Цзиньлун стоял у окна с чашечкой эспрессо и наблюдал за тем, как Катя суетливо убирала со стола посуду. На женщине, которой на вид было не больше двадцати пяти, был лишь розовый шелковый халат, который она то и дело поправляла. Сквозь полупрозрачный шелк было видно ее худощавую фигуру. Цзинь любил наблюдать за ней и всегда, когда говорил о Кате, сравнивал ее с бабочкой. “Редкая бабочка с бархатными крыльями влюбилась в дождевого червя”, – говорил он.
– Мы впервые уезжаем так надолго, – ответила Катя. – А что, если они на нас обидятся?
– Им два года, сладкая, они вряд ли что-то поймут, а уж тем более вспомнят.
– А если это будет их первое воспоминание? – Голос женщины задрожал, она села за кухонный стол и сделала глоток воды.
– Вот ты помнишь себя в два года?
Ответа не последовало, а Цзинь как будто и не ждал его: он поцеловал жену в макушку и вышел из кухни. Катя посмотрела на свои ногти и откусила заусенец. Она сама не ожидала, что будет так переживать. Это было их первое путешествие после рождения близнецов. Они отвезли их к родителям Цзиня, которые души не чаяли во внуках и были рады лишний раз побыть с ними.
Родители Цзиня были без ума и от самой Кати. Они были счастливы, что их сын, который не купался в женском внимании, вдруг начал ухаживать за русской девушкой с белыми волосами, голубыми глазами, точеной фигурой, светлой, почти прозрачной кожей. Для них был настоящий праздник, когда влюбленные решили пожениться.
Катя с Цзинем познакомились в одном из баров, где отдыхали богатые мужчины, которые приходили туда, чтобы познакомиться с девушками из разных стран. Девушки приходили туда, чтобы найти кошелек потолще. Цзинь не любил такие места. В тот вечер он был со своим другом – коллегой по бизнесу. Катя уже сидела за столиком с тремя не менее очаровательными девушками. Было заметно, что она чувствовала себя комфортно в этом заведении. Катя, которой стукнуло двадцать, была уже третий раз на заработках в Китае. Она снималась для каталогов одежды и благодаря славянской внешности зарабатывала неплохие деньги. В том баре она бывала нечасто. Ходили они с подругами туда лишь ради того, чтобы побыть среди красивых людей, одетых так, как они себе позволить не могли, а иногда – чтобы выпить за счет щедрого богача. В тот вечер друг Цзиня решил угостить девушек огромной бутылкой шампанского, которая стоила как четыре съемки Кати. После этого весь вечер друг Цзиня приставал к ней, на что девушка просто не обращала внимания. Ее больше заинтересовал Цзинь. Скромный мужчина, который стеснялся даже смотреть на нее, то и дело поглядывал на часы и дергал друга за рукав пиджака. Катя отметила, как стильно он был одет: ей понравилось, что с черным костюмом он надел жемчужные бусы и кольца из состаренного серебра. В тот вечер они даже не разговаривали: Катя на тот момент еще не говорила по-китайски, а Цзинь, хотя и хорошо владел английским, стеснялся на нем разговаривать.
Катя не отнеслась серьезно к их знакомству, пока не начала получать от него подарки и цветы. Ее подруга сразу рассказала, что в тот вечер друг Цзиня взял ее номер, а потом узнал и адрес Кати. Подарки были недешевые, а цветов было так много, что вскоре ее маленькая квартирка с одной спальней превратилась в сад. “Кажется, я вас люблю”, – говорилось в одной из записок в огромном букете цветов. Да, со стороны это выглядело романтично, но у Кати не было привычки безрассудно доверять мужчинам, особенно тем, с которыми она познакомилась в баре. Поэтому еще месяц она избегала встречи с Цзинем, пока они не встретились на дне рождения той самой подруги. Подруга Кати обожала вечеринки и иногда проводила их без повода. В этот раз она сняла небольшой клуб знакомого. Все помещение она украсила розовыми перьями и блестками, а в баре подавали только розовые коктейли. Даже прожектора светили только розовым светом, из-за чего казалось, что все гости попали внутрь сахарной ваты. Играла музыка восьмидесятых. Из гостей были в основном друзья девушки и друзья друзей.
– Катя, – сказал Цзинь, когда подошел к девушке, стоявшей у бара, – вы меня боитесь?
Катя, потягивая коктейль, лишь мило улыбнулась в ответ.
– Не бойтесь, Катя, я не веду себя так со всеми, просто вы так прекрасны, что не оставляете мне выбора.
– Хорошо, – наконец ответила девушка, – тогда я хочу, чтобы вы знали, что я не та девушка, которую можно снять в баре.
– Я знаю, – Цзинь улыбнулся, радуясь уже малой победе.
– И надеюсь, вы понимаете, что я не та, которая купится на ваши щедрые подарки.
– Понимаю, – сказал Цзинь и поцеловал девушке руку.
После того вечера они начали проводить время вместе. Цзинь был очень сдержанным мужчиной, и это безумно привлекало Катю. Он уговорил ее остаться в Китае. Девушка не без его помощи поступила в университет, где начала учить китайский язык, а через год Цзинь сделал ей предложение с кольцом, на котором красовался такой большой бриллиант, что отказаться было бы просто глупо.
Катя подошла к шкафу, где стоял алкоголь, и налила себе немного красного вина, чтобы хоть как-то успокоиться. Потом она поставила бутылку обратно в шкаф и повернула ее этикеткой вперед – как она стояла до этого. С другой стороны, она была рада долгожданному отпуску. Мальдивы были ее мечтой, которую Цзинь осуществил, подарив ей на день рождения путевку. К тому же впервые за два года она отдохнет от детей. Катя не работала, а няня помогала лишь по дому, поэтому она была очень привязана к близнецам.
Девушка прошла в ванную комнату, включила воду и насыпала соль в ванну. Она скинула свой тонкий халат, аккуратно повесила на крючок и посмотрела на себя в зеркало. Идеальное для кого-то тело казалось ей не таким уж и красивым: в отражении Катя видела шрам от кесарева сечения и растяжки на груди и животе, от которых она не могла избавиться. Она залезла в ванную, где горячая вода набралась пока по щиколотку. Замерзшие ноги стало приятно покалывать от горячей воды. Комнату наполнил приятный аромат лаванды. Из-за шума воды она не заметила, как зашел Цзинь. Он сел на пол и положил голову на край ванны. Катя закрыла глаза, продолжая не обращать на него внимания. Иногда ее раздражало это чрезмерное внимание к ней. Она не любила, когда Цзинь любовался ею или возвышал ее. Ей казалось, что он перегибал палку в такие моменты. Сейчас Катя лежала и мечтала лишь о том, чтобы он ничего не говорил, чтобы он сидел молча и просто смотрел, хотя казалось, что она могла слышать даже его мысли.
Катя редко сидела в ванной – в первую очередь из-за того, что последнее время у нее не было времени даже постоять под душем. Вода в ванной коснулась ее шеи, и она нажала на кран. Звуки лопающихся пузырьков успокаивали ее и заставляли погружаться в мысли. Она была рада, что встретит на Мальдивах Новый год. До переезда в Китай она обожала декабрь. Она пыталась научить Цзиня отмечать с ней Новый год по русским традициям и приучала к этому и детей, но это было сложно – особенно из-за того, что сам Цзинь не воспринимал этот праздник всерьез, отдавая предпочтение китайскому Новому году. Она скучала по новогодней суматохе, по запаху мандаринов, которые раньше пахли как-то по-другому, по безобразным салютам из окон соседей, петардам, ледяным горкам и поездкам на лошадях по снегу. Всего этого ей ужасно не хватало, хотя она не хотела в этом признаваться даже себе. Поэтому сбежать к океану и сделать вид, что сейчас не декабрь, было для нее идеальным вариантом.
Цзиньлун любовался девушкой, как произведением искусства. Он до сих пор не верил, что был с ней. Его восхищало ее тело, и каждый раз, приезжая в ресторан, где привычными гостями были китайцы, он с наслаждением ловил взгляды людей, любующимися Катей, как и он. “Это моя жена”, – гордо говорил он, когда кто-то, вздернув брови, смотрел на нее. Но каково было удивление, когда близнецы, которых Катя рожала тридцать часов, вдруг оказались его маленькой копией – и намека не было на то, что Катя их мать! Не думая о законах генетики, всю беременность жены Цзинь мечтал о двух голубоглазых блондинах.
Иногда ему было сложно понять Катю – не только из-за языкового барьера, но и из-за того, что выросли они в абсолютно разных культурах. Поэтому разговаривали они редко. “Меньше знаешь – крепче спишь”, – часто он слышал от Кати. Но ему это не мешало, а даже наоборот. Он был молчуном, который редко поддерживал разговоры в компании. Он не знал, чем он так привлекал людей и почему у него было много друзей. Возможно, из-за того, что большинство людей нуждается в слушателе, которым и был Цзинь. Он действительно умел слушать и выслушать: не перебивал, вникал во все сказанное, давал совет или комментарий, если этого требовал собеседник. Поэтому походы в ресторан и прогулки в тишине стали для них нормальным явлением.
Тем не менее Цзинь считал их идеальной парой. Они никогда не ругались, так как оба соблюдали правила, которые устанавливали сами, например не приводить своих друзей домой, сразу убирать свои вещи в шкаф, не шуметь, когда другой спит. У любой пары есть правила, но Цзинь и Катя отличались от всех тем, что они не просто не нарушали их – они боялись их нарушить, словно после этого их ждали серьезные последствия. Жить по правилам Катю научил Цзинь. Главным правилом для него было соблюдение законов. “Да кто об этом узнает”, – часто говорили его друзья, когда он отказывался что-то делать. “Зато я добился того, чего не добились они”, – успокаивал себя он, чтобы хоть как-то оправдаться. Таким был Цзиньлун в обычной жизни. В бизнесе он был абсолютно другим человеком. Он был жестоким и был готов на многое ради работы. Его двуличие пугало всех, но Катя поначалу видела в нем только хорошее. А потом… потом менять что-то было поздно.
Он продолжал смотреть на Катю, которая по-прежнему лежала с закрытыми глазами. Не дождавшись приглашения присоединиться, он встал и вышел из ванной. Катя с облегчением выдохнула и открыла глаза.
После ванной девушка, прикрывшись полотенцем, пошла в спальню. Было темно. В еще не задернутых шторами окнах был виден ночной город. Катя подошла к окну и с интересом посмотрела на то, как горел свет в окнах соседних небоскребов и как подсвечивались дороги от фонарей и проезжающих машин. Она любила этот город. Она любила его за то, что он позволил ей сбежать из своего маленького города в России, где она вряд ли смогла бы чего-то достигнуть. Она была благодарна Цзиню за то, что он подарил ей эту возможность. Она до сих пор не понимала, любила ли она его когда-то как человека или купилась на его деньги. Она убеждала себя, что любит Цзиня, но все равно время от времени задавала себе этот вопрос. Была ли она счастлива? Несмотря на то что Катя имела даже больше, чем хотела еще несколько лет назад, она не могла ответить себе на этот вопрос. Она больше не должна была сниматься для каталогов, делать вид, что деньги для нее не самое важное в жизни, но теперь у нее были другие трудности, и, когда ей становилось невыносимо, когда ей казалось, что она стала бесполезна, она шла в центры помощи, где могла быть полезна. Катя знала с детства: если тебе плохо – помоги другим, и тебе станет лучше. Это были те редкие случаи, когда она оставляла близнецов на пару часов с няней. Она ездила в дома престарелых, хосписы, детские дома. Когда она бывала в таких местах, она чувствовала себя почти святой и после позволяла Цзиню любоваться собой. И даже начинала думать, что любит его.
Катя закрыла глаза и поблагодарила Вселенную за все, что с ней происходит. В этот момент в спальню вошел Цзинь. Закончив говорить про себя слова благодарности, она продолжила стоять лицом к окну. Ей не нравилось, что Цзинь ходил за ней как домашний кот, который ходит по пятам за своим хозяином. Катю раздражало, что она чувствовала его присутствие в этой комнате и даже могла слышать его тихое дыхание, больше похожее на посвистывание ветра в приоткрытых окнах.
– Пора спать, – тихо и холодно сказала она, отворачиваясь от окна.
Цзинь послушно залез под одеяло вместе с Катей, проваливаясь в мягкие шелковые простыни бутылочного цвета и скользя по ним. Он выключил свет и прильнул к девушке.
– У тебя холодные руки, – коротко сказала она.
– Даже не пожелаешь мне спокойной ночи?
– Спокойной ночи, дорогой, – сухо сказала Катя, словно общалась с незнакомцем.
– Спокойной ночи, Катя, – так же сухо, даже с какой-то легкой обидой ответил Цзинь.
Почти сразу он услышал тихое похрапывание жены. Он завидовал тому, как быстро она засыпала. Ему же приходилось долго ворочаться: он много думал перед сном. Около четырех месяцев его волновали отношения с Катей. Он не понимал, почему она так изменилась. Катя списывала все на усталость, на постоянную возню с детьми, на нехватку времени на себя, несмотря на помощь милой няни, которая появилась у них не так давно, на то, что она хотела снова начать ходить на кастинги, и на то, что на фоне всех этих событий у нее началась депрессия. Цзинь ее не понимал, но старался изо всех сил, чтобы как-то ей помочь. Но с каждым днем она все больше отдалялась, словно уже не испытывала никаких чувств к нему. Он больше не слышал искренности в ее “я люблю тебя” или “спокойной ночи, дорогой”. Никогда раньше она не называла его “дорогой”, и от этого это слово казалось похожим на грубость.
Цзинь очень рассчитывал на эту поездку. Он верил, что Мальдивы взбодрят ее. Он любил Катю, и чем больше она отдалялась, тем больше он боялся потерять ее. Но больше всего он боялся, что она перестала любить его. Он был уверен: единственное, что нельзя заставить человека делать, – это любить. Но также он осознавал, что, даже если Катя его разлюбит, он все равно ее не отпустит. Эта девушка должна навсегда остаться с ним. Вот как он ее любит!
Луиса и Пако
– Почему ты еще на кровати? – заорала Луиса при входе в квартиру, увидев Пако, играющего в приставку.
– Да я уже почти готов, – спокойно ответил Пако.
– Я же сказала, чтобы ты стоял на выходе к двум часам! Я приехала позже, а у тебя даже чемодан не собран!
Пако был рассержен. Он почувствовал, как его лицо начинает заливаться яркой краской. Чтобы не вспылить и не превратить ссору в очередной скандал, он глубоко вдохнул воздух, который был пропитан запахом масляных красок и масла. У окна стоял холст, на котором виднелся набросок очередной картины. Луиса видела его еще месяц назад, и за это время на холсте не появилось ни одного нового штриха. Она подошла к подоконнику, который был засыпан пеплом и заляпан жирной краской. Сложно было назвать Пако аккуратным, поэтому у них было правило: рисовать он может только в небольшой комнате, самой ближней к выходу. Квартира находилась недалеко от центра Барселоны; она досталась Луисе от бабушки как единственной внучке. Но после того как они съехались с Пако, могло показаться, что в квартире жил только Пако: его вещи были раскиданы повсюду. Луиса же складывала свои вещи аккуратно в шкаф и ненавидела беспорядок.
Пако взял вещи, лежащие на старом потертом диване, и кинул их в открытый чемодан.
– У тебя есть пятнадцать минут на все, – строго сказала Луиса.
– Но я еще не был в душе!
– Пятнадцать минуть! – заорала женщина и достала пачку сигарет из кармана серых широких брюк, скроенных в стиле восьмидесятых.
– Прекрати на меня орать! – прокричал Пако.
Луиса положила пачку сигарет обратно в карман, так и не закурив.
– Хорошо, – сказала рассерженная Луиса. – У тебя осталось десять минут, потом я уезжаю одна.
Она прошла в спальню, чтобы взять чемодан, который она собрала еще вчера вечером. В спальне окна выходили на юг, поэтому из-за постоянного солнца там было почти всегда душно. Все пространство было заполнено ярким светом. Луиса раздраженно подошла к незаправленной кровати, подняла простыню, которая валялась на полу, накрыла ею кровать, а потом вышла с чемоданом в коридор. В дверном проеме она увидела, как Пако застегивал штаны.
– Вызываю такси, – все так же сердито пробормотала Луиса.
– Я уже готов, не переживай.
Они вышли из квартиры. По пустому коридору эхом пронесся шум колесиков. Пако толкнул дверцу лифта, и они вошли в тесную кабину, которая медленно спустила их с пятого этажа. Стоя очень близко к парню, Луиса почувствовала запах травы.
– Ты опять курил? – спросила она.
– Прошу тебя, мы едем в отпуск. Может быть, перестанешь себя вести как моя мамочка?
– Обязательно, как только ты перестанешь себя вести как маленький ребенок.
У них были разные характеры, разные привычки, а со стороны вообще могло показаться, что эти двое – мать с сыном. Луисе было сорок три года. Это была взрослая женщина, работающая в крупной фирме, организующей праздники, среди клиентов которой были певцы, актеры, бизнесмены. Она не понимала, почему уже три года ее так тянет к молодому Пако, который кроме пятисот евро, вырученных за свою картину, больше в жизни не заработал.
Пако, напротив, отлично понимал, что его держит рядом с испанкой, поседевшей в сорок три. Ему нравилось, что Луиса его обеспечивала. Его вовсе не смущало, что в их отношениях он играл роль содержанки, которая расплачивалась за это интимом. В конце концов, секс с Луисой ему нравился, они были идеальными партнерами, им нравились одинаковые вещи, и это было, наверное, единственное, в чем у них не было разногласий.
Пако нравилось, что он мог все свое время посвятить творчеству, то есть написанию картин. Он верил, что наступит день, когда он прославится на весь мир, когда на его выставки будут выстраиваться очереди и он будет зарабатывать больше, чем Луиса. И тогда Пако, возможно, ее бросит, а сейчас ему было выгодно быть с ней. Этот момент был светом в темном коридоре будущего. Пако представлял, как толпы людей медленно прогуливаются перед его полотнами. Он видел себя на обложках искусствоведческих журналов, в телепрограммах, он мечтал, что его творчество станет объектом восхищения. Он представлял, как его работы уходят с аукционов за огромные суммы, как галеристы и художественные критики аплодируют ему. И в этом воображаемом мире он больше не нуждался в поддержке Луисы, ибо его талант наконец-то освободил его.
Пако осознавал, что зависимость от Луисы была временным этапом на пути к великому успеху. Пако жил в мире иллюзий, где успех приходит автоматически, без усилий. Он умел мечтать, но вопрос о том, как мечты превратить в реальность, так и оставался без ответа. Последнее время Пако все чаще думал о том, что, возможно, пора перестать размышлять о своих грандиозных планах и просто забить на все. Вместо того чтобы ковыряться в искусстве, он хотел просто валять дурака, отдыхать и получать удовольствие, пока Луиса трудится на работе.
Идея оставить в прошлом свои желания стала для него заманчивой. Его привлекала возможность просто перестать напрягаться и уделить внимание более обыденным вещам и забыть о стремлении к грандиозным целям. Несмотря на то что Луиса раздражала Пако своей строгостью во всем, он был благодарен ей за то, что та держала его в узде, не позволяя снюхаться в клубе на техновечеринке. Луиса была эстетом. Она только однажды побывала в таком месте в начале их отношений после долгих уговоров Пако. Пробыла она там не больше пятнадцати минут, пока не увидела молодого парнишку, которого трясло от передоза. Пако все же иногда выбирался на такие вечеринки, когда они ругались или когда Луиса уезжала в командировки. У Пако было много друзей, которых Луиса недолюбливала, как и они ее. Они были из разных миров.
Они познакомились на выставке картин молодых художников. Луиса пришла поддержать свою подругу, достаточно известную в определенных кругах, в которые она тоже входила. Пако же имел счастье выставить две картины в самом дальнем углу зала, до которого доходили уже без интереса.
Искусство их сближало ровно так же, как и отдаляло. Луиса считала своего парня больше лентяем, который раз в неделю подходил к холстам, чтобы сделать пару мазков. Она то и дело напоминала ему, что пора найти работу, на что Пако закатывал глаза, утверждая, что это будет мешать его творческой деятельности.
– Я забыл взять плавки, – вдруг выпалил Пако на середине пути в аэропорт.
Луиса ничего не ответила, продолжая смотреть на мимо пролетающие залитые солнцем улицы, украшенные к Рождеству.
– Развернитесь, пожалуйста, мне нужно вернуться домой, – обратился Пако к водителю.
– Не разворачивайтесь, мы опаздываем, – отрезала Луиса.
– Ты шутишь? До вылета три часа, я не могу лететь на Мальдивы без плавок!
– Если бы ты собирался заранее, а не за пять минут до выхода, ты бы ничего не забыл. Будешь плавать в шортах.
– Но в них неудобно! – обиженно сказал он.
– Значит, не надо было забывать! В конце концов, наверняка там можно будет купить плавки.
Пако тяжело выдохнул и ничего не ответил, нервно дергая ногой, как раздраженный подросток.
Подъезжая к дороге, ведущей в аэропорт, они встали в пробку.
– Кажется, впереди что-то горит, – сообщил водитель пассажирам на заднем сиденье. – Клянусь, еще десять минут назад в навигаторе не было никаких пробок.
– Если мы опоздаем, то это будет только твоя вина, – выдыхая, сказала Луиса.
Она так сильно нервничала из-за пробки, что у нее скрутило живот.
– Кажется, у тебя в животе кит умирает, – рассмеялся Пако, намекая на громкое урчание.
Луиса переживала. Она была готова выйти из машины и пойти пешком, если бы это помогло не опоздать на самолет.
– Да что ты так трясешься! – снова сказал Пако, заметив, как женщина начинает потеть.
– А то, что эта поездка стоила таких денег, которых ты в жизни в руках не держал!
В машине стояла духота, несмотря на то что на улице было холодно.
– Дорогуша, да ты помешана на бабках, – язвительно сказал Пако. – Не обязательно было покупать эту путевку для меня, съездила бы одна, прочистила бы мозг, отдохнула.
– Отлично! Спасибо, что сообщил мне это сейчас! Как же ты меня раздражаешь своей заносчивостью. С чего ты вообще взял, что тебе кто-то что-то должен! – чуть ли не прокричала разозлившаяся Луиса.
Пако, которого тоже злили слова женщины, хотел плакать. Он нервно провел рукой по своим длинным засаленным волосам.
– Поверь мне, это ты думаешь, что тебе кто-то что-то должен. Ты каждый день пилишь меня, а ты знаешь, что я это ненавижу.
– Да потому что ты лентяй! – заорала Луиса.
– А ты неудачница!
– Ну все, господа, кажется, мы снова можем ехать, никуда вы не опоздаете, – сказал водитель, который явно не хотел быть свидетелем ссоры.
Луиса и Пако замолчали. Они словно забыли, что все это время находились в машине. Таксист достаточно быстро довез их до аэропорта. Луиса была рассержена и обижена на Пако. Она не ожидала услышать вместо благодарности не самые приятные слова. Для Луисы это была действительно важная поездка. Она мечтала отправиться в экзотическую страну на рождественские праздники. И не одна, а с партнером. Но только сейчас она поняла, что не все так идеально, а ее любимый, возможно, даже не купил ему подарок на Рождество.
– Прости, – наконец выпалил Пако, когда объявили посадку.
– Ладно, – ответила Луиса, которая все равно продолжала обижаться.
– Ты же знаешь, что я такой.
– Какой “такой”?
– Ленивый художник.
Пако хотел увидеть на лице женщины улыбку, но та даже не смотрела на него.
– Может, надо над этим работать, начать меняться?
Они подошли к стойке перед выходом на трап. Девушка с тугим пучком посмотрела на их билеты и пожелала хорошей дороги.
– А если я не хочу меняться? Что, если я всю жизнь буду таким?
Луиса пожала плечами и прошла к своему посадочному месту. Места им достались в разных частях самолета, чему оба были даже рады. Полет с пересадкой в Дохе продолжался шестнадцать часов. Пако всю дорогу смотрел фильмы и заказывал виски у стюардесс. Луиса, как только села в кресло, сразу выпила снотворное, прочитала пару страниц книги и все оставшееся время просто спала.
Не общаясь всю дорогу, они остыли, а потом и вовсе забыли о ссоре, произошедшей в такси в Барселоне. Когда они пролетали над маленькими островками в бирюзовой воде, с высоты кажущимися чем-то ненастоящим, Луиса была готова расплакаться, не веря тому, что те образы, которые она рисовала в голове, стали реальностью. Она оглянулась, чтобы посмотреть на Пако, который сидел через два ряда от него. Напившись, он крепко уснул с неестественно опущенной головой.
При выходе из самолета они испытали такие чувства, которые давно не испытывали. Им казалось, что они попали в фильм, а все вокруг всего лишь декорации: белоснежный песок, светло-голубой океан и небольшие бунгало на воде, объединенные одним мостиком. Пако было стыдно перед Луисой за все, что он сказал ей еще в Барселоне, но, как всегда, он не стал в этом признаваться. Луиса же простила Пако, зная, что извинений она не дождется.
