– Ну, пожалуйста! Без тебя мне так одиноко. Не хватает наших с тобой перешептываний и прогулок.
– Я не знаю, Ник.
– Знаешь ли ты вообще, что хочешь от этой жизни?
– Ты же понимаешь, я никогда не видела другую жизнь. Да, мне хотелось бы испытать приключение. Иногда я тебе даже завидую. Но я знаю, что все не так, как многим кажется. Находиться среди жестоких мужиков, которые одним взглядом истязают душу… Нет, Ник, я от этого устала.
– Я тоже. Мне бывает ужасно страшно.
– Утром ты говорил, что хочешь оставить все это. Но теперь предлагаешь плыть с тобой. Я тебя не пойму.
– Да. Иногда мне все это нравится, но жестокость и грязь… я живу с этим. Живу так уже три года и не могу к этому привыкнуть. Мне нравится представлять, что я капитан корабля и на нем нет всех этих страшных людей. Только я, ты, отец, наши друзья. И мы просто плывем в красивые места, много смеемся, едим, весело проводим время.
– Это невозможно.
– Я знаю, но верю, что все может быть по-другому. Знаю, что есть какое-то спасение. Должно быть.
– Хочу сбежать отсюда. – Ванесса устало закрыла лицо рукой и остановилась.
– Это возможно. Пожалуйста, не падай духом! Мы что-нибудь придумаем! О-о-о, я придумал парочку планов! Надо все хорошо рассчитать и все получится. Корабль удерживает в открытом море командная работа, и мы свою жизнь поведем в нужном направлении вместе. Если тяжело одному, то хорошая команда все упростит. А мы с тобой команда. Подумай, сколько лет мы дружим, столько же выручаем друг друга. А сейчас как раз тот момент, когда мы оба в удручающем положении.
– Хорошо, я плыву с тобой. Но…
– Все, набивай сумки. Завтра встретимся у реки рядом с большим камнем. Помнишь?
– Любимое место, где мы играли? – Ванесса с умилением взглянула на друга. – Да… Мне нравилась еще заброшенная хижина в устье той тонкой реки, что южнее.
– Ты редко со мной ходила туда, обычно со своими подружками. – Ник претенциозно закатил глаза.
– Ну, извини, ты боялся змей!
– Ах, отец говорил, что там все кишит змеями! – От его крика почти все в таверне повернулись в их сторону, кроме несколько столиков, включая тот, где сидел Фрелон. Он был разгорячен разговором с приятелями, которых становилось за столом больше с каждой кружкой рома.
– Он всегда о тебе беспокоился, это так мило. Не то что мои…
– Дорогая, это не соревнование. Твои не убивают из-за тебя людей. Каким бы Лоу не был, я не поощряю поступок отца. Да и не стоит так опираться на их отношение к тебе, сейчас о тебе беспокоимся мы все. Без тебя бы это место было бессмысленным. По крайней мере, для меня.
– Ник, я не смогу объяснить, как благодарна тебе. Ты мой брат, которого у меня никогда не было, ты заменяешь мне семью, – золотые блики от свечей засверкали в уголках глаз Ванессы. Она крепко обняла Ника, несмотря на косые взгляды другой служанки, подошедшей озвучить заказ, и посетителей за ближними к ним столиками.
– Хватит, я не хочу тут плакать! – Ник смеялся и заливался слезами, одновременно стирая их пальцами.
– Теперь ты понимаешь, почему я так раздражалась, когда ты каждый раз отплывал. Мне остаться без тебя.
– Да, но теперь…
– Теперь из-за твоих идей мне еще страшней. – Ванесса снова принялась за работу, но уже в хорошем настроении.
– Не беспокойся, у меня появилось еще несколько. Расскажу завтра. Запомни, мы выберемся из этой дыры. Даю слово грозного флибустьера! – он горделиво подкинул кинжал в воздухе и громко воткнул в стол, рыча от радости.
– Господь праведный! – Ванесса закатила глаза и шлепнула Ника по руке.
– Николас-с! – Фрелон шатаясь встал, на ходу пожимая руки поддатой компании. – На выход.
– Завтра у камня, не забудь. Приходи перед работой.
Пока Ник тащил отца до хижины, успел начаться ливень, стало еще тяжелее передвигаться по этой грязи. Ближе к дому старик совсем отяжелел. Ник понял, что тот уснул и немедленно выругался. Черти, морские чудища были упомянуты, и никто не забыт.
Шум ливня бился в окно и ветки царапали ограду. Содрогались ставни. Сердца флибустьеров инстинктивно стучали, и судорожные вошканья в домах и тавернах нагоняли тревогу. Страшно было представить лица тех, кто вышел сегодня в море.
Но гнев Ника был страшнее, он ужасно не любил видеть отца в таком состоянии. В детстве это его пугало, сейчас же вызывало злость. Было вполне очевидно, что исправлять отцовский недуг было поздно. Хотелось ему в такие моменты сжечь весь алкоголь на этом свете. Однако, единственный способ борьбы со всем было смирение – так он решил спустя двадцать лет ругани, драк и угроз. Упрямого старого бандита ничего не пробивало. «Наверное, это и сделало его таким живучим, страшно представить насколько живучим и сильным он бы был, не имея зависимости от этого яда», – так рассуждал Ник, таща на себе груз уходящего дня.
