Вдвоем им удалось придать утопленнику нужное положение вниз головой. Зар потряхивал его на своем колене, а Света колотила по спине. Наконец, из его рта хлынула вода. Не приходя в сознание, старик корчился и изрыгал на траву воду вперемешку с рвотой. А Зар, морщась от отвращения, придерживал его голову за волосы на затылке, чтобы он не захлебнулся повторно своими рвотными массами.
Когда старик перестал корчится, и извержение воды из его рта прекратилось, Зар помог уложить его на землю на спину. Она видела, что грудная клетка все еще вздрагивает, но импульса для самостоятельного дыхания по-прежнему не хватало. Дальше, она могла справиться без посторонней помощи. Отработанным движением запрокинула голову, выдвинула нижнюю челюсть, сорвала со своей шеи все еще болтающийся там рукав от рубашки и накрыла пострадавшему лицо. Раньше ей уже доводилось проводить реанимационные мероприятия. Правда, это был ребенок. Но не должно быть особенной разницы.
Света зажала рукой нос пострадавшего, сделала глубокий вдох и выдохнула воздух в рот человека сквозь ткань рукава. Его грудная клетка приподнялась, наполнившись воздухом и опала. Света удовлетворенно отметила, что все делает правильно, и повторила манипуляцию. В третий раз пострадавший уже помогал ей, жадно втягивая воздух, а на четвертый раз вдохнул сам. Удивительная живучесть при его то возрасте! Сколько он пробыл без дыхания?
Убедившись, что его дыхание самостоятельное, и сердцебиение выравнивается, Света отползла от старика, к сидящему неподалеку и наблюдающему за ее действиями Зару, и обессиленно привалилась к его плечу. Он, оставаясь внешне безучастным, машинально обхватил ее противоположное плечо ладонью и прижал к своему боку. Так они и сидели рядом бездумно, пока на горизонте над рекой не забрезжил рассвет.
Я рядом
Зар
Рассвет застал их сидящими на берегу. Какова ни была усталость, но надо было шевелиться. Под утро стало ощутимо прохладнее, чем ночью. Мокрая одежда неприятно облепляла и холодила тело, да и желудок ненавязчиво намекал на то, что пора бы подкрепиться. Чистая душа, казалось, дремала с открытыми глазами. Он потрогал свободной рукой ее пальцы, цеплявшиеся за его мокрую футболку, и обнаружил, что они ледяные.
– Просыпайся, – он похлопал ее по щеке и заглянул в распахнувшиеся серые глаза. Ее душа сияла, как и прежде, рассыпая вокруг радужные искры. Зару казалось, что ему никогда не надоест любоваться переливами света в гранях чистой души.
– Холодно, – пробормотала она, поежившись, и, обхватив руками его за пояс, плотнее прижалась к его телу, всколыхнув ставшее уже привычным влечение. Зар погладил кончиками пальцев по ее щеке и, не встретив сопротивления, приподнял кверху ее острый подбородок. Некоторое время смотрел на ее бледные холодные губы, раздумывая, стоит ли поцеловать их, согревая своим дыханием. Ворваться языком в такой желанный рот. Сорвать мокрую одежду, чтобы прижаться кожа к коже. Он очень хорошо представлял себе, как можно согреть это маленькое дрожащее тело.
– Почему ты иногда на меня смотришь так, как будто хочешь убить, а иногда – как будто готов съесть? Ты голоден? – наивно спросила она, глядя на него своим ясным незамутненным тьмой взглядом. И опять беспокоилась о нем!
Зар порывисто встал и сделал несколько шагов взад и вперед. Девчонка виртуозно играла на его нервах, то выводя из себя до состояния слепого бешенства, то вновь вызывая в душе ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения.
– Да, надо найти жилье и еду, – ответил он на ее вопрос. – Поднимайся, хватит сидеть!
– А что мы будем делать с пострадавшим? – чистая душа, проснувшись, сразу вспомнила о злополучном старике. Уж лучше бы плыл он себе, куда он там плыл. Вспомнив, как они намучились с этой тушей пару часов назад, Зар снова испытал раздражение. И в попытке отвлечься, огляделся по сторонам. Чуть поодаль за кустами орешника он увидел почти вросший в землю бревенчатый домишко. Настолько древний, что казалось, вот-вот развалится. Неудивительно, что ночью они его не заметили.
Посмотрев на склонившуюся над стариком чистую душу, он понял, что придется тащить его еще. Хотя бы до этого домика. Так просто она без этого полутрупа не уйдет.
– Хватай его за ноги и помогай, – проворчал Зар, не без труда приподнимая утопленника за подмышки. Чистая душа суетилась вокруг. Больше мешала, чем помогала. Но хотя бы больше не пыталась приказывать. Приказы Зар не переносил с детства.
Именно за привычку все время приказывать, Зар так ненавидел Хэйл-Эля. А тот, забавляясь злостью маленького демона, приказывал ему снова и снова. И попробуй не выполнить! Огненный кнут у Хэйл-Эля был всегда при себе, и управлялся он им виртуозно. Почему у всех демонов и ангелов призывались обычные мечи, и только у Хэйл-Эля был кнут?
Размышления о ненавистном наставнике придавали сил, и туша утопленника уже не казалась такой неподъемной. Зар втащил его сквозь покосившийся дверной проем в грязную вонючую избу и, оттащив в угол за большой печкой, возвышающейся посреди комнаты, бросил там. А сам принялся шарить по полкам в поисках какой-нибудь еды и одежды.
– Ч-что ты делаешь? – раздражающе возмущенным тоном спросила чистая душа. Если она снова будет отчитывать его за неподобающее поведение, то он…
На лавке, служащей, видимо постелью здешнему жильцу нашлось две простыни. Одна совсем драная. Ее Зар, поспешно стянув с себя мокрую одежду, обмотал вокруг пояса. А вторая была поновее и почище. Он подхватил ее и двинулся к девушке.
Света
– Раздевайся, – не размыкая сжатых зубов, процедил Зар, надвигаясь на нее и оттесняя от двери. Сам он уже успел раздеться, и наготу скрывала лишь обернутая вокруг бедер драная тряпка.
– Ч-что? – Света попятилась в недоумении глядя на него. Какая муха его укусила?
Ее бил озноб, и, по-хорошему, конечно следовало бы переодеться в сухое. Но запасной одежды не было, а раздеваться совсем…
– Что слышала! Снимай мокрую одежду немедленно, – повторил Зар с нажимом.
– Я н-не б-буду раздеваться! – Света пыталась говорить твердо, но нижняя челюсть предательски прыгала, выбивая зубами дробь.
– Я ведь могу и подчинить себе твой разум, – задумчиво проговорил Зар. – Как у той женщины на пожаре.
– Ты не сделаешь этого! – прошептала Света, но сама почувствовала, что голос прозвучал жалко. Подсмотренный разговор Зара с обезумевшей теткой очень даже впечатлил ее. Вот так они и вертят людьми, как захотят? А на нее он тоже воздействовал, когда уговаривал помочь ему? Или все-таки она сама согласилась?
– Переохладишься и заболеешь, безмозглая ты дура! – Зар с досадой швырнул в нее скомканную простынь. – Думаешь я буду возиться с тобой, если ты схватишь воспаление легких?
Развернувшись на каблуках, он пулей вылетел из домика, хлопнув покосившейся дверью. Света принялась поспешно стягивать с себя мокрый спортивный костюм, который облепил тело и никак не хотел сниматься. Это он так проявляет свою заботу? Кидаясь на нее и угрожая подчинить себе ее разум. Снаружи послышался грохот и шум, как будто что-то безжалостно ломали. Пусть лучше сломает что-нибудь там, чем будет опять трястись от гнева, глядя на нее.
К тому моменту, как скрипнула дверь, возвещая о его возвращении, Света уже сидела на лавке, закутавшись в простынь до самого носа. Сброшенный спортивный костюм комком валялся на полу. Зар, не обращая на нее никакого внимания, быстрым шагом пересек комнату и опустился на одно колено у печки. В руках его были не дрова, но какие-то древесные обломки. Он открыл печную дверцу, натолкал туда деревяшек, вытащил непонятно откуда коробок спичек и принялся растапливать печь, цедя сквозь зубы ругательства.
А Света смотрела на его взъерошенную шевелюру и сгорбленную спину с выпирающими позвонками и думала о том, что за все время их знакомства, он почти постоянно злится на нее. Все, что бы она ни сделала, было не так, как он хотел бы. Не злился он только… когда она прикасалась к нему сама. Когда сушила его волосы, когда положила голову ему на плечо, когда обнимала его. В эти моменты из него будто выдергивали колючку, что все время нервировала его, и он расслаблялся.
Надо быть ближе к нему, иначе так они не дойдут до конца дурацкого Испытания. Но как? Если он сам все время отталкивает ее. Как будто ее прикосновения обжигают.
Зар закончил с печью, растянул поперек комнаты веревку и развесил на нее сначала свою одежду, а потом подобрал с пола сброшенный туда спортивный костюм Светы.
Света вздрогнула от стыда, когда он повертел в руках ее бюстгальтер, а затем закинул на веревку рядом со своими штанами. А затем обернулся к ней и окинул оценивающим взглядом ее скрюченную фигуру, закутанную в простынь.
– Иди сюда, – велел он, остановившись в трех шагах от лавки и скрестив руки на груди. Света сочла за лучшее повиноваться. Вряд ли он станет срывать с нее простынь, которую сам же и дал. Ей все еще было холодно, но хотя бы зубы стучать перестали.
– Смотри сюда, – он поднял руку и отдернул шторку, свисающую с потолка вдоль бока огромной каменной печи. – Когда печь затоплена, это самое теплое место в доме.
Света с любопытством проследила взглядом за его рукой, указывающей на узкую щель между верхней частью печи и потолком. Прожившая всю свою жизнь в городе в благоустроенной квартире, она понятия не имела, как устроена печь, которую она раньше видела только на картинке. Зар же растопил ее так ловко, словно всю жизнь только этим и занимался, и сейчас Света уже чувствовала тепло, исходящее от печного бока со старой облупившейся штукатуркой.
– Сейчас я тебя подсажу, ты залезешь туда и будешь там отдыхать, пока одежда не высохнет. Уяснила? – он смотрел на нее строго, как учитель на нашкодившего ученика. И Света покорно кивнула. Она совсем не против оказаться в теплом темном месте за шторкой, где можно будет наконец отдохнуть.
– Но сначала ты снимешь мокрые трусы, – продолжал Зар с тем же выражением лица. Света поджала губы и сощурила глаза. Не его дело, какие на ней надеты трусы. И вообще… Она, конечно, разделась, но совсем голышом под тонкой простынью она расхаживать не собиралась. Сами высохнут на теле.
– Или я сделаю это сам, – добавил Зар многозначительно, словно прочитав весь ворох возмущенных мыслей, пронесшийся у нее в голове.
– Отвернись, – выдавила Света, сгорая от стыда. Но он беспрекословно послушался, повернувшись к ней спиной. Света поспешно стянула последнюю свою одежку и, придерживая простынь у горла одной рукой, попыталась сама закинуть злополучные трусы на веревку. Но… Зар был выше ее почти на голову. И веревку он натянул на своей высоте.
Он, обернувшись, молча отобрал у нее мокрую тряпочку и, не глядя, закинул на веревку. А потом присел к ее ногам и обхватил под коленки, а затем легко поднялся, вознося ее к потолку. Света гусеничкой вползла в щель под потолком и поспешно задернула шторку. Только после этого выдохнула с облегчением. Ее колотило, но уже не от холода.
Уснуть не получалось. Она ворочалась в пыли на твердом каменном ложе и никак не могла согреться. Кроме тонкой простыни у нее не было ни одежды, ни одеяла.
– Не спишь? – Зар отдернул занавеску и, подтянувшись на краю, вкатился к ней под потолок.
Света покачала головой, плотнее кутаясь в свою простынь и настороженно глядя на него.
– Иди ко мне, – вздохнул он как-то устало и раскрыл руки.
Света колебалась меньше секунды, а затем поспешно юркнула в его объятия и с непередаваемым удовольствием прижалась к его обнаженной груди, вдохнув его чистый и свежий грозовой запах. Он был теплый, очень теплый. Намного теплее растопленной печки, что была под ними.
– Спасибо, – прошептала Света, касаясь губами гладкой кожи на его груди. Он тихо усмехнулся ей в макушку, а затем подхватил под коленки и подтянул себе между бедер ее заледеневшие ступни.
– Спи. Я рядом, – выговорил он одними губами ей в волосы, но она услышала и тут же растворилась во сне.
