– У меня первый красный день. Алину Вениаминовну я уже предупредила.
– Хорошо. Папа не звонил? Не могу с ним связаться.
– Не-а.
– Ладно, я заехала за правами, забыла их дома. Поеду заберу Пашку, но перед этим заскочу к папе. У меня хорошие новости.
– Какие?
– Пашке сделают операцию.
– Правда? – дочка вскакивает со стула и бросается мне на шею. – Ура! Наконец-то!
Я смеюсь и обнимаю свою малышку, не в силах вобрать в себя все восторженные эмоции, которые меня переполняют. И мне так не терпится поделиться этой новостью с Юрой, что даже тело вибрирует. Поцеловав дочку и забрав водительское удостоверение, я выезжаю в офис к мужу. Недавно у него в бизнесе был небольшой кризис, и Юре пришлось организовать свой новый кабинет на складе, но я помогла ему создать там рабочую атмосферу и немного уюта. Он даже говорит, что так лучше, потому что работники постоянно под присмотром.
Припарковав машину недалеко от входа, я иду в конец склада, где расположен офис мужа. По дороге здороваюсь с сотрудниками и поглядываю на процесс упаковки новых шин, которые готовят к отправке. Юра такой молодец! С нуля построил свой бизнес, не попросив у родителей ни копейки. Купил нам с дочкой по машине, свозил на море за границу, показал мне Турцию, о посещении которой я так мечтала. И позволил заниматься любимой работой на полставки, чтобы я могла уделять время сыну, который отчаянно нуждается в родительской заботе.
Открыв дверь, я сразу захожу, как делаю это обычно. А когда шум склада стихает, отчетливо слышу стоны и шлепки тел друг о друга. Внутри меня все холодеет. Я, как, наверное, всякая женщина, попавшая в такую ситуацию, до последнего надеюсь, что это не мой муж. Наивно полагаю, что мой-то точно не мог.
Мог…
Завернув за угол в зону, где я обустроила для мужа обеденный уголок, замираю и в шоке накрываю рот ладонью. Можно сколько угодно обманывать себя и убеждать в том, что мой любящий муж не изменяет мне, но глаза врать не станут.
Юра стоит спиной ко мне, расположившись между раскинутых женских ног на высоких каблуках. Его штаны расстегнуты и едва держатся на заднице, пока он вколачивается в тело какой-то женщины.
– О, боже, – непроизвольно вырывается из меня, и Юра замирает.
Из-за его плеча выглядывает Татьяна, его постоянная клиентка – владелица магазина автозапчастей. Эта дрянь в прошлом году была на дне рождения моего сына! С мужем, на минуточку!
– Тина? – тихо спрашивает она, будто увидеть меня тут – это прямо неожиданность года.
– Вот блядь, – шепчет Юра и, покинув тело Татьяны, застегивает брюки.
Она быстро сводит ноги и, опустив юбку, спрыгивает со стола.
– Слушай, Тина, это… – она пытается подобрать слова, пока застегивает блузку, но я качаю головой.
– Пошла вон, – выдавливаю из себя сиплым голосом.
– Да. Иду, – бормочет она, отводя взгляд и, схватив с кресла сумку, выбегает.
Входная дверь бахает, закрываясь, и я вздрагиваю.
– Цыпленок, – говорит Юра, приглаживая растрепанные волосы, а я почему-то думаю о том, что ему пора подстричься. Чушь какая! Разве это сейчас важно?!
– Как давно? – так же сипло спрашиваю я. – Она одна или их несколько?
– Разве это имеет значение? – спрашивает он и сжимает челюсти, играя желваками. В последнее время я совсем не узнаю своего мужа, а сейчас передо мной вообще стоит какой-то незнакомый мужик. – Ну поигрались немного. Что тут такого страшного? Я же все равно вечером приду домой и лягу в твою постель. Люблю-то я тебя. Слушай, среди бизнесменов это нормальная практика. Ну ты чего, Цыпленок? – он делает шаг ко мне и поднимает руки, будто хочет прикоснуться, а меня мутит. Кто знает, где побывали до этого его руки?
Мое лицо кривится в брезгливой гримасе.
– Не смей прикасаться ко мне, – выдавливаю из себя и дергаю рукой, когда он снова пытается дотянуться до меня. – Ты… ты просто растоптал все, что между нами было.
– Ой, ну не драматизируй, – бросает он раздраженно. – Ты как Агата, ей-богу. Но ей можно такую чушь нести, она еще ребенок. Но ты-то? Взрослая женщина. Возьми себя в руки. И посмотри на ситуацию здраво. Таня – наш самый крупный клиент. А благодаря нашей связи она подтянула ко мне еще и своих конкурентов. Ты хоть осознаешь, какие перспективы открываются?
– Какие перспективы? – ахаю я. – Ты только что предал нашу семью! Предал меня! Нашу любовь!
Он закатывает глаза и шумно выдыхает.
– Тина, не еби мне мозги, – режет он. – Ты по делу? Чего приехала?
– Уже ничего, – выплевываю я и, развернувшись на каблуках, вылетаю из его офиса.
К машине буквально бегу, не замечая ничего вокруг. Боль, разъедающая кислотой мои внутренности, пока еще контролируема. Я не привыкла демонстрировать свои чувства на публике, и только это помогает мне сесть за руль и доехать до дома. Юра за мной ожидаемо не побежал. Все, что у него может ассоциироваться с драмой и выяснением отношений, под запретом. Он сделает все, чтобы не прояснять ситуацию и не оправдываться. Вплоть до того, что обставит все так, чтобы обвинить во всем меня. И как меня – такую умницу и красавицу – угораздило влюбиться в такого… мудилу?! Вот прямо вслух произношу это слово, хоть обычно не использую обсценную лексику.
Влетаю в квартиру и быстро сбрасываю обувь. Я сейчас соберу наши с детьми вещи, заберу деньги на операцию Паши и уйду от этого подонка! Поеду пока к папе, а дальше будет видно.
– Мам? – в коридоре появляется Агата. Глядя на меня, она хмурится. – А Пашка где?
– Вот черт, – выдыхаю дрожащим голосом. – Я забыла о нем.
– Мам, случилось чего? – дочь подходит ближе.
– Мы переезжаем к дедушке.
– Мы? Кто – мы?
– Я, ты и Паша.
– Но почему? Ты поругалась с папой?
– Агата, пожалуйста, не задавай вопросов, – прошу я, всхлипнув. Слез пока нет, но я чувствую приближение истерики.
– Я заберу Пашку, – говорит она, видя, как я снова натягиваю туфли. – Иди пока… не знаю, чаю выпей с мятой.
– Спасибо, – благодарю дочку и бросаюсь в нашу с Юрой спальню, где установлен сейф, в котором хранятся деньги на операцию Пашки.
В момент, когда слышу хлопок входной двери, раздается щелчок замка сейфа, и я открываю тяжелую дверцу. Мои глаза расширяются, а сердце перестает биться. В сейфе пусто.
Глава 3
Тина
Входная дверь снова хлопает, а я не могу отвести взгляд от пустого сейфа. Мне очень хочется моргнуть и, открыв глаза, увидеть, что деньги там все же лежат. Несколько аккуратных стопочек, приготовленных на лечение сына. Но, сколько ни моргаю, там не появляется ни одной купюры. Разворачиваюсь, чтобы пойти за телефоном, и сталкиваюсь с хмурым взглядом мужа.
– Юра, там… – севшим голосом произношу и киваю на сейф. – Там ничего нет.
– Я в курсе, – отвечает он, а я даже не обращаю внимания на его пугающе грозный вид.
– Но как… куда… В понедельник Пашке ложиться в больницу. Ты их куда-то перенес, да? Ты положил их на счет? Тогда надо снять, – начинаю тараторить я. – Яков Владиславович сказал, что с понедельника начнет готовить Пашку. Операцию назначат, как только его организм будет готов. Куда ты спрятал деньги? Мы же сможем их быстро снять? Впереди выходные, банки не будут работать.
– Денег нет, – отрезает Юра, прерывая мою торопливую речь.
– Надо будет еще в школу сообщить, чтобы домашку ему… Что? – наконец мозг обрабатывает сказанное мужем.
– Денег нет, – повторяет безжалостным ледяным тоном муж.
– Как это нет? – я все еще хочу верить в то, что все это какая-то комедия, но больше похоже на сюр. Сложно смириться с правдой, когда годы подготовки к этому моменту пущены коту под хвост. Когда осуществление мечты всей семьи не просто откладывается, оно нещадно рушится. – А где они, Юр?
– Я проиграл.
– Что? В каком смысле?
– В карты проиграл! – бросает раздраженно и смотрит на меня исподлобья.
– В карты? – переспрашиваю, будто услышала неправильно. А, может, и правда, я не расслышала или не так поняла.
– Да. Блядь, Тина, не тупи! – рявкает он. – В карты! Знаешь, люди играют в них на деньги? Я играл и проиграл.
Он разводит руками, типа, ну, дело-то житейское, с кем не бывает. А внутри меня просыпается истеричка и фурия. Я чувствую, как закипает кровь, как она горячей лавой стремительно разносится по венам. Моя кожа начинает гореть, а шум в ушах нарастает. Я впадаю в состояние, когда не чувствую ни лица, ни тела. Только чистую ярость, которая движет мной.
– Как ты посмел?! – реву я яростно. – Ты кто такой, чтобы распоряжаться этими деньгами?!
– Я их заработал! – не отстает мой муж. – Я! Ты, блядь, в отель игралась, пока я ебашил сутки напролет, договаривался с бандитами, рисковал своей жизнью! Строил этот ебаный бизнес, чтобы вы ни в чем не нуждались! Так что закрой рот и не смей так со мной разговаривать!
– Это деньги на лечение сына! Ты бесчувственный подонок! Ребенок не может нормально жить без этой операции! Ему даже бегать запрещено!
– Заткнись, я сказал! – ревет он. – И радуйся, что я тебя на кон не поставил! Хотя мне предлагали. Но я отказался, поняла?! Так что я сделал тебе одолжение.
– Да лучше бы ты меня поставил, чем лишил нашего сына надежды! Какой ты после этого отец?! Донор спермы, а не отец!
Юра замахивается и бьет меня наотмашь так сильно, что моя голова дергается, и я падаю на пол. Лицо прошивает пекучая боль.
– Папа! – ахает за его спиной Агата, и сквозь пелену слез я вижу, как они с Пашкой бегут ко мне.
Тряхнув головой, прогоняю воспоминание и стираю влажные дорожки со своих щек. Столько времени прошло, но я до сих пор помню тот день так отчетливо, будто весь этот ужас произошел вчера.
Как-то в наш отель на летнюю подработку устроилась студентка факультета психологии. Милая девочка Вита, с которой мы на одной из ночных смен заболтались за чаем, и я, сама не понимая как, рассказала ей свою историю. Она ответила, что для душевного спокойствия мне надо найти в себе силы простить мужа и отпустить. Возможно, тогда он тоже сможет отпустить меня. Сегодня я поняла, что ни один из нас не отпустил и, похоже, не намерен. Да и как я могу простить его подлый поступок? Он еще и меня пытался обвинить в том, что я чрезмерно драматизирую. Но разве может вообще быть применимо слово “чрезмерно”, когда речь идет о здоровье ребенка? Там вообще меры нет.
Я едва помню, как доехала до дома. Поднимаюсь в квартиру и, войдя внутрь, устало прислоняюсь спиной к двери. Еще только утро, а у меня уже ощущение, что из меня высосали все соки. А мне ведь и на работу ехать. Не знаю, как найду в себе силы улыбаться клиентам и коллегам.
– Ма? – Пашка выглядывает из комнаты.
На моем лице появляется улыбка. Сейчас, когда мой сын пышет здоровьем, я могу наконец свободно дышать, зная, что у него есть шанс прожить долгую, счастливую жизнь.
– А где ты была?
– Ездила по делам.
Я не рассказываю детям о встречах с их отцом. В тот злополучный день и Паша, и Агата вычеркнули его из своих жизней, заявив, что отныне у них есть только мама.
– Ма, у меня кеды порвались.
– Паш, рано еще в кедах ходить, – разувшись, подхожу к сыну и целую любезно подставленную щеку. Как всякий подросток, он не любит эти “телячьи нежности”, как их называет мой сын. Но терпит, потому что в этом нуждаюсь я.
– Ма, ну все уже ходят, – тянет Пашка.
– Ладно, с зарплаты купим.
– Пасиб, – коротко отзывается он и скрывается в своей норке, а я иду в ванную.
Хочу смыть с себя напоминание о тюрьме. Выдраить свое тело мочалкой, чтобы оно покраснело. Плеснуть на него кипяток, облиться гелем для душа и шампунем, начистить кожу до блеска и скрипа. Могла бы снять слой кожи – сделала бы это, не задумываясь, настолько мне омерзительно то место и человек, которого я там посещаю.
Сбросив одежду, с отвращением смотрю на нее. С какой огромной радостью я бы сожгла ее! Но у меня не слишком разнообразный гардероб, чтобы разбрасываться вещами. И каждая копейка на счету. Пашке вон новые кеды нужны. Агата с Матвеем нам, конечно, помогают, но я чаще всего отказываюсь, аргументируя тем, что нам всего хватает. Принимаю только подарки. Взять для меня деньги – это уже слишком. Пашку балуют, папу моего, и на том спасибо.
Встав под горячие струи, нещадно драю свое тело мочалкой, буквально физически ощущая, как смываю с себя это ужасное утро. Пытаюсь переключить мысли на что-то позитивное, но старая обида захлестывает, и, как каждый раз по возвращении из тюрьмы, я разражаюсь рыданиями и, открыв рот, молча кричу. Выдыхаю в пространство душевой кабины свою агонию.
Когда истерика стихает, выхожу из душа и, запустив стирку своих вещей, собираюсь на работу. Двигаюсь вяло, так что после сборов обед я буквально заглатываю.
– Паш, я на работу! – выкрикиваю уже из коридора, быстро скользя глазами по тумбочке в прихожей, пока обуваюсь и набрасываю легкий плащик. Проверяю сумку, чтобы ничего не забыть.
– Ма, я завтра после школы на тренировку.
– Так завтра же среда.
– Нам перенесли с четверга, тренера не будет.
– Ладно. Сам доедешь с тренировки?
– Ма, я ж не маленький.
– Ладно, не маленький, – улыбаюсь я. – Спать не позже десяти. На кухне после себя оставляем порядок.
– Угу, – соглашается он.
– Все, до завтра.
– До завтра.
Небрежно махнув рукой, сын снова уходит в комнату, а я еду на работу. Только войдя в отель, выдыхаю, снова попав в знакомую обстановку, где ничто не напоминает мне ни о Юре, ни о проблемах, связанных с ним. Поздоровавшись с сотрудниками, выясняю, что у нас все в штатном режиме и без эксцессов. Спешу наверх проверить работу горничных перед заселением гостей, а, когда спускаюсь, мои брови съезжаются на переносице.
Еще не дойдя до стойки ресепшен, я уже слышу пьяные мужские голоса. Ускоряю шаг и, свернув от лифтов, наблюдаю картину, из-за которой хочется сразу же нажать кнопку вызова охраны. Несколько пьяных молодчиков примерно возраста моей Агаты стоят перед стойкой, пара из них тискает за задницы откровенно одетых девушек. А один парень буквально лег грудью на стойку и отпускает какие-то шуточки, над которыми смеются только он и его друзья. Зато наша новая ресепшионистка Юля густо краснеет и что-то там лепечет. Господи, ну почему не нажала кнопку?
Я уже лечу ей на помощь, но слышу до боли знакомый голос, от которого меня бросает в жар.
