многовековых деревьев доносился звонкий смех девушек, которые беспечно шли по лесной тропе. Одеты они были в легкие летние платья, в руках несли букеты из различных цветов и трав, на первый взгляд которые выглядели не сочетающимися по цвету, но в то же время сейчас заслужили бы внимание знатного флориста. Одна из девушек шла босиком, хотя было видно, что они не из крестьянских семей и могут позволить себе достойную обувь на свои стройные девичьи ножки.
Веселый разговор и смех девушек тут же прекратились, когда им дорогу преградили несколько всадников, которые выехали с лесной тропы, примыкающей к основной дороге. Всадники тут же обступили девушек и начали подшучивать над ними, предлагая прокатиться вместе. Были они вооружены прямыми мечами, за поясом у всех торчали длинные ножи, у одного за спиной висел огромный боевой топор. Все были одеты в черную одежду, грудь, руки и ноги были защищены кожаной броней.
– Убирайтесь! – достаточно уверенным, но в то же время дрожащим голосом крикнула босая девушка, встав перед своей подругой. – Вы призваны сюда защищать наш народ, а не разбойничать здесь…
– Ха! Мне нравятся дерзкие, – подведя свою черногривую лошадь вплотную к девушке, ответил один из воинов. – Посмотрим, как ты будешь петь, после того как я научу тебя уважать мужчин.
Девушка молчала, но осталась на месте и смотрела прямо в лицо угрожающему ей мужчине с глубоким шрамом через всю щеку.
– Хватит! – потребовал другой всадник, который до сих пор стоял чуть поодаль, в отличие от остальных воинов вместо одного прямого меча у него за спиной висели два изогнутых.
Выглядел он моложе остальных, но, как и у всех, лицо его было изрезано морщинами и шрамами. Он подъехал поближе к девушкам, практически своей лошадью растолкав остальных. Остановившись возле них, он замер, пристально вглядываясь в зеленые глаза девушки. Та не отводила свой взгляд.
– Меня зовут Ансгар, – представился он. – Прошу прощение за моих друзей. Вы совершенно правы, мы здесь для вашей защиты, и Торгуф шутил на самом деле. Но в одном он точно прав – собирается дождь, и вам лучше поехать с нами, дабы не простудиться в ваших тонких платьицах.
– Нет, – прошептала девушка своей подруге, которая стояла за ее спиной.
– Мы дойдем сами, – твердо заявила вторая.
– Я не могу допустить, чтобы столь очаровательные создания простудились, – ответил Ансгар и протянул руку девушке, наклонившись к ней. – Я гарантирую вам полную безопасность. Не бойтесь. Мы не причиним вам зла.
Девушка убрала с лица пепельно-белые волосы, проходя сквозь которые солнечные лучи играли на ее обнаженных плечах. Еще несколько секунд она смотрела ему в глаза, а затем протянула руку, и через мгновение сильная рука воина уже потянула ее к себе и усадила на лошадь за своей спиной. Ее подруге не оставалось ничего другого, как последовать ее примеру, но она отказалась садиться к Торгуфу, а выбрала место за другим воином, и вся группа тут же поскакала по направлению к поселку.
– Меня зовут Ульяна, – сама же представилась девушка Ансгару. – Я дочь купца Благояра.
– О великие духи! Что за странные имена? Я никогда не привыкну к ним, – взмолился Торгуф.
– Нормальные имена, – строго прервал своего товарища Ансгар и чуть тише добавил: – Я раньше не слышал этого имени – Ульяна. Оно действительно немного странное, но мне почему-то нравится. А двор твоего отца я знаю.
– А вы с Восточной заставы? Чужеземные наемники? – поинтересовалась Ульяна.
– С Восточной, но мы воины, а не наемники.
– Я так и подумала, но засомневалась, когда вы заговорили со мной без акцента.
– Мой наставник долго жил в этих землях и меня готовил с детства к этому. Я учился военному искусству и нескольким языкам, в том числе и вашему, с малых лет.
– Военному искусству? – звонко засмеялась девушка. – Искусство в музыке, в картинах, в скульптурах, какое же может быть искусство на войне? Как можно убить красиво?
– Вот наступит день, когда мне придется спасать вашу жизнь, тогда и вернемся к этому спору.
