– Что зубы скалишь, Матяня?
– Так радостно, князь, что до своих дошли, наконец. Видишь, вон там дымок над берегом поднимается?
Чуть ниже того места, где они стояли, на том берегу, и правда, вился сизый столб дыма. А Матяня снова довольно хохотнул:
– Табор там рыбацкий Тишки Рябого. Омуля они там заготавливают для общины. Солят, коптят. Часть улова для служивых предназначена, что Стену караулят,часть в общинах обменивается на нужные вещи, а десятая часть улова в Голунь-град отправляется на стол князю Булату, отцу нашему и защитнику.
– Далеко ли отсель до града этого?
Присел Гридай на нагретый солнцем прибрежный валун и ноги уставшие распрямил. Хоть и не было ему ещё и пятидесяти, а поход трудный притомил и его. Рядом присел и Матяня.
Многие из кривичей к реке сунулись. Чиста, холодна и вкусна была водица в Ангаре-реке. Некоторые женщины пошушукались с мужьями да меж собой и, весело переговариваясь, дружно пошли вдоль берега к заметному мыску, вдававшемуся в реку. Возжелали, видимо, освежиться после дороги трудной. Истинно ведь –чистота –залог здоровья! А русы (кривичи были частью этого огромного этноса) всегда тело своё держали в чистоте и всегда удивлялись, почему те же аримане, а потом всякие там готы, ахеи и горцы пленные смердили вонью своих немытых тел.
А у Матяни улыбка с лица сошла.
– Раньше, до мора, что аримане треклятые устроили нам, до стольного града княжеского за два месяца отсюда добирались. Тракт шёл вдоль всей Стены, ответвлялся к Голунь-граду и дальше шёл до страны Гардарики, что у самого Каменного пояса лежала. На тракте том через каждые двадцать пять вёрст дворы постоялые стояли. На них служивые табуны лошадей запасных держали. Так что, кто бы не двигался по тракту, оставляли путники коней своих уставших при дворах этих, пересаживались на свежих и… только зипун за спиной пузырился!
– А сейчас не так ли? – скосил глаза князь на десятника.
Вздохнул тот тяжело да голову понурил:
– Не так, князь светлый. Как мор начался, тракт усыпан был весь трупами людей. Поначалу и хоронить их было некому. Сгинули все дворы постоялые чуть ли не до самого Голунь-града. Лошади со дворов этих по степям разбежались, одичали, до сих пор пытаемся их отловить да снова под руку подвести. Потому князь Булат и послал меня с товарищами к тебе за помощью, чай, не чужие вы нам. Ещё Перун со Сварогом, да Лада-матушка призывали нас вместе держаться и в радости и в горе. Малые силы у нас остались, не удержать нам границу с погаными. А они уже скопом через Ху-реку пограничную переправляются, в нескольких местах Стену прошибли, да набеги устраивают на земли наши.
Задумался Гридай. Понял он, что не сладкая жизнь у людей в этих местах, что останься он с племенем своим здесь, и ему будет уготована судьбинушка нелёгкая. Но и как не помочь местным русам? Парней молодых да горячих две, а то и три сотни он выделит. Хоть делом нужным озаботятся, а то чуть ли не каждый день петушатся друг перед лругом, силушку девать им некуда. Правда, сила у его парней есть, а вот умения ратного маловато. Ещё в дороге сюда на стоянках временных попросил князь Матяню с его ватажниками проверить парней своих в деле ратном, и никто из них не выдержал испытаний.
Сам Гридай к ратному делу относился прохладно, да и не с кем было воевать на северах. Вот десятник про лошадей помянул. А кривичи про них и слыхом не слыхивали. Так что и с ними придётся учиться управляться. Тут везде такие просторы, что без этих животинок полезных никуда не денешься.
И другое мыслил князь: в этом краю заражённом, да с соседями воинственными и коварными он и сам может лишиться племени своего. А того, что твоё по праву всегда жальче, чем чужое.
И окончательно решил: две-три сотни парней, да хоть с их невестушками, что пожелают со своими сужеными остаться, он русам южным даст, а взамен лошадей да повозки истребует. Вот славно-то будет не пёхом идти, да горбатиться под грузом из скарба, а силу лошадок использовать!
Тем временем товарищи Матяни запалили костёр дымный, и уже через пару часов увидели кривичи, как две или три фигурки сели в одну из лодок, приткнувшихся на том берегу, и погнали её на вёслах сначала вверх против течения, а потом повернули к правому.
Вскоре ткнулась лодка носом в прибрежные валуны. Два дюжих мужика, насторожённо оглядывая толпу людей на берегу, остались в лодке, не выпуская вёсел из рук, а на берег вылез высокий жилистый человек.
Всё его лицо, шея и даже грудь под распахнутой рубахой были густо усеяны рябью оспин. Длинная полуседая борода удивительно раздваивалась, словно ласточкин хвост. Он тоже насторожённо шарил глазами по толпе. Но вот увидел он Матяню, дружков его и заулыбался во весь рот.
Два года назад вот на этом же месте прощался он с ними и уже не чаял свидеться больше. Это ж, куда удумали идти, к чёрту на кулички! Да как не пойдёшь- князь приказал!
Раскрыл объятия свои медвежьи артельщик рыбацкий да прижал Матяню по-отечески к груди, потом и других смельчаков потискал. Немолод он уже был, и слёзы как-то сами собой из глаз выдавились.
– С возвращением вас, сынки, с возвращением!
Потом уже шагнул к вставшему ему навстречу князю Гридаю, чьё имя шепнул ему на ухо Матяня.
– Здрав будь, князь светлый!
– Здрав будь и ты!
Гридай сам обнял артельщика и дружественно похлопал того по спине.
Зашевелились и двое гребцов, что в лодке оставались. Одну за другой вытащили они на берег и уложили у ног князя пришлого три глубокие корзины плетёные с вкусно пахнущими копчёными рыбёшками.
Осклабился Тишка Рябой.
– Вот, князь, отведай рыбки нашей знатной, омулем называемой.
Усмехнулся Гридай. Нашли чем удивить! Уж чего-чего, а на северах в речках да озёрах, да в море студёном столько рыбы всякой водилось, что трудно было удивить ею. И всё же, чтобы не обидеть рыбака, взял он одну рыбешку в пол-локтя длиной, да и распробовал. И зело удивился, и головой удивлённо закрутил. Жирной и вкусной рыбка оказалась. Нежное малосольное мясо её одними губами со скелета срывалось и просто таяло во рту!
– Да, вкушал я рыбы немало в своих краях покинутых, но такой не едал, право слово.
Заулыбались рыбаки, обрадовались, что угодили гостю высокому, стали предлагать угоститься рыбкой и другим людям, толпившимся на берегу, и вскоре опустели корзины.
А Гридай с Минькой, сыном своим, с Матяней и Тишкой опять на валуны присели, стали судить да рядить, как ораву пришлую на тот берег переправлять. В артели Рябого было всего пять лодок, да не годились они для этого дела. В каждой из них только три-четыре человека помещалось, так что и за год с переправой не управиться.
А Матяня покрутил головой да снова заулыбался во весь рот.
– Вижу, удумал ты что-то, паря.
Гридай пристально посмотрел на десятника и тоже головой закрутил. Вокруг них только и был, что лес молодой да стройный. У сосны сибирской чуть ли не до самой верхушки ствол был ровный и чистый. Только верхушка и ветвилась наверху. Встретились взглядами князь с десятником, да и рассмеялись, поняв друг друга. Плоты, вот что понадобится им для переправы!
И закипела работа. Кто-то рубил деревья. Кто-то переносил их к берегу. Кто-то увязывал их на берегу пластами в десять-пятнадцать хлыстов в ширину.
Тишка Рябой на две версты ниже табора своего и затончик удобный присмотрел. В нём плоты и от течения укроются, и берег ровный и пологий позволит артели потом разобранные плоты для дела нужного использовать.
Сами стволы сосновые смолистыми да лёгкими были, а всё же не больше двадцати человек могли на себе держать. Так что три месяца до заморозков ранних провозились с переправой. В том навыки рыбаков Тишкиных помогли. Приспособились артельщики лодками своими так плоты с людьми направлять, что течение само несло их под углом к противоположному берегу.
Неподалёку от рыбацкого табора стали кривичи полуземлянки копать временные. Зима ведь была уже на подходе. Тут и брёвна из плотов в ход пошли. Охотники время от времени в лес наведывались. Добывали то лосей, то вепрей, то медведей, то косуль. Словом голодом себя не морили люди пришлые.
При таборе рыбацком табунок из десяти лошадок имелся, да ещё и с двумя жеребятами молочными. И хоть уже пороша снежная первая выпала, мальцы, у кого обувка справная была, частенько к загону, где лошади стояли, бегали. Чем-нибудь да подкармливали они жеребят, и привязались они к ним крепко.
А парни постарше с разрешения десятника Рябого с азартом начали осваивать новое для них дело – верховую езду на смирных с виду животных.
Те, кто хоть единожды пробовал кататься верхом на лошади, знают, что не простое это дело. А без седла, без стремян уже через час так «пятую» точку набиваешь, что даже ходишь какое-то время враскорячку.
Мужики, что постарше, о своём шушукались. На северах они на себе пахали ралом клочки земли под посевы, а здесь благодать какая! Запряг лошадёнку, прицепил к ней соху, да паши пуп не надрывая.
Вечерами долгими на посиделки у костра Гридай специально молодёжь свою созывал да просил то Матяню, то Тишку о былом сибирских русов рассказывать. И многое они через рассказы эти узнали. Как Великий Асур с ратью своей ариман поганых одолел да покорил их на сотни лет и всю их империю в управление своё взял.
Ещё и о Стене пограничной узнали кривичи много удивительных вещей. Начиналась она от берегов Желтоводного моря, что на востоке Срединный континент омывало, и шла дальше вдоль Ху-реки вплоть до Алтай-гор. Дальше переходила она в валы высокие, что возвёл Яр-Учитель с помощью рала огромного, самоходного.
Тишка Рябой с грустью поведал, что когда-то здесь было людей видимо-невидимо, да вот мор, от ариман занесённый, подкосил сибиряков, изредил их многолюдство.
А князь тем временем к Матяне, Тишке и товарищам их присмотрелся. Вроде, такие же они обличьем, как и кривичи, а всё же чем-то и отличались. Сюда из Гардарики, с земель к Ра, Славути и Танаису прилегающих, Союз князей русов посылал в основном одних парней для ратного дела, и редко когда женатые здесь появлялись с жёнами наречёнными. Потому, поневоле нарушая каноны Вед Учителей Небесных, брали парни в жёны местных женщин, как правило, с кровью помешанной. Вот чистых ариманок они старались избегать: безмолвны те были и дики. И хоть сильна была кровь русов от Родителей Небесных унаследованная, а всё же от поколения к поколению и широкоскулость, и раскосость глаз стали проявляться в их внешнем облике. Хотя укладом жизни, обычаями да традициями мало чем они отличались от русов западных, что за Каменным поясом жили.
Днём, а иногда при свете двух-трёх костров продолжали люди десятников местных парней кривичских учить мечами искусно владеть, на лошадях гарцевать.
А вот в обращении с луком и стрелами кривичи, пожалуй, ни в чём не уступали местным русам. Да и немудрено, именно лук со стрелами выручали их на охоте, давали прибыток и пропитание для общины. Но теперь парням пришлым пришлось осваивать это оружие, применяя его на скаку, а это гораздо сложнее было. Каждый день теперь десяток за десятком парней крутились на базу за табором рыбацким и, понукая лошадок, носились вокруг мешка с соломой, привязанного к столбу, и стреляли в него стрелами. Потом эти навыки ох как пригодятся кривичам!
Вскоре выпали большие снега. И хотя зима в этих краях ещё не была люто холодной, кривичи без нужды старались не выходить из утеплённых к зиме полуземлянок и больше грелись у камельков, благо дров было припасено достаточно. А вот засеять зерном не удалось даже клочка земли. Мука тем временем к концу подходила.
И уговорил Матяня князя уже зимой рать малую организовать. Хотел он эту рать за озеро Хулун сводить. Там большое селение русов стояло. Люди в нём в основном землепашеством занимались, и обеспечивали они мукой да фуражом пограничных служивых людей и их конницу.
Правда, всё смелее в те времена разбойники-хунхузы нет-нет да прорывались через бреши в Стене да страх нагоняли на мирных русов и живущих с ними бок о бок людей с помешанной кровью.
Гридай согласился пока сформировать рать в сто человек. В эту сотню людей отбирал сам Матяня, и были среди них самые крепкие, самые искусные ратники.
Лишь две лошади удалось выпросить десятнику у Тишки Рябого. И то сказать, как без лошадей-то доставлять рыбёшку заготовленную?
Когда выступил отряд в поход, два конника теперь всегда впереди в дозоре были, чтобы вовремя упредить опасность, исходящую от бродячих хунхузов.
И не зря стереглись! Они были ещё в двух днях пути от Хулун-озера, когда рано утром на их колонну наскочило два десятка чужаков. Горластые, крикливые хунхузы хотели нахрапом разметать, рассеять ратников, да не на тех нарвались.
Ощетинились они пиками, забросали меткими стрелами басурман, лишь двое всадников с воем унесли свои ноги да дурные головушки. А семнадцать разбойников остались лежать на земле. При этом лишь один ратник получил рубленую рану от палаша разбойника.
С горем пополам отловили диковатых приземистых лошадок, что остались без седоков. Теперь и конный отряд образовался. Снова в путь тронулись.
В Голубец, селение русов у Хулун-озера, пришли через два дня к закату Ярилы.
Хунхузы, оказывается, накануне попытались напасть и на это село. Но у Трофима, старшины местного, не забалуешь – у него всегда под рукой пятьдесят конных ратников стояло, так что только к околице степняки сунулись, да их назад тут же развернули, наподдав на дорожку.
Десять корзин с вяленым и прокопченным омулем выменял Матяня на пять мешков дерюжных с зерном. Больше Трофим давать наотрез отказался. На нём и так висела обязанность обеспечивать фуражом хоть и поредевшее, а всё ещё внушительное воинство русов приграничья.
Из ста ратников пришлых половина согласилась остаться служить делу воинскому, и их Трофим сразу к делу приспособил. Как раз к Стене должен был отправиться караван верблюжий в двадцать две головы, и охрана надёжная для него была в самую пору. А ещё пограничные русы сообщили, что в двух местах хунхузы опять Стену разворошили, опять же её латать нужно.
А Матяня Трофима за прибавку воинскую попросил лошадьми помочь.
– Ты пойми, старшой, кривичи ведь родичи нам, хоть и северные, как не помочь им? Тысячи их пришли в наши земли и половина из них – дети малые да женщины со стариками. У них ведь скарб какой-никакой есть. Уйдут они скоро от нас.
И уже шёпотом на ухо старшинке добавил:
– Их князь Гридай ещё сотню-другую ратников да жёнок нашенских обещал нам выделить – во как!
Захмыкал, замурлыкал старшой. Давно уже ни с Гардарики, ни с Ра-реки не приходила прибавка людская, а уж о женщинах белолицых и забыли в этих краях, только с желтолицыми дикарками и якшались. Да ещё этот мор треклятый.
Ещё десять-пятнадцать лет назад на тракте, что к Голунь-граду княжескому бежал, десятки городов и селений стояло. А теперь обезлюделась Русь Сибирская, опустынились поля распаханные.
Но и эту беду пережили люди. Обошли волхвы премудрые земли от Аму-реки до Алтай-гор и многих людей из мест глухих, не тронутых мором, к службе призвали приграничной. А тут ещё и пришлый князь Гридай обещает людьми помочь, как навстречу не пойти?
– Ну, коли князь твой пришлый лябзей не окажется, впору прибавка от него будет. А уж лошадками мы ему поможем, не сумлевайся!
Хоть и прижимистым был старшина, а здесь не поскупился. Да и что говорить, в степях вокруг Голубца на вольном выпасе лошадей было столько, что никто их отродясь не считал.
Ну а где лошади, там и повозки нужны. За них Матяня обещал доставить в село, стоящее в степи, леса изрядно, что в плотах у Тишки Рябого хранился. Так что через три недели, когда морозы сковали зимнюю дорогу, тронулся обоз в двадцать с лишним добротных повозок, нагруженных зерном, сеном да оружием нехитрым. А за обозом погнали огромный табун лошадей. Но даже после этого мало убавилось лошадок в бескрайней степи…
Глава 4
Чуть более сотни лет прошло с тех пор, как недалеко от этих мест объединённое войско русов, ганишей и керумов наголову разбило неисчислимое войско ариман. В честь этой победы воздвигли русы недалеко от границы с Аримией, в предгорьях Гобийского Алтая, Храм небесный, в котором был сотворён (заключён) окончательный мир между двумя чуждыми цивилизациями. Сама империя аримановская надолго подпала под руку князя Асура (Хуан-Ди) и его потомков.
С той поры русы (русские) и вели своё летоисчисление. Сейчас по нему у нас, в России, 7508 год идёт.
Да не повезло нам с одним из царей наших, наполовину немцем по крови. Пётр Первый с 1700 года своё летоисчисление учредил, какое было в любимой для него Европе. Либо кровь немецкая взыграла (как же, не может «варварская» Русь быть старше готов-тевтонцев-немцев), либо не хотел «отставать» от «просвещённой» Европы, народы которой гораздо позже образовались. А вот пять тысяч лет истории у нас, благодаря ему, как корова языком слизала!
Так что сейчас венейцы-европейцы пусть сквозь зубы, но признают, что у тех же китайцев насчитывается пять-шесть тысяч лет цивилизационного развития, а у нас, русских, что выиграли войну у них, признавать, что мы не младше их, не хотят. Избави нас Бог от таких царей-реформаторов!
Перед самым приходом рассен к месту слияния Шилки и Аргуни, где и начиналась Аму-река, во время одной из ночёвок, тихо, во сне почил в бозе их старый князь Тиох. У него с его женой Татой пять дочек было, да сына ни одного.
Но не факт, что, будь у него сын законный, именно он стал бы князем после смерти отца. У наших предков, будь то рассены, русы, семарги или ещё кто, другой тогда закон действовал: выбирали князем на вече народном самого достойного, самого лучшего, в которого люди верили, знали, что не подведёт их избранник, не оставит племя своё без попечения, жизнь свою положит, если беда какая навалится.
Целую неделю судили-рядили, кого в князья выбрать. Но потом всё разрешилось благополучно и счастливо.
Дело в том, что Ася, старшая дочь Тиоха, втайне от отца давно встречалась с сотником дружины княжеской Яроглавом. Может, князь догадывался об их связи, только при жизни своей не очень миловал он сотника.
Тиох когда-то был могутным человеком, силой обладал неимоверной, прут железный мог в узел завязать. Да Яроглав силой ему не уступал и чуть ли не на голову выше князя был.
Однажды глубокой осенью медведь-шатун из тайги вышел, да прямо к шалашу, где почивали ночью князь Тиох со своим семейством немалым.
Яроглав в это время обходил посты охранные и, услышав женские вопли и рык звериный, кинулся туда. Из оружия при нём был только нож с широким лезвием. У шалаша нос к носу столкнулся он со зверем страшным. Тот успел за ногу вытащить из шалаша младшую дочку и уже намеревался в тайгу сбежать с жертвой обречённой.
Нужно сказать, что шатун страшен во всех смыслах. Нормальный медведь, нагуляв за лето и осень жирок, мирно залегал до весны в свою берлогу и никого на трогал: ни двуногих, ни четвероногих – ему и так было хорошо. А шатун, недобравший веса, вечно голодный в уже голодной тайге, любую живность в еду употреблял без сожаления.
Заревел, зарычал медведь на Яроглава, бросил на время жертву свою, на задних лапах вздыбился. Да не испугал он человека этого. В парне самом была сажень с гаком, да пол-сажени в плечах. Схлес-тнулись человек и зверь, сошлись вплотную, вроде как обнялись.
Шатун пытается Яроглава за голову куснуть или лапой царапнуть, а другой лапой с когтями страшными по спине шарит, рвёт неподатливую меховую одёжку.
Да знал повадки этого зверя парень. Голову свою в шею звериную утопил, а ножом своим преострым в грудь шатуна вгрызся.
Вскоре ухватил человек ладонью трепещущееся сердце зверя, да вырвал его из чрева звериного. Так что дружинники, что поспели к ристалищу этому, и мечи свои не успели погрузить в чресла зверя, а медведь уже к ногам их пал бездыханным.
Вот тогда Ася, на глазах которой произошла эта баталия, и влюбилась в статного и бесстрашного красавца, что беду от их семьи отвёл. Молодая девушка на всю жизнь запомнила и ужас той ночи, и геройство парня.
Тата, мать Аси, знала, по ком всё время воздыхала дочь. А уж сейчас, после смерти строгого отца, никак не противилась встречам дочери с этим парнем. И когда на вече её слова спросили, кого она на месте мужа своего умершего хотела бы видеть, сразу указала на Яроглава. Большинство мужчин и женщин также Яроглава в князья выбрали.
В месте, где сейчас город Сретенск находится, и тогда, и сейчас в русле реки Шилка затончик удобный есть. Решили рассены на какое-то время здесь остановиться, дождаться приотставших в пути лодок с людьми и грузом и тех, кто пеше по берегу шёл да отстал, бредя по берегам диким.
А чтобы время зря не терять, рыбалкой занялись. В это время к октябрю-ноябрю сюда от устья Аму-реки добирались тучные стада лосося местного: кеты, нерки, симы. Это сейчас лососи всех видов, включая горбушу, едва до Хабаровска добираются, а выше него саран-ча человеческая – китайцы – своими сетями «китайками» всю рыбу до пескаря плюгавого выцеживают. А тогда рыба нерестовая до Онона и Ингоды, самых верховий амурского бассейна, доходила.
Богатой рыбалка у рассен получилась. Берега затона все в вешалах были. А на них, распластанная по спине, рыба, от жира лоснясь, сушилась-вялилась.
Икру же красную, «пятиминутку», то есть наскоро посоленную, все – от детей малых до стариков беззубых – ложками ели безмерно.
В один из погожих, но холодных дней, прямо напротив нижнего края затона выскочил на том берегу отряд человек в десять, сидящих на странных животных, гривастых да большемордых. Рассены, наверное, последние из родственных русам племён познали, что такое лошадь. Пеше шли они от Оо-реки на восток до Охот-моря, пеше да на лодках добирались и сюда, к истокам Аму-реки.
