Он, накрывшись капюшоном, торопливо шагал в очередной раз за едой. Привычка остерегаться слежки и опасных случайных встреч выработала в нем правило – оценивать как можно дальше вперед трассу движения и осматриваться каждые пятьдесят метров пути. Казалось, что в такую погоду можно было ослабить бдительность, но он знал, что это ошибка, и продолжал двигаться в привычном ритме.
У самой двери пункта выдачи еды чья-то твердая рука опустилась сзади ему на плечо, и он услышал:
– Прошу предъявить браслет для проверки.
Дверь перед ним открылась, на пороге обозначились двое одинаково одетых, крепких мужчин. Он мгновенно догадался, что сзади и спереди работают опытные профессиональные ребята. Решение необходимо было принимать быстро. Он приподнял левую руку, показывая свой браслет, и одновременно мысли его сконцентрировались только на одном:
– Они не должны меня видеть, меня здесь нет.
Рука на его плече ослабла и исчезла. Он увидел, что эти двое у двери, оглядываясь вокруг, как-то странно ощупывают руками воздух. Плавно, чтобы никого не задеть, он боком приблизился к стене и, прижавшись к ней спиной, стал медленно отодвигаться от задержателей. Старший из них отправил двоих назад в помещение, а тех, что были сзади, направил в разные стороны вдоль тротуара. Сам же по спецфону стал тихо докладывать кому-то о случившемся. Последнее, что он услышал, находясь от старшего уже в метрах пяти, это слово:
– Отбой, – старший вопросительно повторил его дважды.
Завернув за угол, он энергично зашагал к дому и подумал:
– Похоже, еды он сегодня не достанет.
Сандра уже немножко вставала, потихонечку поправлялась. Взволнованно встретив его, она спросила:
– Дари, что-то случилось? Ты так быстро вернулся?
Сегодня она была как-то особенно симпатична. После болезни лицо ее стало еще более утонченным. Только печальные серые глаза говорили о какой-то глубокой грусти, не проходящей уже долгое время.
– Сандра, у меня сегодня пытались проверить браслет. Мне повезло, я вывернулся, – ответил он. – А по сути, была вероятность быть задержанным со всеми последствиями, из этого вытекающими.
Она искренне испугалась.
– Что же теперь? Что же теперь нам делать? – она сказала «нам», и ему стало ее бесконечно жаль.
– Что делать, что делать… – повторил он, уже зная ответ и, стараясь успокоить ее, равнодушно сообщил:
– Мне придется перебраться на чердак. Находиться у вас очень опасно.
– Очень жаль, что так получилось, – сказала она, – это я во всем виновата и этот дурацкий браслет. Зачем я только оставила его у себя? Теперь и с ним надо придумать, что делать? Они вас, наверное, вычислили по браслету. И все-таки, дорогой
Дари, что вы такое натворили? Почему оказались на чердаке? Вы позволите мне быть такой любопытной? Я раньше никогда, вы знаете, не задавала вам таких вопросов. Да и теперь, вы вправе не отвечать мне, если сочтете не нужным давать мне ответ.
Она села в кресло и покорно стала ждать. Он внимательно смотрел на нее, пытаясь прочитать ее мысли, – она думала только о нем и иногда он слышал один и тот же мотив грустной флейты с фортепиано. Выдержав длинную паузу, он сказал:
– Браслет, как улика, нам не нужен. Но остается одна очень важная и сложная проблема – детектор. Вы, Сандра, знакомы с этой штукой?
– Да, – кивнула она, – я умею его обманывать. Когда погиб маэстро, меня проверяли. Я им вместо мыслей подавала одну из моих любимых мелодий.
– А что вы скажите по поводу браслета? – спросил он.
– Нам надо что-то придумать очень правдоподобное, – ответили она, размышляя вслух. – Потерян, но как? Похитили. Когда? Как? Дари, у вас есть какие-либо идеи?
Идей было маловато.
– Зачем надо было выносить браслет из дома? Для того, чтобы его потерять? Глупо. Зачем он нужен похитителям, если он сломан и чужой? – он задавал себе вопросы и не находил ответы. Дурацкое состояние ощущается, когда задачу надо решить, а решения нет.
– Что обычно делают в таких случаях? Делают вид, что задачи вообще не было. То есть ничего не надо делать. Положить браслет на место в шкатулку, – он восхитился и испугался наглости такого предложения и некоторое время не решался об этом ей сказать.
– Мы положим его обратно в шкатулку, – несколько торжественно объявил он.
– Дари, а что я отвечу им на их назойливые перекрестные вопросы? – изумилась она.
– Ответ может быть только один – браслет в шкатулке, а что там у вас случилось в системе, в этом вашем электричестве я ничего не понимаю, – произнес он твердо и окончательно.
Теперь он, наконец-то, успокоился, удобно расположился в кресле рядом с Сандрой и не спеша рассказал ей свою историю. О своих способностях он говорил вскользь, как бы не обращая на них внимания, пытаясь не пугать ее своим даром. В тот же вечер он перебрался на чердак.
***
Зима была уж на исходе,
Картуз достал свой лицеист,
Цилиндры появились в моде,
Играл на флейте гармонист.
Простить, забыть ему хотелось
Печаль, обиду и судьбу.
Ему, конечно, натерпелось
За всю мелодию свою.
Ругали все кому хотелось,
Потом хвалили, толку что?
Не ценим, что у нас имелось
И плачем, потерявши все.
***
Он лежал на голом, грязном матрасе, и мысли уже который час не давали ему заснуть:
– Чего или кого он боится? Зачем прячется? Вот уже почти полгода он скитался, нелегал. И что дальше? Превратиться в социального странника? Сдаться комитету? – Ответа он не находил. Сомнения, нерешительность не давали ему успокоения. – Не с кем было это обсудить. Все вокруг чужое, опереться не на кого.
Сон свалил его внезапно, тревожный, неглубокий. Шорохи и какие-то звуки до утра не давали ему расслабиться. Чуть забрезжил рассвет. Он открыл глаза. Кардинал сидел напротив и не мигая смотрел на него. Было видно, что он голоден. Впалый живот и ребра, проступающие по бокам, указывали, что он голодает уже несколько дней. Кот несколько раз облизнул свой нос и в ожидании еды продолжал смотреть на него не мигая.
Неожиданно послышались шорохи у двери, кто-то снаружи пытался ее открыть. Послышались голоса:
– Открывайте, проверка департамента, – жесткий мужской голос повторил требование. В дверь стали твердо и ритмично стучать.
Он быстро встал и, еще не зная, как ему действовать, оглядываясь, машинально отходил от двери в дальний угол чердака. Кот, опередив его, прошмыгнул к стене и, как бы приглашая его идти за собой, вертел головой, указывая, куда им надо стремиться. В стене, обшитой грубыми досками, имелась щель и, отжав пару досок, он оказался в узком помещении со старой деревянной лестницей, ведущей вниз. Через минуту они с котом оказались на улице и быстро растворились в сером зимнем утре.
Он шагал по тротуару уже несколько минут. Погони не было. Кот незаметно исчез. Бесцельно бродить по городу ему не хотелось, он сел в вагон городского пумпеля и решил проехать несколько остановок, спокойно обдумать сложившуюся ситуацию. А ситуация требовала кардинального решения.
Его опять вычислили. Сандра? Это Сандра, подумал он. Но это все потом. Главное, что дальше?
Вагон был почти пустой. Под мягкое покачивание думалось хорошо. Мысли не путались как накануне:
– Что он может? Внушать другим свои мысли, заставлять людей действовать, как он хочет. Он может быть невидимым для других. Он обладает сверхспособностями.
Имея такой дар, он до сих пор прячется и трусит. Стыдно, молодой человек, стыдно, – говорил он сам себе, – я сверхчеловек!
Он вспомнил, что говорил ему ветеран в ту последнюю их встречу:
– Надо сделать добро. Надо делать добро. В этом счастье. Даже когда кажется, что это зло. Иначе его дар никому не нужен, даже для себя он не нужен.
Он встал и решительно двинулся к выходу. Двери вагона открылись, и милая седая старушка вкатила в вагон инвалида на коляске, юношу лет шестнадцати. Он машинально взглянул на мальчика, чуть коснулся его головы и сразу увидел, понял причину его недуга. Старушка испуганно посмотрела на него, когда он ладонями рук пытался что-то сдвинуть поверх головы инвалида. Мальчик-юноша чуть вскрикнул и осторожно поднялся из коляски. Старушка ойкнула и бросилась к юноше. Они настороженно и удивленно смотрели на него, а он, дождавшись следующей остановки, быстро вышел и не оборачиваясь спустился вниз по лестнице к тротуару одной из центральных улиц города.
Инвалид детства
Во двор, где ватага пацанов играла в свои мальчишеские игры, выходил мальчик постарше ребят года на три-четыре. Он не мог участвовать в их играх из-за болезни. У него был поврежден позвоночник, и все его туловище было зажато в плотный корсет. Он стоял прислонившись к стене дома и наблюдал за играми других. Иногда мальчишки, зная, что он не может бегать и вообще быстро двигаться, задирали его, цапали за одежду, дразнились, увертываясь от его ответных действий. Когда уж очень сильно они его обижали, он с большим трудом неуклюже приседал, поднимал камень и пытался попасть им в обидчика.
Это было давно, в далеком детстве. Он вспомнил, какое злое лицо было у обиженного, а у мальчишек, задиравших его, появлялся страх. Они боялись его камешков. Он тоже его побаивался, хотя сам его никогда не задирал и тайно его жалел. Но мальчишеская стайная солидарность не позволяла ему с ним подружиться.
***
Номер гостиницы ему понравился, здесь было удобно и уютно. Поселиться здесь ему не стоило большого труда. Его легенда состояла в том, что все, кто его размещал в гостинице, считали его работником аппарата южного города и сообщать о его проживании ввиду его особой миссии никому из органов не должны.
Полдня он смотрел на большой экран и сначала жадно, а потом машинально поглощал свежую информацию о событиях в данной местности. Мелькали лица и слова, слова, слова. Похоже все и вся готовились к каким-то важным выборам. Граждане в залах, студиях, на площадях и улицах слушали ораторов. Несколько раз промелькнул на экране Предводитель. О чем он говорил, ему было не очень понятно. Представители объединенного правительства объясняли суть реформ, которые они проводят и собираются проводить. Незнакомые лица, представляющие какие-то замысловатые объединения, ругали друг друга и все вместе ругали правительство.
Понять, кто прав, было невозможно. Журналисты и политологи так запутанно и неконкретно что-то объясняли, что уже через час он обалдел от всего и тупо смотрел на мелькание картинок, оторваться от которых ему удалось с большим трудом. И все же из любопытства он решил побывать у «дымистов» и не откладывая это мероприятие вышел из гостиницы.
В центре города, где до этого он бывал редко, кипела жизнь. Граждане двигались по тротуарам плотными встречными потоками. Сплошные ряды магазинов и ресторанов освещались яркими витринами, заманивали к себе клиентов. Публика всюду выглядела респектабельно. А он на фоне этого блеска некстати выделялся своей скромной одеждой. Это его беспокоило. Он подумал:
– Только что сделал доброе дело и тут же обманом поселился в гостинице, а сейчас, скорей всего, опять же обманом постарается переодеться во что-то шикарное, чтобы слиться с толпой. А как же перейти к массовому добру?
Так размышляя, переодевание он оставил на потом после «дымистов», там шикарность была не нужна, он с любопытством кружил по улицам. К «дымистам» он попал только вечером. Собрание уже подходило к концу. Гимн был уже пропет. Председатель, обращаясь в зал, довольно быстро решал какие-то не очень важные оргвопросы.
Глава третья. Весна
– О! Наконец-то, батенька, вы и добрались до нас. Ждем, ждем, а как же без вас. Что-то долгонько, батенька, вы, долгонько. Будем работать. Дело будем делать. Архиважно именно сейчас вам включиться в борьбу. Дел просто громадное число. Выборы, батенька, выборы. Мы тут уже заканчиваем, но это ничего, я вас сейчас выпущу. Вот центральный вопрос, вы его усильте, пожестче, резче, рельефнее. Массы надо зажечь, еще и еще, – он торопливо подталкивал его к трибуне. – Вот вам тезисы, пробежитесь, народ еще не остыл, самое время, – Предводитель сунул ему несколько листов. На первом он прочел крупно напечатанный текст: «Голосуйте за него, принесет он Вам добро».
Зал монотонно гудел после гимна. «Дымисты» уже собирались расходиться. Он встал на трибуну и громко произнес:
– Граждане «дымисты», вы думаете, что от вас что-то зависит. Нет, ровным счетом ничего. Этот ваш «дымизм» сплошной обман, мираж, пустой звук. Вы – абсолютная пустота.
Зал от неожиданных слов затих. Кое-где послышались отдельные голоса:
– Что он говорит? Кто он такой?
– Вас обманывают эти пустозвоны, – он махнул рукой в сторону президиума и Предводителя, – в сущности «дымизм» вреден всем вам вместе и каждому по отдельности.
– Эко, Батенька, вас занесло, – услышал он сзади, почувствовал резкую боль в шее и провалился в темноту.
***
Весна спешит, сменяя зиму,
Ведь так задумал «Программист»
И как всегда, неумолимо,
Играл на флейте гармонист.
Пора бы скрипочку освоить,
А он все продолжал дудить.
Просил себя не беспокоить
И скрипкой утром не будить.
***
Он лежал на чем-то жестком с открытыми глазами и не знал – где он и сколько времени здесь находится. Вокруг стояла кромешная темнота. И чем больше он пытался что-то разглядеть, тем сильнее темнота окутывала его. На ощупь стало ясно, что лежит он на железной кровати, стоящей на бетонном полу. На четвереньках он обследовал пол во всех направлениях. Комната его, скорее камера, была не более десяти квадратных метров со стоящей посередине кроватью. Стены – гладкий бетон без дверей и окон. И никаких признаков внешнего движения и шума. Сколько времени провел он здесь и сколько еще проведет? – Он не знал, и от этого становилось жутковато. Единственное, что могло его успокоить, это внутренняя дисциплина поведения, которую еще надо было выработать.
Сколько раз он прошагал вокруг кровати и вдоль стен? Его счет сбивался уже несколько раз, да еще этот тревожный сон на жестком. Он никак не мог определиться со временем. И только по чувству голода и жажды можно было примерно понять, что в камере он провел уже несколько суток.
Ожидание неизвестности – такая пытка может довести до сумасшествия. И когда он стал забываться, а по сути находился в полуобморочном состоянии, включился свет; ослепил его; твердые сильные руки подхватили его и куда-то понесли.
Его в течение суток приводили в порядок, и в конце концов он предстал перед человеком, сидящим за пустым столом. Простое незапоминающееся лицо с равнодушными глазами и тонкой полоской серых губ внимательно наблюдало за ним.
Сидящий за столом сухо спросил:
– Имя? Фамилия? Год рождения? Специализация? Род занятий?
Он на все вопросы отвечал медленно, то ли от усталости, то ли от заторможенности после темноты.
– В какой области собираетесь работать? – Этот вопрос привел его в замешательство.
– Я не знаю, – ответил он после некоторого раздумья.
– Мы вам советуем заняться подготовкой суперспециалистов, – голос прозвучал так, как отдают приказы, и после короткой паузы. – У вас есть вопросы, пожелания?
Он молчал.
– Тогда за дело? – Сидящий за столом встал и рукой указал ему на дверь.
Его провезли в закрытой машине двое крепких сопровождающих, и уже через полчаса он оказался перед мужчиной в белом халате, в кабинете, напоминающим скорее медицинское, чем административное помещение.
– Ну-с, батенька, теперь будем работать, – услышал он голос Предводителя.
– Это вы? – изумился он. – Это как же? Дымисты, дождисты, странники? Это все вы?
– Да. Работы много, коллега, – сказал Предводитель. – А теперь поговорим о вашей работе. С вашими обязанностями вы ознакомитесь на рабочем месте. Там же вы узнаете о нашем режиме. На первых порах, на время испытательного срока у вас будет третий допуск. Здесь дисциплина у нас весьма строгая, советую ее соблюдать неукоснительно. Суть вашей работы состоит в следующем, – и он перечислил три позиции: – Проверка на лояльность, обучение приемам воздействия, повышение волевой и психической устойчивости претендентов. Необходимые инструкции вы получите позже. У вас будет куратор – ваш прямой начальник. Вопросы есть?
Вопросов у него было много. Он даже не знал с чего начать. И неожиданно для себя спросил:
