Ольга Алексеева "По ту сторону двери"

По ту сторону двери
Ольга Алексеева

Жить в эпоху перемен – это ли не проклятие? А что если судьбой предначертано не только в эту эпоху жить, но и взрослеть в самом криминогенном районе города, а защищать тебя некому? Рядом есть только безбашенный соседский парень, который держит в страхе весь двор и который знает о выживании все. И даже больше.

Ольга Алексеева

По ту сторону двери

Глава 1

– Моя сменка упала дальше твоей! Я победила! – я разве что не плясала от радости, вкушая победу в нехитром ежедневном развлечении «Кто с раскрута дальше бросит сменку» по пути со школы домой. То, что простенькая красная с зелеными ручками сумка была теперь черной от грязи, а один мой ботинок валялся посреди двора в луже – меня никак не смущало.

– Ничего, завтра мы поквитаемся, – легко восприняла свое поражение моя одноклассница Катя, пожала плечами и поскакала за своим пакетом. Мы и подругами не были, но эти турниры по пути домой нас объединяли и приносили удовольствие.

Стоял сентябрь, последние теплые солнечные дни, когда в школе сидеть на уроках еще сложно после долгого лета. Мы перешли в седьмой класс, впереди уже маячило старшее звено пищевой цепочки школы. С нами еще не считались, но уже начинали принимать во внимание.

Махнув Кате на прощание рукой, я заторопилась домой, прихватив по дороге свой ботинок и сумку. Широко шагая по пыльной насыпной дороге, я не забывала смотреть по сторонам и пинать небольшой камешек. Камешек периодически убегал с дороги или оставался позади, мне приходилось вихлять или возвращаться, чтобы его не потерять. Во время одного из разворотов вокруг своей оси я и заметила его. Он шел на расстоянии десяти шагов. Я не могла определить его возраст, не очень молод и не стар. Рассматривать его было страшно: весь его внешний вид вызывал какой-то животный страх, который подступал тошнотой к горлу. Небритый, в спортивном костюме, капюшон надвинут на глаза. Стоило мне притормозить – он сделал то же самое. Я сделала вид, что все еще ничего не заметила, автоматически нащупывая ключи, висящие на резинке на шее. И ускорила шаг.

Добравшись до своего подъезда, я вздохнула с облегчением: хоть он никак не замыкался, но я знала всех жильцов по именам и могла в любое время постучаться в любую квартиру. На первом этаже старшеклассница Лена, она уже должна вернуться со школы (когда я была младше, она частенько сидела со мной после уроков); на втором этаже баба Валя на пенсии, из дома почти не выходит, как и ее муж Анатолий; на четвертом этаже, над нами тетя Света – у ее малыша сейчас дневной сон; на пятом – баба Маша и баба Вера, тоже пенсионеры.

Я поднималась, привычно очерчивая рукой сколы зеленой краски на стенах и перепрыгивая через ступеньки. Когда между вторым и третьим этажами мне пришлось перешагнуть через чуть живого после очередной попойки дядю Витю с пятого этажа, храпящего в луже чего-то дурно пахнущего, внизу хлопнула подъездная дверь. Я застыла. А потом понеслась со всех сил домой. Дрожащими руками я открыла дверь, влетела в коридор и замкнулась на все три замка. Накинула цепочку и притихла.

Тяжелые шаги замолкли на нашей площадке. Раздался звонок. Стараясь производить как можно меньше шума, я разулась и прокралась за стулом на кухню. Все так же бесшумно, я вернулась к двери, поставила стул и дотянулась до дверного глазка. Я забыла как дышать: за дверью стоял тот самый тип, который шел за мной со школы. Он еще пару раз нажал на звонок, затем постучал.

Я сползла со стула и замерла под дверью. Шансы на спасения у меня ничтожны: нам так и не провели телефон домой (в нашем подъезде было только две счастливые квартиры с телефонами, и мы не из их числа), мама возвращается с работы поздно, кричать бесполезно, через балкон я не выберусь – третий этаж. К горлу подступала паника. В этот момент стук прекратился. Снова послышались шаги. Я забралась на стул: на площадке никого не видно. Едва я собралась вздохнуть свободно, как начали щелкать замки в двери. Сначала нижний, потом средний. Я скатилась со стула и зажала рот рукой, по щекам потекли слезы.

Щелкнул последний, верхний замок. Мощным рывком дверь дернулась, и, если бы не цепочка, распахнулась бы настежь. Из моей груди вырвался нечеловеческий крик, я даже не была уверена, что это именно я кричу. Я метнулась к противоположной от двери стене, чтобы быть как можно дальше от незнакомца. Его глаза бегали, обшаривая коридор, рот растянулся в ухмылке. Он еще раз дернул дверь и стал что-то искать в кармане.

Где-то наверху хлопнула дверь. Я закричала громче, зубы стучали, пытаясь выговорить «Помогите». Незнакомец замер, прислушиваясь. Кто-то спускался сверху. Затем раздалось громкое:

– Батя, тут кто-то на помощь звал. Может дверь опять у соседей заклинило. Захвати топор, вскроем быстренько, как прошлый раз.

Шаги приближались.

Незнакомец злобно зыркнул на меня, потом вверх. И быстро скатился с лестницы вниз. Через несколько секунд подъездная дверь захлопнулась. Я зарыдала и сползла по стене на пол, прижала колени к подбородку, меня трясло. Взломы, избиения и даже убийства в нашем районе не такая уж редкость.

Я не сразу заметила подошедшего к двери. Когда рука пролезла в квартиру и стала ощупывать и проверять замки, я вздрогнула. Через зазор я увидела Костю с пятого этажа – по моим меркам, взрослого парня, он заканчивал училище и уже явно брился. А еще он курил, не скрываясь, и держал в страхе весь двор. Для дворовых друзей он был Костяном и даже Кастетом. Бабушки на скамейке качали головой, едва он появлялся на их радарах, и обсуждали какой он непутевый, вылитый его отец, дядя Витя, и что по нему тюрьма плачет. Впрочем, это не мешало им здороваться с ним, широко улыбаясь, и задавать вопросы про здоровье мамы и про успехи в учебе. Возможно, они боялись, что им не поздоровится, если они перестанут быть с ним вежливыми.

Костя был высоким и плечистым: идя в школу, я каждое утро видела, как он поднимает гири на балконе с сигаретой в зубах. Его давно не стриженные темно-русые волосы уже подкручивались на концах, а карие глаза, казалось, видели всех насквозь.

Вот и сейчас он встретился со мной своими темными глазами и прищурился. Рука в кожаной куртке замерла.

– Лиза, верно?

Я едва заметно кивнула, все еще всхлипывая. Внезапно легкие сжались, не впуская внутрь воздух. Я судорожно пыталась вдохнуть, на глазах снова выступили слезы. Глаза Кости расширились, но он, тем не менее, очень спокойно сказал:

– Все хорошо. Он ушел, – говорил тихо. Почти нежно. – Что нужно сделать, чтобы ты начала дышать? Лекарство? Свежий воздух? Лиза, что?

Я начала махать в сторону шкафа в прихожей.

– Лиза, у тебя синеют губы. Если в шкафу есть лекарство, тебе сейчас нужно сделать небольшое усилие и взять его.

Я сжала кулаки и попыталась взять себя в руки. Сделала шаг в сторону шкафа и дернула верхний ящик. Он слетел с крепления, и все его содержимое рассыпалось по полу. В глазах начало темнеть. Я встала на колени и начала шарить по полу рукой. Нащупав баллончик, резко встряхнула его и, даже не убедившись, что это лекарство, нажала на клапан и сделала вдох. Затем сползла по стене и зажала голову между коленей. Кислород начал медленно поступать в организм.

– Да ты боец, Лиза, – раздалось с порога. Казалось, Костя начал дышать вместе со мной. – На двери замки сломаны, этот… выломал сердцевину. На всех трех. Если ты снимешь цепочку, я могу попробовать хотя бы один вскрыть и починить. Иначе ты дверь закрыть не сможешь.

Я покачала головой, все еще восстанавливая дыхание. Избавиться от одного разбойника, чтобы тут же впустить в дом другого? Ну уж нет. Костя усмехнулся и кивнул.

– Твоя правда. Не доверяй никому, – он еще раз посмотрел на замки со стороны подъезда и покачал головой. – И что нам теперь делать? Ты же не можешь сидеть здесь с раскрытой дверью, – он снова посмотрел на меня, размышляя. – Когда мама вернется?

Я пожала плечами и прошептала:

– Самое раннее, часа через три-четыре.

– Может, пойдешь к кому-то из соседей? Ко мне ты вряд ли согласишься идти. Но тетушка Маша будет рада напоить тебя чаем с пирожками. У нее и телефон есть. Сможешь маме позвонить.

– Я не могу оставить квартиру без присмотра, – мне стало жутко, когда я представила, что нужно будет просидеть еще несколько часов вот так, с раскрытой дверью. На улице начнет темнеть, люди будут ходить туда-сюда.

– Это да. Иначе твоя мама придет к пустым стенам. Рабочий телефон мамы знаешь? Я могу сходить позвонить, – увидев панику на моем лице, он добавил, – я очень быстро, просто расскажу, что случилось, и вернусь. Тогда не придется ждать так долго.

Я согласно кивнула и назвала цифры, которые с первого класса выучила наизусть. Костя повторил их, чтобы убедиться, что запомнил и уточнил:

– Мария Анатольевна же?

Я кивнула. Как только он, глянув через перила вниз и убедившись, что там никого нет, кроме его собственного отца (в этот момент он выругался), через две ступеньки помчался наверх, мне захотелось его остановить и попросить остаться. Через мгновение сверху раздался его запыхавшийся голос:

– Не бойся. Я попрошу не закрывать дверь, чтобы слышать все, что происходит в подъезде. Дай мне минуту, и я вернусь.

Я услышала, как он позвонил в дверь бабы Маши, как неспеша открылась ее дверь. Он вежливо и жизнерадостно попросил разрешения позвонить. Голоса стихли, но я все еще их слышала. Время тянулось и тянулось. Наконец, раздались быстрые шаги, и Костя вновь появился в дверном проеме.

– Тетушка передала тебе пирожок, будешь? Вернее, их тут два: с капустой и с картошкой. Ты какие больше любишь? – он широко улыбался.

– С капустой, – пробормотала я и впервые осознала, что мой живот пуст, я с утра не ела.

– Вот черт! Я тоже. Но сегодня я, так и быть, уступлю его тебе, – он толкнул легонько дверь и в увеличившийся проем протянул мне пирожок. Я подползла ближе и взяла его в руки, тут же ощутив, насколько он горячий. – Да, он горячий, прости, не предупредил. Только со сковороды.

Костя легко опустился на пол и прислонился спиной к кромке двери, не позволяя ей закрыться и перекрывая собой вид внутрь квартиры. Я села у стены, в нескольких сантиметрах от него. Отсюда я могла уловить его запах: одеколон и сигареты. Он уже не пугал, но впустить его в квартиру я все еще не была готова.

– Твоя мама сказала, что будет через час. Просила тебя пойти к любой из бабушек и посидеть там, не переживать за квартиру. Она так и сказала: плевать на это барахло.

– Я никуда не пойду, – твердо ответила я.

– Я так и подумал. Ты ведь уже взрослая и такая смелая. Ты сейчас хозяйка и отвечаешь за свой дом, – он помолчал, прожевывая пирожок. – Сколько тебе? Десять?

Я обиженно надулась.

– Двенадцать.

– Прости. Промахнулся, – ответил он. Я посмотрела на него, ожидая увидеть снисходительную усмешку, но он был абсолютно серьезен. – Ты невысокая и хрупкая для своего возраста, – он пожал плечами, извиняясь. Доев пирожок, он вытер руки о темные джинсы и повернул голову ко мне. – Как ты вообще?

Я удивленно подняла брови, не понимая о чем он.

– Сейчас?

– Ну и сейчас тоже. Хотя я вижу, что ты успокоилась уже, – он улыбнулся. – Даже не такая бледная стала. Пирожок пошел тебе на пользу. Если ты еще соберешь капусту со своих щек – возможно, наешься больше.

Я усердно стала тереть щеки, чувствуя, как жар ползет по моей шее вверх.

– Я спрашивал про последнее время. Я так понял, от вас батя ушел.

Мои руки замерли на щеках, пирожок встал посреди горла.

– Прости. Больная, наверное, тема. Хотя я был бы рад, если бы это тело покинуло наш дом, – Костя указал подбородком вниз. – Достал уже, – он провел ладонью по лицу, словно стирая эмоции. – А ваш чего? Нормально же все было. Хороший мужик, не пил, не гулял… – заметив выражение моего лица, он прикусил язык. – Понял. Молчу.

Молчал, однако, он не долго.

– Я вот тут думаю, я в этом году на слесаря заканчиваю учиться. Потом устроюсь на завод и попрошу комнату в общежитии. Мне уже семнадцать, никто слова поперек не скажет. Да и плевать всем. Мамку только жаль. Совсем сгинет она с ним. Все силы он из нее выпьет. И так она чахнет на глазах. Я б ее забрал отсюда, от него. Так она не хочет, все его жалеет, говорит, что он муж, что она должна быть с ним. Какой он муж?! Он даже не мужик уже, – лицо Кости скривилось в отвращении.

– Но ведь ты тоже пьешь! И куришь! – вырвалось у меня. И прозвучали эти слова так, как я их чувствовала: как страшные преступления, признаки плохого человека.

– Все замечаешь, – он усмехнулся. – Дурь это все. Это только правила игры: хочешь, чтобы с тобой считались – будь одним из них, будь круче, чем они. Это шелуха. Как вот эта куртка, например, или темные очки в любую погоду. Никого не волнует что у тебя под оберткой. Все оценивают глазами. В глазах этих божьих одуванчиков у подъезда я – сущий отморозок, готовый на все. Ведь я не учусь в школе, я курю и выпиваю, не прячась, во дворе с парнями. Я ругаюсь. И я могу побить любого, кто косо на меня глянет. У меня даже есть привод в милицию за драку, – язвительно добавил он. – А между прочим, эти же одуванчики бегут ко мне, когда надо что-то починить или перетащить, – он замолчал.

Мне понравилось, как он со мной разговаривал. Как с ровней. Без гримас и кривляний.

– Так может и не надо шелухи? Чтобы тебя видели настоящего, а не вот такого, отмороженного.

Он задумался и покачал головой.

– Нет. Не получится. Ты прекрасно знаешь где мы живем. Здесь без толстой шкуры нельзя. Тем более, пацану. Побьют или зарежут. Элементарные правила выживания. Или ты, или тебя. Если я буду просто милым мальчиком, который помогает бабушкам по доброте душевной, мне даже из подъезда выйти не дадут. Не в этом дворе, где на каждом углу наркотики и алкоголь, а убийства воспринимаются так же спокойно, как еженедельная газета в почтовом ящике.

Я вжала голову в плечи, вспоминая сегодняшние события. Я могла стать такой газетой. Костя почувствовал мой страх и просунул руку в щель, положил ее на мое плечо.

– Не дрейфь. Времена жесткие, но они пройдут, а стальной характер останется с тобой навсегда. Просто тщательно отбирай друзей. И не ходи больше одна. С последним я могу тебе помочь. Дашь мне свое расписание – я буду тебя встречать со школы.

Я удивленно на него посмотрела.

– Правда?

– Конечно. Это же не сложно, – Костя пожал плечами. – Я всегда мечтал о брате или сестре, – он улыбнулся.

– Спасибо.

– Тебе спасибо, что выслушала, – мне показалось, что он смутился.

Мы помолчали.

– На самом деле, – неуверенно начала я. Набралась храбрости и продолжила, – на самом деле, у отца новая семья: новая жена и новый ребенок. А ко мне он даже не приезжает…

– Ну и дурак, – не задумываясь ответил Костя. – Мужчина должен отвечать за свою семью, за своих детей. Женитьба – это поступок, принятое решение. Если ты выбрал однажды женщину, с которой хочешь жить дальше, – ты должен сделать все, чтобы она была счастлива. Чтобы семья сохранилась. Какие бы проблемы ни возникали. Иначе ты не мужчина. Я считаю так.

– Не знаю, – я смущенно ковыряла шов на подоле свое юбки.

Раздались быстрые шаги. На площадку влетела мама, ее лицо было искажено беспокойством.

– Лиза, ты как? Почему ты сидишь здесь? Я же сказала идти к соседке!

– Мария Анатольевна, не переживайте, все хорошо. Мы сидели вместе и общались. – Костя ловко вскочил на ноги и улыбнулся моей маме. – У Вас очень храбрая дочь! Можете ею гордиться!

Мама лишь вздохнула и подошла к двери. Я тоже встала и сняла цепочку. Мама бросила сумки на пол в коридоре и стала осматривать замки. На ее глазах выступили слезы.

– Их только менять. Как же нам ночевать с раскрытыми дверьми? Сейчас уже никого не найдешь, да и в ближайший хозяйственный магазин пока дойдешь, он уже закроется.

– Ну с этим я могу вам помочь. Сейчас, только домой поднимусь за инструментами. У меня и замок, кажется, был запасной, – Костя поспешил наверх.

Мама, наконец, посмотрела на меня.

– Ты как? Опять, поди, шла ворон считала. Сколько раз говорить: из школы сразу домой, нигде не задерживаясь! – От этих слов я сникла, в горле опять образовался ком. Увидев вернувшегося Костю, мама прикусила язык.