Лиле отвлеклась от Ихтара и заметила, что Азовка присела к костру и заговорила с солдатиком. «Зачем она с ним любезничает? – мелькнула первая возмущённая мысль, но на смену ей пришла вторая: – Да этот дикий зверь слупит все наши запасы!»
– Не подавись. – Елена, тоже заинтересовавшаяся Ингваром, подсела на поваленное дерево, служившее миротворцам скамьёй.
Разглядев Мать при свете огня, Ингвар закашлялся. Лиле невзначай устроилась возле них, но спиной к костру, делая вид, что вовсе не подслушивает разговор.
– Ты беременна? Сколько же месяцев нас не было?
– Прошло три года по летоисчислению Тетры, – неспешно ответила Елена.
Лиле не выдержала и глянула на Ингвара. Глаза его расширились, и костёр отразился демонически-алым блеском в его зрачках, сверкнули острые зубы. Кто этот человек? Три года назад он пытался убить Мать на источнике и без раздумий ранил саму Лиле. Он хотя бы помнит об этом? Или то было обыденной жестокостью в его жизни? Мудро ли они поступили, пустив солдатика к их костру?
– Поразительно, для нас прошло не больше пары месяцев, – воскликнул Ихтар, которого братья тоже подвели к огню. – А кто же отец ребёнка?
– Похоже, всеобщинный, – пробормотал Ингвар, косясь на братьев, окруживших гостей.
Азовка потянулась отвесить балбесу оплеуху, но он увернулся. Елена не обиделась, её вообще нелегко было задеть. Мать положила руку на округлившийся живот:
– Отец ребёнка, Арактур, погиб на священном источнике, в день нашего перехода в мир грёз.
Ингвар дёрнул краем рта, а Ихтар округлил рот и присел, пристроив шляпу на колени, и проронил:
– Подожди, если отец Арактур, значит, ты носишь дитя уже три года?
– Ребёнок очень медленно растёт, – пояснила Елена, от чего-то глядя не на Ихтара, а на Ингвара. – Это особенное дитя, прошедшее миры. Оно – символ нашего союза: овейн и людей.
Лицо солдата ничего не выражало. «О, Елена, зачем ты перед ним распинаешься? Ему же плевать на нас и наш союз», – подумала Лиле и снова отвернулась.
– Ихтар, тебе тоже нужно чего-нибудь поесть, – спохватился Ясень и принялся рыться в мешках.
– Что? Братья, сёстры! Зачем вам еда? Выбросьте всё немедленно!
– О чём ты, Ихтар?
– В нас энергия духов! Нам больше не нужна пища! – Воскресший брат потащил мешок с припасами к костру, вознамерившись сжечь его.
Миротворцы застыли, не понимая, то ли он с ума сошел, то ли же познал великие истины.
– Остановись, Ихтар, – приказала Елена. – Может, в мире грёз тебе не нужна еда, но здесь мы в ней, пока, нуждаемся.
Ингвар. Живая земля
Дом миротворцы построили неплохо: добротный деревянный сруб, внутри условно разделённый на женскую и мужскую половину. Для женщин соорудили что-то вроде кроватей, а мужики так и спали на полу. Это, по мнению Ингвара, было вполне сносно, но вот вопросы к новому миру у него возникли поутру, когда рассвет ободком окаймил Живую землю.
Солнце светило слабо, не ярче, чем в мире грёз, а небо было затянуто серым покрывалом облаков. Выйдя из дома, Ингвар обвёл взглядом потемневшие скелеты деревьев без листвы, скудный огород и почву, потрескавшуюся от засухи. Либо глубокая бесснежная осень, либо здесь всегда так? Вчера кто-то из братьев сказал, что, кроме миротворцев, на Живой земле нет людей, и сейчас это не показалось удивительным.
Завтракали у костра. Один из братьев разливал по консервным банкам, заменявшим сектантам тарелки, жидкую кашицу, а Ингвар оглядывал собравшихся. За время, проведённое в мире грёз, он позабыл, как звать всех мужиков, но девушек запомнил: главная – Мать Елена, две овейн, белые, словно обточенный мрамор – Мора и Азовка. И последняя – Лиле, тонкая и подвижная, точно вода, брызжущая из шланга. Выглядела она как дикая ведьма из лесу: на шее у неё висели бусы из гигантских окаменевших муравьёв, на ушах круглые амулеты с паутиной, а тонкие запястья обвивали браслеты из мелких раковин. Ингвар задумался, насколько его смущают муравьи да улитки. Выходило, что не очень. Особенно если вспомнить, что она единственная в этом мире женщина, не считая овейн.
Лиле заметила его внимание и тут же отвернулась. Неужели она всё ещё обижалась за то, что он подстрелил её на источнике? Девушка казалась болезненно-прозрачной. Щёки и сухие губы утратили краски, кожа на руках настолько истончилась, что казалось, сквозь неё виднелись кости.
Да и вообще, вся община одичала: мужчины, заросшие бородами, в перештопанной одежде, с ввалившимися щеками, на фоне Ихтара, который с перехода в мир грёз не ел ни крошки, смотрелись как подгнившие фрукты рядом со спелым абрикосом. Брат Ихтар, почувствовав взгляд Ингвара, вопросительно улыбнулся, косясь на окружение.
– Это, значит, та самая Живая земля? – озвучил Ингвар их общие мысли. – Как-то на Тетре поприятнее было.
Миротворцы обернулись к нему, послышался чей-то горький смешок. Ну вот, Ингвар привлёк их внимание. А зачем? Ну, раз уж привлёк – поиграй в гляделки с Матерью.
– Да, – наконец проронила Елена, – это Живая земля. Духи не предупредили нас о том, что она в спячке.
– Или вовсе мертва, – тихо добавил кто-то из миротворцев.
– В спячке, – сказала Елена так низко, точно зарычала, – и я уверена: мы здесь для того, чтобы её пробудить.
Некоторые братья после слов Матери забормотали между собой, иные поморщились и потупились. Ингвар следил за миротворцами: авторитет Елены явно пошатнулся за последние годы. Но Мать была неглупа, она тоже видела все сомнения общины, поэтому заговорила твёрдо и убедительно:
– Вчера свершилось чудо: два наших брата воскресли из мёртвых! Это ли не доказательство, что мы на верном пути?
– Может, мир грез просветил братьев, что же нам делать? – язвительно спросил рыжий веснушчатый миротворец.
Все взгляды сошлись на новоприбывших. Одни смотрели с надеждой, другие почти равнодушно. Ихтар поджал губы. Ингвар подумал, что миротворец ничего не ответит, ведь мир грёз не давал им никаких объяснений, но, помолчав с минуту, брат произнёс:
– Вы пробовали общаться с ней? Возможно, вы должны так же соединиться с Живой землёй, как мы слились с миром грёз.
– Три года мы взываем к ней, молимся и слушаем, но она не отвечает нам.
Ихтар пожал плечами:
– Если, как ты говоришь, Живая земля в спячке – нужно понять, почему она не просыпается.
– И как нам это узнать? Я не могу общаться с духами, ведь здесь нет звёзд, по которым они могли бы подавать нам знаки.
Ихтар замолчал, округлив глаза. Елена кивнула, будто не удивившись его замешательству:
– Три года, Ихтар. Мы ищем здесь ответы три года… Я думаю, пора вернуться к началу и понять, что мы упустили. Вы сможете открыть просвет в мир грёз, чтобы я спросила его, что делать?
Стало слышно, как чья-то ложка скребнула по дну консервной банки, и довольно заурчал костёр, которому подбросили веток. Ихтар призывно ткнул Ингвара в бок, намекая, что открывать просветы в мир грёз теперь его задача. Снова вернуться к туману и иллюзиям? Ингвара передёрнуло от этой идеи, и он поспешил подняться:
– Позже.
Он не знал, как открыл переход между мирами прошлой ночью, и тем более не представлял, сможет ли это повторить, да и обратно, как-то не спешил: мир грёз обманул его, в образе Соль без спроса пробрался в его тело, поэтому Ингвару не хотелось туда возвращаться.
Его никто не останавливал. Братья безразлично дохлёбывали бобовую жидню, похоже, смирившись неизменностью своей жизни, а Ингвар отправился гулять по окрестностям. Живая земля не радовала пестротой пейзажа, но хотя бы не дурманила и не сводила сума видениями, подобно миру грёз.
В серое небо врезались скалы, похожие на угрюмых витязей, которые поросли кривыми, замершими в предсмертных судорогах деревцами. Ни травы, ни воды, ни признаков иной жизни.
Несколько часов Ингвар бродил по окрестностям, все больше понимая, что сектанты не случайно обосновались именно в этом месте первым делом из-за воды. Около их дома из-под скалы по капле сочился источник и давал какую-никакую возможность утолить жажду и полить огород. Во-вторых, убежище миротворцев пряталось в низине, защищённое каменными гигантами от порывов пылевых ветров.
Поражала тишина. Бескрайние просторы. Не было слышно гула машин, привычного на Тетре, далёких выстрелов, стрекота авиации. Ни следа живых существ. Ни зверя, ни человека. Никакой опасности. Ингвар даже убрал руку с поясного ножа. – «Может, это и есть нормальная жизнь? На скудной земле, но без борьбы за существование?»
Лиле. Живая Земля
Лиле носилась туда-сюда, таская наполненные кастрюли с источника и поливая огород. На водоёме дежурил брат Ясень и только диву давался каждый раз, когда она вновь появлялась с опустевшей кастрюлей:
– Как? Уже? Замедлись, меня укачивает.
Лиле только посмеивалась на его стоны.
– Ли-и-ил. Да что с тобой?
– День прямо-таки чудесный… Впервые за сколько? – Она присела и заглянула в глаза карлику, надеясь передать ему своё настроение.
Но Ясень упорствовал:
– Сегодня чудесный, завтра нет. Вот бы и запасла силы, а не тратила всё в хороший день.
Лиле блаженно кивнула и вприпрыжку поскакала с очередной кастрюлей к грядкам. Споткнулась, едва не расплескав воду, ойкнула, и, оглянувшись, чтобы никто не заметил её провала, засеменила на цыпочках. Воскресший Ихтар, открывающиеся просветы, мир грёз и эспириты! Всё наполнилось волшебством, а значит, ещё был шанс пробудить эту крепко уснувшую Живую землю.
– Лиле! – крикнула Мора от костра. – Не сбегаешь до Елены? Всё равно носишься, как муха, скажи – ужин скоро.
– А она где?
– Подумать ушла, проверь на любимом месте.
Елена часто уединялась, поднявшись скалу, которая была похожа на лестницу, ведущую в небо. Появление Ихтара с Ингваром добавило новые загадки, и Елена, верно, обдумывала, что хочет спросить у мира грёз в предстоящем путешествии.
Лиле спешила на скалу, пробираясь по Лесу последней надежды – так она его про себя назвала, где мёртвые, почерневшие деревья умудрились вырасти на почти голом камне. Их искривленные, но тянущиеся вверх стволы жаждали жить, несмотря ни на что, однако ныне и они замерли, отчаявшись бороться с вечной осенью. Лиле поднялась на последнюю ступень, но Елены не обнаружила. Задыхаясь от бега, она присела на край скалы, свесив ноги, и глянула вниз: под ней громоздились камни, а за ними ещё и ещё, как будто кто-то вырубил их из земли огромной лопатой. Смеркалось, и Лиле представила, как последние лучи солнца озарили долину и лес, как кожа от этого света стала красноватой, а весь мир напитался теплотой, запасая её перед долгой ночью. Но на Живой земле даже солнце не хотело показывать свой лик. Оно лишь смутно угадывалось за тягучими облаками.
Потому, как сумеречно и прохладно стало вокруг, Лиле догадалась, что закат всё-таки был. Надвигалась беззвёздная и безлунная ночь. Дрожь пробежала по телу, кожа покрылась мурашками. Под вечер безмолвная природа напоминала Лиле о тоске, от которой хотелось свернуться калачиком и больше никогда не подниматься. «Но нет! Оборвать поток мыслей. Без этого мира я была бы мертва. Имела бы только саван да гроб в постылой земле. А здесь у меня…» – Что-то дёрнуло Лиле за ногу и протащило вниз. Она вскрикнула, ногтями цепляясь за камень, на котором сидела, но напавший оказался сильнее. Лиле рухнула на ступень ниже и увидела, что её схватило: белая женщина с выжженными глазами коленом опёрлась ей на руку и потянулась пальцами к горлу. Лиле ударила противницу в грудь. Кулак прошёл навылет, словно нападавшая была не из плоти. Лиле поползла вперёд, отчаянно брыкаясь, желая избавиться от взбесившейся тётки. Это сработало. Женщина шарахнулась и отстала.
Лиле вскочила и, не соображая, где лес, где тропинка, побежала вниз по каменным гребням. За ступню что-то зацепилось, и она упала, ударившись оземь локтями. Её дёрнуло за ногу и поволокло назад. Подбородок врезался в корень, который так коварно подставил ей подножку, и Лиле схватилась за него. Он оказался трухлявым и треснул, оставшись в руках. Тогда Лиле извернулась и со всей мощи ударила противника выдранной корягой. Корень прошёл насквозь через лицо безглазой, не причинив ей вреда, но призрачная женщина разжала руки и прикрыла голову.
Лиле швырнула в противницу горсть земли и вскочила. Стремительный спуск по склону, ветви деревьев, хлещущие по глазам, подобие тропинки – и Лиле налетела на человека, возникшего прямо из темноты. Грубые руки схватили её, оттащили с дороги, заткнули рот и заставили пригнуться. Три удара сердца гулом отдались в ушах. Его куртка впилась ей в шею чём-то железным. Лиле тут же признала человека: бесстыжий солдатик! И вцепилась зубами в его ладонь, но он не выпускал её.
– Кто там? – спросил Ингвар шёпотом.
Лиле даже обрадовалась, что встретила именно его: пусть сам разбирается со своими духами из мира грёз, и ещё сильнее вгрызлась в его руку. Она уже чувствовала вкус крови на языке, когда наконец Ингвар догадался выпустить её.
– Там эспирит. Тётка с выжженными глазами. Она хотела меня удушить.
– Чем ты её разозлила?
– Я?!
– А кто ещё? Я даже не знал, что они могут напасть.
– Вон она! Вон она! – Лиле дёрнула его за куртку, заставляя повернуть голову.
Белая фигура мерцала за деревьями. Они оба замерли, пригнувшись к земле, и услышали, как безглазая что-то запела под нос. Ещё несколько шагов, и Лиле различила мотив детской колыбельной. Она зажала рот, боясь лишним звуком привлечь сумасшедшего эспирита. Внезапно холод коснулся её спины. Там, где сидел Ингвар, стало пусто. «Только этого не хватало! Куда он делся?! – Лиле закрутила головой, словно ребёнок, потерявший в толпе руку матери. – Но вот же он!»
– Что ты делаешь, окаянный?!
Ингвар не отвечал. Приворожённый ведьмовским голосом, солдатик вышел навстречу призраку.
– Соль? – удивлённо позвал он.
Эспирит остановился. Лиле принялась отламывать ветку ближайшего дерева: похоже, придётся спасать и себя, и солдатика.
– Соль, как ты… как ты здесь оказалась?
Ветка не поддалась. Лиле выдрала из земли целый куст с корнем и, не особо скрываясь, встала за спиной Ингвара. Он, не заметив её, качнулся вперёд. Безглазая застыла, склонив голову набок, она вслушивалась в его приближающиеся шаги.
– Я пришла за тобой, но здесь холодно. И темно, – произнесла Соль и отступила.
– Подожди, давай вернём тебя в мир грёз?
Соль сжала кулаки и, попятившись, побежала прочь, в темноту.
Лиле устало опустилась на землю, воткнув куст подле себя. Ингвар присел рядом. Она, не скрывая интереса, разглядывала его, ожидая пояснений. В полумраке отчётливо были видны его нахмуренные орлиные брови, взгляд в пустоту и повязка, натянутая на нос, похоже, по привычке, сохранившейся ещё с Тетры. Но объяснять произошедшее Ингвар явно не собирался, и Лиле пришлось начать первой:
– Кто эта женщина?
– Она была медсестрой. Погибла несколько лет назад, – нехотя ответил солдатик.
– А здесь как очутилась?
Он пожал плечами. «Вот ведь. И слова лишнего не вытащишь». – Лиле раздражённо отвернулась. Оказалось, у неё мышцы ног забились от бега по лесу и ныли, превратившись в тугие, крепко натянутые жгуты. Она украдкой попробовала размять их руками. Но «жгуты» не расслаблялись. «Почему солдатик всё ещё сидит здесь? Шёл бы дальше по своим делам», – думала Лиле, стесняясь задрать юбку повыше и нормально размять икры.
– Прости, что я тогда тебя подстрелил и руку порезал. Я не хотел, – невпопад произнёс он.
– Да. Ты только решил убить Елену, и всё, во что я верю.
Ингвар не ответил. Пора было иди к дому, но вставать не хотелось, и Лиле, чуть смягчавшись, покосилась на солдатика: всё-таки он помнил про тот день. Но Ингвар всё не уходил. «А может, меня ждёт? Не хочет оставлять наедине с эспиритом? Тогда ладно, пускай ждёт». Она хитро улыбнулась и глянула на него из-за плеча:
– За что мир грёз выбрал тебя? Ты не похож на высокодуховного человека.
Как она и ожидала, хмурый Ингвар нахмурился ещё сильнее. От этого Лиле расхохоталась и провела пальцем между его бровей, чтобы разгладить морщину. Глаза его удивлённо сошлись к переносице вслед за её движением.
– Будешь хмуриться – состаришься раньше времени, – предупредила Лиле.
– А кто такой этот «высокодуховный»? – с подозрением спросил он.
– Тот, кто меняет мир к лучшему. Кто готов пожертвовать собой ради этого.
Ингвар опять нахмурился, уничтожая её попытку разгладить его лоб.
– Может, мир грёз знает обо мне что-то, чего не знаем мы с тобой?
Лиле снова прыснула. Ингвар встал на ноги. «Ой, неужели обиделся?» – Она поднялась с земли, цепляясь за его штанину.
– Да ладно. Может, у мира грёз свои критерии? – Она заглянула ему под брови.
