Шивон остался внизу, и сквозь деревянное перекрытие пола отчетливо слышалось, как он возбужденно бубнит и мечется, как мерит шагами кухню, не зная, куда деть свои эмоции. Близнецы находились в своей комнате. Кажется, они спали, забывшись после пережитого.
Я перебросила через мамину голову руки с оковами и обняла ее. От этого жеста она горько заплакала и сжалась.
? О боги, Кейра. Какая боль! Я не переживу этого!
? Мама, послушай. Послушай меня, ? мягко и настойчиво говорила я. Она старалась успокоиться, но то и дело всхлипывала, пытаясь прекратить рыдания.
? Мама, не нужно хоронить меня раньше времени. Я пока не отправляюсь умирать. Я слышала, что сейчас далеко не всех зовущих высылают к границе на войну.
Мама застыла.
? Нет?
? До меня доходили слухи, что сейчас происходит нечто странное с Долиной теней, и всех зовущих сначала отправляют туда. Там же находится и место, где их проверяют и распределяют. Если они окажутся способными ? их не отправят к границам, а оставят там.
? Это правда? ? спросила она со слабым проблеском надежды.
Я отстранилась от нее и задумчиво ответила:
? Не знаю. Это слухи. Но с чего бы им взяться из ниоткуда?
Мама повернулась к окну.
? Эвон, ты слышал что-то об этом? ? спросила она, вытирая лицо ладонью. Ее глаза распухли от слез.
? Да.
Его голос звучал ужасно. Он был… никаким. Пустым, как оболочка.
? И что, Эвон? Что ты слышал об этом?
? То, что сказала Кейра. И больше ничего.
? О боги, это хотя бы дает мне надежду! ? мама положила ладонь себе на лоб, как делают, когда проверяют жар.
? По-твоему, Кейра, Долина теней лучше войны? ? тем же пустым голосом спросил Эвон. ? Там зовущие умирают не реже, чем у границ.
? Отчего? ? спросила я невольно.
? Не знаю.
Мы с мамой застыли, глядя на него.
? Эвон, не надо. Я пытаюсь найти в произошедшем хотя бы что-то хорошее.
Он повернулся так медленно, что это выглядело почти зловеще. Его лицо все еще было маской.
? В том, что произошло, нет ничего хорошего, Кейра. Ничего. Один пепел и угли.
Я повернулась к маме и шепнула ей:
? Дай мне с ним поговорить.
Она посмотрела на меня, затем на Эвона, кивнула и вышла, прикрыв дверь. Затем я услышала, как она спускается по лестнице, и только потом подошла к брату. Несмотря на то, что Эвон был почти на два года младше меня, ростом он был значительно выше. Я положила ладони ему на грудь и прижалась макушкой к его лицу.
? Я люблю тебя, Эвон. Я знаю, тебе больно. Прости, что заставила тебя сделать это. Переступить через себя. Но Эвон, я прошу тебя, помни, что ты сделал это не для себя, а для меня и для семьи. Мне важно знать, что ты понимаешь. Это придаст мне сил. Еще я должна знать, что когда уйду, ты не похоронишь меня в этот момент, а будешь верить в меня. В то, что я справлюсь. Как я верю в тебя.
В этот момент я почувствовала, что он начал вздрагивать. Я подняла голову и видела, что Эвон плакал. Он крепко зажмурил глаза, по его щекам лились слезы. Его тело содрогалось редкими толчкообразными движениями, как будто не знало, что такое ? плакать, и не понимало, как это делать.
Он обнял меня и прижал к себе так крепко, что мне стало почти больно. От него пахло гарью, потом и апельсинами. Я чувствовала, что этот момент и его запах врезаются в мою память, как мой инструмент врезается в кость, оставляя на ней борозду, которую уже ничем не сошлифуешь и не исправишь.
? Боги, Кейра. Я пошел бы вместо тебя. Но у меня нет никаких особенных сил, которые нужны империи.
? У тебя столько сил, сколько не найдется у всех нас вместе взятых. Ты ? столп семьи, Эвон. Прошу, давай простимся светло. Я не хочу уходить вот так.
Он слегка ослабил хватку, так как понял, что стиснул меня слишком сильно. Я не могла обнять его в ответ: мои руки находились внизу, вытянутые вдоль тела. Так мы и стояли, прижавшись друг к другу.
? Я не хочу брать эти деньги, Кейра. Я хочу расплавить их в доменной печи.
? Эвон, это мои деньги, ясно? Я заработала их, и ты это видел. Так что слушай, ? в моем голосе появились деловые ноты. ? Я хочу, чтобы ты починил амбар, отремонтировал ульи. Починил пресс. И купил, наконец, водокачку. Денег как раз должно хватить на все это. Я буду писать тебе письма. Часто. И если через месяц узнаю, что ты до сих пор поливаешь ведром, я сбегу от солдат, приеду и учиню тебе расправу. Я говорю со всей возможной серьезностью.
Эвон молчал. Затем выдохнул и отстранился. Он улыбался, хотя его лицо было заплаканным.
? Ты удивительная, Кейра, ? брат взял мои руки и поцеловал их. Затем коснулся губами моего лба и сказал:
? Хорошо. Я все сделаю.
Выдох облегчения опустошил мои легкие. Я видела, что Эвон собрался. Он принял мою просьбу, принял ситуацию. А может быть, слезы помогли ему сорвать дикое напряжение и шок произошедшего, как если с раны сорвать корку, чтобы очистить то, что находится под ней.
? Спасибо, Эвон. Это очень ценно и важно для меня, видеть, что ты в порядке.
Он посмотрел на меня серьезно.
? Кейра, о Долине теней ходит много разных слухов. Не знаю, куда тебя повезут и как будут проверять и распределять, но прошу, если будет возможность, выбери самое безопасное место.
Я кивнула:
? Хорошо, Эвон.
Он протянул мне маленький мешочек с деньгами. Я раскрыла ладони, стянутые наручами, и мешочек с шорохом лег мне на пальцы.
? Держи. Это деньги семьи. Наши деньги. Хочу, чтобы ты взяла именно их. Солдаты сказали, что больше взять не позволят. У всех зовущих с собой будет одинаковая сумма, чтобы не происходило стычек в дороге.
? Ты уже все разузнал. Когда ты успел? ? покачала я головой. В этом был весь Эвон.
? С собой нужно иметь воду на три дня, питательную еду, занимающую минимальное количество места, но этим займется мать. Лекарства и бинты. Это я соберу сам. И еще не забудь свои инструменты.
? Их я положила первыми.
Мы поговорили еще немного, и Эвон оставил меня. Время заканчивалось. Завершая сбор сумки, я взяла с собой крошечные глиняные горшочки с твердыми духами мамы, косточки розовых апельсинов, которые лежали у меня на столе, ? я вынула их из сухой круглой дольки. Еще взяла веточку сушеной цветущей липы. Это не просто предметы, а символы. Кусочки моего сердца.
Переодеться я смогла с большим трудом, мне помогала мама. Мы разрезали платье, потому что снималось оно через голову, и вместе надели блузу, которая спасла ситуацию ? она представляла собой длинный, специально скроенный отрез ткани с дырой в центре, так что я легко продела голову, а остальное нужно было просто обмотать вокруг торса, крест-накрест, большими полосами, и в конце сделать из остатка плоский пояс. Я выбрала широкие плотные штаны рух, прихваченные у щиколоток, и мягкие кожаные сандалии на шнуровке. Попросила маму вдеть мне в уши любимые серьги из кости в виде полумесяцев и привести в порядок мои волосы.
Мне не хотелось уезжать грязной и неопрятной и оказаться перед другими зовущими растрепанной. То, как я выгляжу ? это моя броня и часть моих якорей. Но с запахом дыма я ничего не могла поделать. Он поедет со мной.
Мама делала все молча, ничего не спрашивала. И когда я села на табурет и она распустила мне волосы, по ее щекам снова покатились слезы. Она опустила дрожащие пальцы на локоны, бережно погладила. Затем взяла их снизу и приподняла, поцеловала кончики и принялась за дело. Она не проронила ни слова, пока плела мне сложную толстую косу, начинающуюся высоко на макушке, но плакала все время работы. Я не знала, в каких условия мы будем находиться, так что волосы не должны мне мешать. В такой косе они продержатся в нормальном виде не меньше трех дней.
Когда до конца отведенного мне часа оставалось несколько минут, мы собрались в кухне, перед выходом. Я стояла у двери с наручами на запястьях и сумкой, переброшенной через плечо. Моя семья выстроилась напротив. Мама не плакала, а смотрела на меня прямо и твердо. Эвон тоже был собран, в его глазах после нашего разговора появилось мрачное спокойствие. Шивон выглядел бледным, как полотно, и теребил пальцами край пояса.
Я поцеловала каждого, и каждый из них пожелал мне удачи. Эвон ? последним. Больше никто не плакал, и мы будто незримо подняли сжатые кулаки в воздух, на прощание.
Едва я отошла от Эвона, в дверь раздался тяжелый стук. За последний час выдержка впервые изменила мне, и сердце мое упало. Этот стук означал прощание с домом. Точку на карте, место, с которого исчезнет все, что я знала и любила, и я окажусь перед неизведанным.
Я улыбнулась им в последний раз и вышла за дверь. Солдаты стали с двух сторон, на небольшом расстоянии от меня. Так мы направились через сад маленьких лип к калитке. Я знала, что они, все трое, стоят на пороге и смотрят мне вслед. Я не оборачивалась.
Меня вели через всю деревню рух. Мы двигались пешком и шли довольно долго. Все рух, что встретились нам по пути, озирались. За моей спиной раздавался тревожный шепот и изредка проскальзывали имена мамы, Эвона и обрывками звучала фамилия нашей семьи. Этой ночью все рух узнают о том, что среди Шивада была зовущая. И что ее забрали солдаты империи.
У окраины поселка располагался сторожевой пост, сразу за которым стояла повозка с решетчатой дверью. Я буду ехать как преступник.
Мне велели лезть внутрь, и я шагнула на высокую ступень, едва забравшись без должной помощи рук. За мной с грохотом закрыли решетчатую дверь, лунный свет тут же разлиновал полосами часть пола повозки. Внутри было очень темно, поэтому я не сразу поняла, что нахожусь здесь не одна.
На полу сидел человек, прислонившись спиной к стене, с такими же наручами, как у меня. Они поблескивали во мраке, тускло отливая металлическим отсветом. Если бы не одежда рух, выступающая из черноты, я бы заметила попутчика, только когда наступила бы ему на ногу. Но постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я разглядела очертания его тела. Это был юноша.
В повозке не было сидений, так что я устроилась прямо на полу у стены, напротив парня, но поближе к двери. Лунный свет через решетки теперь линовал все мое тело и одежду.
? Тебя тоже поймали? ? его голос был тяжелым и мрачным, но подтвердил мои предположения о его возрасте. Таким голосом он мог бы спросить, еду ли я тоже на казнь.
? Можно сказать, поймали, да. Я Кейра.
? Рин.
Как часто происходит в подобные моменты, в памяти тут же вспыхивают образы со всеми деталями: как я сижу с Эвоном на земле под апельсиновым деревом, и он рассказывает мне про парня по имени Рин.
? Тебя тоже сдали соседи? ? спросила я.
От него повеяло такой ненавистью, что я ощутила это даже через разделявшее нас пространство.
? Боги проклянут их. Эти рух еще подавятся своими деньгами, грязные крысы. Как ты попалась?
? Позвала воду.
? Воду, ? небрежно повторил он. ? Каким именем?
Его вопрос озадачил меня, и я обратилась внутрь себя. Призывая воду, я думала не столько о ее имени, сколько о свойстве. Это всегда звучало у меня внутри, прежде чем я могла управлять жидкостью, а именно: я звала воду по имени, вернее, по одному из ее имен. И она отвечала мне.
? Текучая, ? наконец сказала я.
? Что еще ты зовешь?
? Камень. Немного.
? Каким именем?
Я снова задумалась, разыскивая ответ внутри себя.
? Дробящий. Ты зовешь огонь, Рин?
? Да. Откуда ты знаешь про огонь?
? Я слышала о тебе, сегодня утром.
В темноте прозвучал короткий выдох носом, это была усмешка.
? Как же, конечно. Не успели меня бросить в камеру, как вся деревня уже треплется о произошедшем во всех подробностях. Им же больше нечем заняться.
Я не видела, но услышала, что он плюнул в темноту. Это было не очень приятно, учитывая, что я тоже сидела в повозке.
? Ты зовешь только огонь?
? Да, только его. ? Рин сделал паузу, затем тихо произнес: ? Пламенеющий.
В темноте на его ладони появился крохотный огонек, осветивший его лицо и часть одежды. Только я хотела сказать, что при солдатах использовать зов опасно, как тут же осеклась. Вся щека Рина распухла, под глазом налился громадный синяк, уголок рта был разбит. Его одежда порвалась и сильно испачкалась. Я поняла, что он дрался и пытался сбежать. Об этом говорили длинные грязные царапины на его руке, какие бывают, если тащить человека по земле. Возможно, нечто подобное было бы и со мной, вздумай я сопротивляться солдатам.
Рин сжал кулак, и огонек погас. Юноша снова исчез в смоляной черноте повозки. Снаружи послышались голоса, фырканье лошадей и цокот сбруи, он звучал в моменты, когда лошади перетаптывались. Раздались щелчки кнута, повозка тронулась. Она качалась на ухабистой дороге и кренилась во время поворотов. Похоже, что стража ожидала меня, и теперь ничто не мешало им двинуться в дорогу.
Я смотрела через прутья на деревню, которая с каждой минутой удалялась. Мне хотелось запечатлеть этот момент в своей памяти. Спустя время разделенный узкими прямоугольниками летний пейзаж деревни начал постепенно превращаться в лесистую степь. Как только я перестала узнавать местность в ночной темноте, мне стало немного легче.
Больше с Рином мы не разговаривали и всю ночь ехали молча. Я то проваливалась в сон, то просыпалась и смотрела на черные деревья. Меня будили резкие движения повозки, когда та преодолевала ямы, и внезапные посвисты ночных птиц. Они замолкали так же неожиданно, как появлялись, и я снова погружалась в беспокойный сон.
Как только наступило утро, произошедшее осело в моем сердце и сознании. Я переключилась на дорогу. Теперь мне казалось, что дом где-то далеко, в неделях пути, хотя это было совсем не так.
После сна в неудобной позе все мое тело затекло и болело. Я проснулась от того, что повозка остановилась. Едва я села, сбрасывая с себя тяжесть плохого сна, как пришла стража. Дверь открылась, и на дно повозки упал небольшой мешок.
? Обращаются как с собаками, ? сухо произнес Рин, когда стражники ушли. Он сидел там же, где я видела его ночью, и похоже, что спал в той же позе. Теперь яркий утренний свет пробивался в повозку, поэтому я хорошо видела парня. Его лицо выглядело под стать его голосу и манере говорить. Он смотрел мрачно, исподлобья, будто привык драться за все.
Рин подтянул к себе мешок ногой и открыл его, замер на время, затем покосился на мою сумку.
? Здесь хлеб и овощи. Немного, ? сказал он натянуто. В повозке воцарилась тишина.
? Ешь сам, если хочешь. У меня с собой кое-что из дома.
? Повезло, ? буркнул он. В моем сознании прозвучала мысль о том, что, если бы он не дрался с солдатами, ему бы тоже повезло так же, как мне. Но я не сказала об этом. Рин излучал заостренную враждебность. В разговоре со мной он явно сдерживал ее, пропуская через возможный для себя фильтр. Но я понятия не имела, что он за человек и чего от него можно ждать, а мне предстояло ехать с ним три дня. Так что я выбрала тактику осторожности.
Рин ничего не ответил на мои слова и принялся за еду. Воду солдаты нам не давали, и я с благодарностью вспомнила Эвона и его совет о том, что нужно взять с собой воды на три дня. Так что я попила из бутылки совсем немного и поела хлеба с сушеными мясом и фруктами. Рину пришлось утолять жажду водой из реки, когда солдаты выпустили нас на несколько минут из повозки.
К утру следующего дня мы прибыли в город и остановились на окраине, въехав на территорию еще одного сторожевого поста. Со своего места через решетки мне удавалось рассмотреть не так много, но стражников здесь оказалось гораздо больше, а повозок ? несколько. Похоже, что это была точка, в которую привозили всех найденных зовущих, объединяли группами и отправляли дальше.
