– Хорошо, вот тебе новенькое: я считаю, что за смертями этих девушек стоит твой отец.
В комнате становится слишком тихо. Кажется, я слышу даже собственное сердцебиение.
– Что… ты … сказала?!
– Есть вероятность того, что убийца – твой отец.
Я вскакиваю с кресла в намерении влепить этой рогатой сволочи как минимум пощечину, но меня останавливает новое фото. Будто фокусник, демоница достает его из кармана байки и бросает на столешницу.
Не верю своим глазам. Такого не может быть! Нет!
На фотографии запечатлено бездыханное тело матери. Она кажется старше, чем я ее запомнила. Но это определенно она, моя мать. Почему полиция не сообщила мне о ее смерти? Что вообще происходит?!
Дрожащими руками я беру фото и подношу его ближе к глазам. Монтаж?! Если и так, то качественный. Я не могу найти каких-либо огрех или несоответствий, картинка выглядит болезненно натуральной.
– Есть доказательства причастности отца к этим убийствам? – мой голос звучит сухо и безэмоционально.
Если нужно, я могу взять себя в руки, но эта собранность дается мне не легко, а потом обязательно настигает откат. Хорошо бы в этот раз пронесло, но в такое счастье верится с трудом.
Демоница протягивает мне еще одну папку без номера и названия. Она выглядит не такой пухлой, как предыдущая, но взять ее гораздо сложнее.
Пальцы на руках немеют от холода. Это воздух настойчиво намекает мне, что привычный мир скоро изменится навсегда.
Я выдыхаю и будто бросаюсь в омут с головой – беру папку и открываю ее.
Кроме фотографий моей мертвой матери в файлах находятся и другие снимки. На них изображены родители, как вместе, так и поодиночке. Они вполне себе живые, здоровые и путешествуют. По крайней мере я видела фотки из Парижа, Берлина, Греции, Испании и других стран.
Не верится! Пока мы с бабулей переживали их исчезновение, они наслаждались жизнью! Кафе, театры, музеи, яхты … Да, откуда только они взяли деньги на это?!
Еще в папке находятся материалы с докладами детективов агентства, а также описание и фото улик. Там есть многое, начиная от анализа ДНК волос и крови, найденных на местах преступления, и заканчивая отпечатками пальцев на бычках сигарет, валявшихся возле тел жертв. Неужели папа начал курить?
– Откуда ты взяла эти фото и документы? – я заставляю себя обратиться к демонице.
– Фото – из Московской квартиры твоего отца, а документы – часть из полиции, а часть из наших внутренних источников, – она отвечает четко и быстро.
Значит, скорее всего не врет.
– Где папа сейчас?
– Ушел от охотников за ведьмами неделю назад и больше не появлялся на наших радарах. Скорее всего залег на дно.
– Охотников?!
Такого я точно не ожидала.
Эти свирепые бойцы за справедливость берутся за дело только в крайнем случае, когда вина преступника доказана и соразмерна самому жестокому наказанию в нашей среде – отъему силы и казни.
Уж лучше отца поймает полиция, чем охотники. Тогда у него хотя бы появится шанс выжить.
Что это за мысли? Разве я стану переживать за жизнь предателя, подозреваемого в серии убийств? Но, несмотря на все предоставленные доказательства, я не хочу верить в вину отца. Не могу. Не буду. Мне нужно узнать правду и раскрыть это дело.
– Чем я могу помочь, Николь? Вряд ли после того, как отец исчез на много лет, он вдруг появится и захочет со мной поговорить.
Я пожимаю плечами и откидываюсь на спинку кресла. Рыжий все еще стоит за моей спиной.
– А вот это, детка, правильный вопрос. Для начала выйдешь на работу, познакомишься с моими ребятами, потом и поговорим.
Демоница нажимает на столе кнопку вызова. Радужные всполохи исчезают со стен. В кабинет входит давешний бугай. Он кивает женщине и показывает нам на выход.
Мы с рыжим выходим в прихожую. Я накидываю пальто и забираю рюкзак, оборачиваюсь. На полу розовой махровой лужицей растекается халат. Из-под полы выглядывает рыжая усатая морда с разноцветными глазами. Понятно, коту пальто ни к чему.
Хитрец вылезает из-под халата и запрыгивает на мое плечо, оборачивается вокруг шеи и затихает.
Я сначала хочу его сбросить, но потом решаю оставить. Все же котик защитил меня сегодня от смерти. Негоже так его «благодарить». Я тяжко вздыхаю и вместе с бугаем выхожу на пропитанную влагой улицу.
Дождь закончился. Ветер стих. Воздух пахнет холодом и прелыми листьями. Солнце давно зашло. Если бы не фонари, разгоняющие тьму вдоль садовой дорожки, нас бы полностью окутала тьма.
Вспоминаю фразу из песни Булата Окуджавы: “Здесь птицы не поют, деревья не растут, и только мы, плечом к плечу, врастаем в землю тут”. Брр, надеюсь, до “огня” дело не дойдет.
Я передергиваю плечами и усмехаюсь. Чего, спрашивается, испугалась, дурочка?! Я же – ведьма. Мне нечего бояться!
С такими мыслями я делаю шаг вперед, встаю на плитку садовой дорожки и шагаю в сторону такси. Свет от фонарей начинает моргать и в конце концов гаснет. До машины мне остается каких-нибудь пару метров. Но я ничего не вижу и останавливаюсь. Сзади слишком громко в наступившей тишине дышит бугай. Его длинный кожаный плащ слегка поскрипывает в такт шагам. Видимо, темнота ему не помеха.
Он быстро догоняет меня, кладет руку на мое плечо и вскрикивает.
– Что случилось? – мне чудятся нотки страха в собственном голосе.
– Да чтоб тебя! – раздается гневное справа. – Твой котяра тяпнул меня за руку!
– А нечего ко мне руки тянуть! – я пытаюсь защитить блохастика от заслуженной кары.
В этот момент водитель заводит мотор такси, у машины загораются фары. И чего, спрашивается, он раньше не мог этого сделать? Заснул что ли?
Света достаточно, чтобы продолжить путь.
Бугай посылает меня с котом по матушке, провожает до автомобиля и с силой захлопывает пассажирскую дверь.
Я боюсь, что водитель снова отвезет меня не в том направлении, но сама не замечаю, как под мерное урчание кота и классическую музыку, которая играет по радио, засыпаю.
Машина останавливается возле моего дома. Я выхожу из такси. Светает. Все вокруг окрашивается в серые тона. Еще не рассвет, лишь намек на него.
На лифте я поднимаюсь до двери своей квартиры, захожу в нее, аккуратно перекладываю кота на диван и раздеваюсь.
Все, этот день окончательно меня вымотал. Я падаю в нежные объятия кровати и с облегчением закрываю глаза.
***
Я просыпаюсь медленно, тягуче потягиваюсь в кровати.
От простыней пахнет свежестью и лавандой, из приоткрытого окна тянет сыростью и холодом осеннего утра.
Будильник не звонил, значит, выходной. Сонный мозг не желает просыпаться. Я подтягиваю одеяло выше, обнимаю подушку и пытаюсь вырвать у Морфея еще пару минут.
На живот ложится чья-то горячая рука, она обнимает меня и притягивает к твердому и явно мужскому возбужденному телу.
Что происходит?!
Я резко открываю глаза и пытаюсь осознать, где и с кем нахожусь. Вроде комната моя: те же шторы, стены и письменный стол. Тогда откуда взялась эта наглая мужская конечность, не говоря уже обо всем остальном?
Мозг выходит из состояния сна и усиленно начинает работать. Я вспоминаю вчерашний день: собрание, похищение, демоницу. Точно! Меня же наняли на работу в детективное агентство! А это недоразумение по соседству, должно быть, мой кот-защитник. Не мужчина, а кот, которого я вчера ночью уложила спать на диван.
Каков наглец! Сейчас он получит по рыжей усатой морде! Тьфу ты, лицу! Я ему зенки выцарапаю и на зелья пущу!
С таким боевым настроением я поворачиваюсь к рыжику и заношу руку для удара.
Он распахивает глаза и улыбается, не предпринимая попыток себя защитить. Не чувствует во мне угрозу? Или ему по кайфу такие игры?
Я опускаю руку на одеяло и хмурюсь.
– Пошел вон из моей кровати, блохастый!
Честно говоря, мне после вчерашнего не до разборок. Хочется в душ, чашечку крепкого кофе и шоколадку. Но кого волнуют мои желания?
– Хозяйка в плохом настроении? – будто в недоумении спрашивает рыжик. – Может, ей нужен расслабляющий массаж?
Этот самоубийца нарывается! Сейчас как напущу на него чесотку, будет не до шуток! И только я собираюсь ему это все высказать, как наглец откидывает одеяло и плавно встает с кровати. Слова замирают у меня на губах.
Хорош мужик, и знает это! Абсолютно голый, он беззастенчиво идет к столу, открывает нижний ящик и среди разнообразия баночек, тюбиков и бутылочек безошибочно выбирает мое любимое миндальное масло. Откуда только узнал?
Рыжик открывает флакон, капает пару капель себе на ладонь и начинает втирать масло в грудь, потом спускается ниже к упругому животу, доходит до линии пупка и еще ниже.
Я закрываю глаза, чувствую, как щеки обжигает румянец, а дыхание учащается. По комнате плывет аромат миндаля.
Кровать скрипит под тяжестью моего защитника.
Надо что-то делать. Веду себя, как девчонка! Так не пойдет!
Я открываю глаза и падаю в зелено-синий омут.
Котик зря времени не терял: его лицо прямо над моим, руки – по обе стороны от моей головы. И даже сквозь одеяло и тонкую ткань ночной сорочки я ощущаю кожей живота его горячее возбуждение.
Рыжик наклоняется все ниже. Его дыхание пахнет медом и корицей. Я непроизвольно вдыхаю глубже и облизываю пересохшие губы, но в последний момент беру себя в руки и отворачиваюсь. Поцелуй приходится в щеку.
Я упираюсь ладонью рыжику в грудь и отталкиваю его от себя. В этом мне помогает воздух.
Он сносит котика с кровати и надежно прижимает к полу. Тот ругается и пытается подняться, но безуспешно.
Я медленно встаю и ухожу из комнаты, пытаясь скрыть за молчанием растерянность. Не понимаю, с чего мне так реагировать на малознакомого мужика?
Я закрываю дверь ванны и позволяю воздуху отпустить пленника. В спальне подозрительно что-то бьется, но в душевую, слава богу, никто не ломится.
Мне кажется, это хороший знак. Я захожу в кабинку, включаю воду и подставляю голову под горячие струи.
Глава 3. Объяснения
Я кое-как поднимаюсь с пола и сажусь на кровать, глубоко вдыхаю и выдыхаю. Сейчас бы покурить, глубоко затянуться и выдохнуть. Да так, чтобы голова закружилась, а мысли наполнила легкость. У меня даже пальцы правой руки подрагивают, как будто могут сжать сигарету. Жаль, в этом доме такого добра не водится.
Я провожу рукой по волосам, откидываюсь на простыни и закрываю глаза. Они все еще слезятся от непривычно яркого света. Один зрачок после трансформации остался по-кошачьи вытянутым, а второй превратился в нормальный по-человечески круглый.
Хмыкаю. Звук резонирует внутри меня и вызывает неприятные воспоминания. Как я дошел до такой жизни?! Все просто, нужно только разочек умереть. Да, что уж теперь говорить.
Простыни все еще хранят запах хозяйки. Непередаваемый аромат! Я начинаю дышать чаще, пытаюсь втянуть ускользающие от чуткого обоняния нотки. Этот сводящий с ума аромат словно пропитывает меня насквозь, неуловимо трется о чувствительную кожу, разрядом проходится по подушечкам пальцев и исчезает, срываемый дуновением ветра из открытого на ночь окна.
Опомниться удается не сразу. Я резко встаю с кровати, оборачиваю простыню вокруг бедер и подхожу к окну, но не вижу пейзажа за ним. Глаза застилает злость на ведьму, на себя, на мир. В груди, в области сердца, разливается призрачная боль. Она все ширится и не дает нормально дышать.
Я подхожу к туалетному столику и сжимаю в руке стеклянный флакон духов. Он лопается, словно спелая груша. Осколки врезаются в ладонь, кровь течет по руке до сгиба локтя и капает на пол. Боль отрезвляет, и я отбрасываю остатки флакона прочь. Они глухо ударяются об стену и осыпаются вниз мелким крошевом, оставляя на обоях мокрое, местами кровавое, пятно. Хорошо, что мне попался почти пустой флакон. И все равно сладкий цветочный запах забивает все остальные ароматы комнаты. Я открываю окно: впускаю в спальню поток свежего воздуха, и жду, пока проветрится помещение.
С улицы раздается шум машин, и чей- то громкий, визгливый голос, неприятно колет чувствительных слух. Это соседка болтает по телефону возле входа в подъезд. Железная дверь скрипит, а потом звук разговора затихает.
Клен напротив приятно шелестит. С него срывается и падает на подоконник желто-коричневый лист. Я беру его в руки: мокрый, резной, по-осеннему яркий.
Чувствую, как по щеке бежит слеза: вытираю ее тыльной стороной ладони. Я жив! С пониманием этой простой истины мне вдруг становится легче.
Звук капель в ванной исчезает. Я непроизвольно прислушиваюсь. Ведьма выключает душ.
Что ж, пора играть навязанную роль и выполнять подписанный кровью договор. Я срываю с бедер простыню и становлюсь напротив двери в спальню: пусть зараза посмотрит, какого «кота» получила!
В среде колдунов считают, что все ведьмы – шлюхи. Они редко выходят замуж, хотя любовников заводят часто. Даже поговаривают, что ведьмы используют сперму для создания зелья молодости, потому-то и стареют медленнее обычного человека.
Череда утренних событий и полученный накануне отказ не вписались в мои стереотипы, за которые я держался из последних сил, как за оплот. Только память хоть и поддерживала, но так же и разрушала всякие надежды на счастливое будущее.
Я встаю перед дверью и представляю «свою» черноволосую ведьму. Интересно, она наденет шелковый халатик или кружевную комбинацию? А чем будет пахнуть: розой, фиалкой, лавандой? Или, может, чем-то экзотическим типа пачули?
Эти мысли меня возбуждают. Член стоит как каменный. Может, повернуться к двери боком, чтобы ведьма заценила «размер»?
Однако своевольная чертовка подходит к двери, топчется на пороге, и, уходит, громко шлепая тапочками. На кухне гремит посуда.
Дурак! Она же сразу дала понять, что «такие» отношения ей не нужны! Мне не светит и капельки счастья. Только подчинение.
Я сжимаю пальцы в кулаки. Правую руку до сих пор саднит, видимо ранки от осколков флакона еще не успели зажить. Кровь снова капает на пол. Так я заляпаю ведьме весь пол в спальне – приходится медленно разжать пальцы и сосредоточиться на исцелении. Вскоре ранки покрываются корочкой.
Надо выходить из комнаты.
Конечно, кошачье обличье подошло бы мне больше, но нам с ведьмой нужно поговорить. Даже не так: это жизненно важно!
