– А Сандра, кто она?
– Поскольку можно считать, что мы обо всем договорились, я дам такой ответ, – проговорил Предводитель и медленно продолжил: – Это наш спецсотрудник. Я думаю, вам этого будет достаточно.
Предводитель встал, показывая, что беседа окончена.
***
Весна недавно началась,
И в небе синь вовсю явилась.
Музыка громом прорвалась,
Гармонь как будто простудилась —
Меха рвались, басы гудели,
Как будто зимние метели
Еще не стихли вдалеке.
И дед Мороз, уже усталый,
Являлся ночью налегке.
***
Он уже целый месяц трудился в Центре подготовки. Работы было немного и ничего сложного. Скорее всего, его на первых порах все проверяли и проверяли. Его куратор – лысый, невзрачный старикашка – каждый день приносил ему в кабинет список претендентов и с интервалом ровно в час заводил ему их по одному на собеседование. Он целый час общался с претендентом, заполнял на него анкету, и так весь рабочий день. Вечером по окончании работы куратор подводил итоги его деятельности. Потом он прогуливался по территории Центра, дышал воздухом, ужинал и ложился спать в своем небольшом номере. Общаться, кроме куратора, практически было не с кем.
Досуг его состоял из чтения специальной литературы для работы с претендентами. Доступ к внешней информации был закрыт. Проникновение за периметр, окружающий Центр, ему было запрещено.
Рифмовать, как это было раньше, ему почти не удавалось. Строчки получались какие-то банальные и серые, поэтому скучные и незапоминающиеся. Ну разве можно считать это достойным:
– Весна пришла и стало не до сна.
Снега подтаяли кругом
И жизнь катилась кувырком….
Как-то раз он пробовал подойти поближе к периметру, но окрик: «Вы вошли в запретную зону – покиньте ее в течение тридцати секунд», его остановил.
Пробовать, что будет дальше, он не стал. На утро куратор объявил ему выговор. Он учился ничему не удивляться, даже отсутствию браслетов у себя и у всех сотрудников центра, с которыми ему иногда приходилось встречаться. Видимо, система контроля была построена на каких-то иных принципах. Единственным его развлечением были беседы с претендентами, среди которых, как правило, преобладали идиотические экземпляры. По-видимому, до появления в центре их где-то специально отбирали среди массы желающих служить или работать в спецподразделениях. Правда, одно качество у них было на высоте – это здоровье и мускулатура.
***
Перед ним сидел коротко стриженый розовощекий парень лет двадцати с ослепительной улыбкой и идеально сложенной фигурой.
– Какие последние фильмы вам понравились? – спросил он претендента.
Парень гыкнул и молниеносно выпалил:
– «Злобные бабульки».
– И что же там вам понравилось? – он снова спросил претендента.
– Там так смешно, бабульки всем вредят, подбрасывают дохлых мышей и тараканов. Как бы, у них такая банда. Люди пугаются, – парень взахлеб, гыкая рассказывал содержание фильма, – а еще там есть хохмическая песенка. Ее теперь все поют, – и он запел, не попадая в ноты:
– Мы прекрасные бабульки,
Получайте в дар игрюльки.
Тоник ты налей в стакан —
Там сидит наш таракан…
Он жестом руки остановил певца и пометил в анкете самый низкий уровень интеллекта. И тут ему пришла в голову оригинальная идея – заместить в памяти парня «Злобных бабулек» на «Арсения и Агафью». Этот старый фильм рассказывал о подвиге юноши и девушки, предотвративших катастрофу городского пумпеля еще тогда, когда первые поезда не были так напичканы электроникой.
Претендент затих, насупился и чуть не плача, скорбно произнес:
– Они погибли, они погибли. Почему? Зачем? Они должны были остаться в живых, – и он долго, минут пять, не мог успокоиться.
В анкете претендента он записал: «низкий уровень психологической устойчивости».
Вечером, при подведении итогов, куратор, обсуждая все его оценки претендентов, заметил:
– Вы применили какой-то оригинальный способ оценки интеллекта, не уверен, что ваш метод будет одобрен координатором, – и добавил: – Здесь на вашем месте я бы не стал новаторствовать, достаточно было использовать проверенные тесты.
Куратор нахмурился. Его сморщенное лицо выражало недовольство. Он пристально буравил его глазами. А ему внезапно пришла в голову крамольная мысль – он стал внушать куратору:
– Меня здесь нет, меня здесь нет. – И тут же получил резкий удар в лоб. Это было сделано так быстро и точно, что все мысли в его голове исчезли.
Не теряя сознания, он целую минуту приходил в себя.
Куратор выждал и жестко хриплым голосом объявил:
– О вашем проступке будет доложено Координатору с предложениями о наказании. А сейчас до вынесения решения я отстраняю вас от работы.
Он с испугом смотрел на куратора, ругал себя за идиотскую выходку и машинально про себя рифмовал, то ли чтобы взять себя в руки, то ли чтобы не расстроиться еще больше:
Все случайные дела
Происходят не с добра.
После плотного обеда
Не ходите далеко.
Добежать вам до победы
Будет очень не легко.
Куратор, видимо, прочел его мысли и немного смягчился, лицо его чуть-чуть разгладилось, и он проскрипел:
– По крайней мере, этот случай будет описан в вашем досье.
Уже поздно вечером, лежа в постели, он долго не мог заснуть. Он рассуждал:
– Даже имея такие способности ему отсюда не выбраться. Местная система не позволит мне освободиться. Уже то, что я знаю говорит о том, что контроль и охрана здесь на высоте. Слежка везде. Меня, похоже, наблюдают днем и ночью. Надо выработать какую-то линию поведения, дающую хотя бы некоторую надежду, хотя бы в отдаленной перспективе выбраться отсюда. Надо притвориться. Не сильно привлекать к себе внимание, но и не слишком выслуживаться, чтобы не стать подозрительным. А эти все кураторы и координаторы, следящие за мной, читающие мысли, как быть с ними? От них не спрячешься.
Он еще долго размышлял на эту тему и почти засыпая шепотом прочитал себе, а может и пропел известную детскую песенку, которую решил напевать про себя, когда кто-нибудь из этих попытается залезть ему в мозги:
– Приходите к нам, все дети,
Мы дадим вам молока.
Вы счастливей всех на свете —
Так сказала нам страна.
Подрастайте поскорее,
Вам браслетики дадим,
А тому, кто пошустрее,
Партбилетики вручим.
На следующее утро он был вызван к Координатору. Предводитель-координатор сидел и листал какую-то папку с бумагами. Не поднимая головы, он предложил ему сесть на стул по середине комнаты и, выдержав довольно долгую паузу, дружелюбно обратился к нему:
– Что же это вы, батенька, так чудите. Это, голубчик, знаете, тянет на безоговорочное искоренение. Мне вас, батенька, искренне жаль. Работаете вы неплохо. Немножко лишне инициативны, а впрочем, неплохо, неплохо, что же мы с вами будем делать? – он снова углубился в чтение бумаг. – Вот и это еще, – он ткнул пальцем в папку. – Зачем вам, батенька, сдался этот периметр? Ну что вы там искали? Глупость безмерная. – Он еще несколько минут перелистывал бумаги. Вздыхал, кхекал, периодически поднимал голову и внимательно разглядывал его.
– Ну-с, батенька, что прикажите делать? Что молчите? Слышу, слышу какую-то детскую песенку. И это все что вы можете сказать?
Он понимал, что надо как-то ответить. Но как? Чтобы это выглядело убедительно, солидно и, главное, искренне. Все варианты выглядели либо наивно, либо очень глупо. И он решился ответить:
– Я, конечно, хотел бы освободиться от этого всего. Но если это невозможно, а это действительно невозможно, то я обещаю работать в центре нормально без эксцессов.
Координатор сосредоточился и равнодушно заявил:
– Вам продлевается испытательный срок еще на два месяца и объявляется выговор. Прошу приступить к работе, – и уже не так официально добавил: – используйте только разрешенные методики и тесты, никакой отсебятины. Здесь мы готовим не ученых, которые много думают и мало говорят, и не администраторов и прочих гражданских, которые много говорят и мало делают. Мы готовим воинов. Для нас важно: подчинение командиру, устойчивость к стрессам, преданность руководству.
Уже через несколько минут он снова сидел на своем рабочем месте и задавал простые вопросы:
– Вас обидел начальник. Ваши действия? – Не показали вида, что обиделись; громко возмутились; стали ждать его следующих действий. Прошу выбрать один из вариантов ответа.
Сидящий напротив него очередной претендент, задрав глаза вверх, после небольшой паузы, попросил повторить вопрос.
***
Он затаился. Работал и работал, без эмоций, монотонно обрабатывал претендентов. Заполнял анкеты. Отчитывался вечером перед старикашкой-куратором. Только там, где-то в подсознании, крутилась одна любопытная мысль – как за всеми этими претендентами, кураторами и такими как он спецами следят?
Браслетов ни у кого нет, а двери открываются только те, которые соответствуют допуску. «Чужие» двери при приближении мигают красным, запрещающим цветом. Расспрашивать об этом кого-нибудь было нельзя. Он экспериментировал – подходил к дверям сбоку, справа, слева, даже пробовал приближаться к ним спиной. Результат был один и тот же – двери срабатывали на любое его приближение и не срабатывали, если были «чужими». Самое простое объяснение: датчики знали каждого индивидуально с любой стороны. Об этом он думал постоянно, но разгадки пока не нашел.
Прошло еще некоторое время, и он стал тосковать, вспоминая свою прежнюю жизнь. И она ему нравилась все больше и больше. Даже скитания без дома были для него более радостными, чем прозябание в этом центре. А опасности нелегального существования уже казались не такими страшными.
Вспомнилась народная поговорка, которая пользовалась популярностью среди гражданских:
– «Если мягко задержали,
То остался без медали.
Ну, а как искоренят
Будешь жить как психопат».
А весна брала свое. Становились все теплее и теплее. На лесных опушках, видневшихся за периметром, появились проталины. В низинах снег набух, стал темным.
Кое-где образовались большие лужи, и из них под горку потекли ручьи.
***
Весна. Начало еле видно.
Чуть тронул клавиши солист.
И уходить еще обидно,
Играл на флейте гармонист.
А оркестранты разминались,
Вот-вот ворвется дирижер.
Зал затихал. Зады смеялись
В программке было «До мажор».
И вот как дождь, сначала тихо,
Потом сильней, сильней, сильней.
По залу покатились лихо Все звуки. Стало веселей.
А флейта – что ж? Ее чуть слышно.
Ручьи потоками бегут.
Весна раскрылась пышно, пышно,
И громко слышен каждый звук.
Детское оружие
Впрочем, весной по сравнению с зимними забавами делать особенно было нечего, особенно ранней весной. Лыжи, санки, коньки – все было сложено в чулан до ноября-декабря. Велосипед еще не приведен в рабочее состояние из-за отсутствия сухих дорожек. Приходилось слоняться по еще редким проталинам посреди подсевших сугробов. После длинной зимы, после долгого хождения по снегу, утоптанному, вязкому, по снежной жиже, пройтись по твердой, только что оттаявшей земле было приятно и ново, и от этого становилось радостно – конец зиме.
Пацаны в этот период занимались техническим творчеством, а по сути, с точки зрения взрослых, хулиганили. Изготовлялись рогатки разных типов. У каждого их было не менее двух. Одна для метания мелких камушков, вторая для стрельбы проволочными пульками. От этой «забавы» страдали уличные лампочки, оконные стекла, стеклянные банки и бутылки и, конечно, вездесущие воробьи. Вторым «техническим художеством», весьма распространенным, являлось производство «пацанского», то есть примитивного оружия, где основным являлся гладкоствольный пистолет.
Он вспомнил, как одно из неудачных испытаний такого пистолета чуть не закончилось серьезными увечьями – при выстреле разорвало ствол пистолета. Повезло – осколки ствола и пуля никого не задели. Страх и последующая радость, что все обошлось, запомнились надолго.
Ранняя весна быстро проходила, и наступало новое время – время летних игр на свежем воздухе. А тут и учеба подходила к концу. Дел было по горло и в школе, и дома, и во дворе. Близились длинные, предлинные летние каникулы.
***
Очередной претендент не выглядел физически сильным – тонкая шея, худоба говорили о том, что его скорее можно отнести к интеллигенту, чем к накаченному спортсмену. Светлые волосы и мягкие черты лица производили приятное впечатление умного, думающего молодого человека. Он очень спокойно и уверенно отвечал на все вопросы тестов, как будто уже не первый раз здесь тестировался. Только иногда в редких паузах от интеллигента еле-еле слышалась какая-то песенка, которую он смог различить только после третьего исполнения. Это была очередная киношная белиберда:
– Мы веселые девчушки,
Дарим вам свои игрушки.
Приходите к нам скорей,
Вместе будет веселей…
Ему показалось это подозрительным – спокойно отвечать на вопросы и в то же время блокировать свои мысли этой дурацкой песенкой. Машинально заполняя анкету, он размышлял:
– Зачем претенденту такая маскировка? А может, это и не маскировка? Что вписать в анкету? Сделать вид, что он не заметил эту странность, могут обвинить в невнимательности. Записать эту странность в анкету – испортить жизнь этому парню. А вообще-то это все может оказаться проверкой для него самого. А этот претендент – подставка. – В конце концов, он вписал в анкету «рекомендуется дополнительное собеседование». Вечером, в конце рабочего дня он доложил о своих подозрениях куратору. Старикашка внимательно выслушал его и пробурчал:
– Завтра мы дадим вам ответ.
Засыпая, он вспоминал, как попал в центр.
***
