Когда Рада очнулась, мужчина уже исчез. Небо было тёмным, как черничное варенье, но закат почему-то не ушёл. Жёлто-оранжевые всполохи пересекали чёрную гладь, и девочка не сразу поняла, что видит огонь. Горел её дом. Горело и нутро Рады. Хотелось выть от боли, но наружу просачивался лишь кашель. Отхарканная кровь текла по подбородку и шее. Не было травы вокруг, не было молоденьких деревьев и соседских домов, – окружающий мир покрывался смолью. В ушах звенело. Заметили ли уже соседи пожар, спешат ли на помощь? И осталось ли, кому помогать?
Мокошь отрезала нить.
На той минуте жизнь Рады оборвалась.
Глава 2
Десять лет назад
Обычно спокойный лес сегодня был оживлён, будто бы нечто потустороннее расправило над ним свои тёмные крылья.
Взошла луна – око ночи. Лес лишился привычных ярких красок и состоял лишь из чёрных деревьев, белых отблесков и мрачно-синего, как аконит, неба. Под тусклым светом виднелась поляна с одиноким домиком посреди. Высокая простоволосая старуха быстро нашёптывала себе что-то под нос и, стоя на коленях, кольцом укладывала на земле сухие травы. Она услышала шаги. Тут же вскочила с колен и вгляделась в лес, на тропу, которая вела от её дома к деревне. Грудь старухи поднялась и остановилась на вдохе – никогда не знаешь, кого ожидать в гости. Лесных отшельниц не любят. Их презирают, хотя тайком бегают к ним за советами да лечебными травами, потому лучше поостеречься.
На тропе показался человек, и старуха выдохнула:
– Кощей…
Мужчина, такой же высокий и седой, как отшельница, приближался не один. В его руках покачивалась черноволосая девчушка в окровавленном сарафане. И эта кровь была единственным ярким цветом, который можно было разглядеть в ночи.
– Клади, клади скорее, – голос старухи наполнился скорбью вперемешку с непонятным оживлением.
Старик уложил мёртвую девочку ровно в то травяное кольцо, над которым работала отшельница. Он сделал шаг назад и взглянул на покойницу. Та была бледна и неподвижна. Кощей покачал головой. Мелкая совсем, жаль, что рассталась с жизнью. Он бы стал её наставником в царстве мёртвых, да только старуха уговорила его на иной путь.
– Глупость ты задумала, Яга, – пробурчал он.
Луна светила прямо в личико девочки, в её распахнутые глаза, но уже не беспокоила мертвячку. Белые руки, испачканные кровавыми разводами, как ниточки лежали вдоль тела. Кощей посмотрел на свои руки – такие же бледные и тонкие, словно обёрнутые тряпицей кости – и вздохнул.
Яга его не слушала. Она всё так же суетилась возле дома. Проверяла подношения и мысленно готовилась к встрече к той, кого живые остерегаются. Но живых на поляне не было: девочка не дышала уже несколько часов, старуха была одной ногой в могиле, старик – и вовсе мертвец, гуляющий меж царством живых и мёртвых.
С минуты на минуту должен был определиться исход ночи. Поляну наполнял запах еловых и сосновых веток, уложенных в круг вместе с травами. Возле дома блеяла коза. Она ходила вокруг колышка, к которому была привязана, и стучала копытами по камням. Но стоит приглядеться, и поймёшь, что это были вовсе не камни. На земле лежали черепа. Кощей усмехнулся, он не знал толком, откуда Яга взяла черепа: могла как выкопать из деревенских могил, так и позаимствовать у одиноких путников, ненароком заглянувших в обитель лесной отшельницы. Гадать он не стал. Главное, чтобы богине понравилось подношение.
Яга вынесла к поляне деревянный горшок с мёдом красноватого оттенка и красное вино. Кровь за кровь – треба Мораны.
Старуха потянула Кощея за рукав, и они оба опустились на колени. Старик в последний раз с осуждением поглядел на Ягу, а после принялся повторять за ней слова. Голоса поначалу были тихими, набирали силу, а после заполнили поляну, понеслись над лесом.
– Призываю тебя, Морана, богиня зимы и смерти. Смилуйся. Явись пред слугами твоими. Прими подношение в обмен на душу несчастной.
С каждым словом лес волновался всё больше. Поднялся ветер, вороны с громким карканьем слетели с веток и закружили над поляной, чувствуя приближение тьмы. Яга с десяток раз повторила обращение к богине:
– Смилуйся, Морана. Прими требу, покажи свою силу, властительница царства мёртвых.
Старуха не видела, как ледяной пар, словно туман, разъедал лес. Тонкая полоска льда змеёй поползла по земле прямо к мёртвой девочке. Яга затаила дыхание. После потёрла руки, которые начали коченеть, несмотря на летнюю пору, и поднялась. Она подошла к дому, ловко схватила козу, которая пыталась забиться подальше, и ножом полоснула ей по горлу. Капли крови оросили покрытую инеем траву. Старуха потащила козу к кругу, возле которого на коленях сидел Кощей. Он хмурился, но не возражал. Кровь принесённой жертвы смешалась с кровью девочки, и лес взвыл потусторонним гулом. С деревьев посыпались листья.
– Призываю тебя, Морана, – Яга понизила голос, поняв, что её зов услышан. – Прими наши дары. Помоги потерянной душе вернуться. Молю тебя о помощи.
Она посмотрела на Кощея, и тот повторил:
– Молю тебя о помощи, Морана. – Потом прошептал тихо, чтобы услышала только старуха: – Глупость ты затеяла, Яга. Из царства мёртвых люди не возвращаются. Или возвращаются не такими.
Отшельница ничего не ответила на укор. Она вновь обратилась к Моране, и та наконец появилась.
Раду пронзила боль. Вернулась та агония, которую девочка испытывала при смерти. За что? Неужели боль будет преследовать её всю жизнь? То есть… всю смерть? Она же теперь в царстве мёртвых?
Жар поднимался от кончиков рук и ног, подбирался к сердцу, сжимая его огненной рукой. Рада готова была орать, но звук застревал внутри тела. Она не могла двигаться, не могла открыть глаза, рот. Дышать тоже не могла. В ушах стоял гул, будто бы девочка тонула, и она изо всех сил барахталась в своём сознании. В конце концов руки и ноги задёргались. Грудь всё ещё сдавливала плита смерти, Рада пыталась судорожно дышать, но лишь мелкие глотки воздуха проникали внутрь. Они причиняли дикую боль, разрезали горло, будто девочка проглотила иголки.
Чья-то ледяная рука легла Раде на грудь – ровно в то место, куда её ударили ножом.
– Ты хочешь жить, дитя?
«Нет, нет!»
Ответить девочка не смогла. Слова остались лишь в мыслях, но та женщина, которая изучала порез Рады, их услышала.
– Она не хочет жить, – объявил холодный голос.
– Просто ей больно, – возразил другой голос. Девочка с удивлением узнала отшельницу, другиню матери.
Вопрос повторился:
– Ты хочешь жить, дитя? Боль постепенно уйдёт.
Рада не хотела отвечать. Нет. Её жизнь уже закончилась, как и жизнь её семьи. Воспоминания были слишком болезненны. Они душили, заставляя пробудившуюся кровь в жилах застыть обратно. Но… «Боль постепенно уйдёт».
«Да-а», – вздох, более глубокий, чем прежде, вырвался из груди девочки. Рада понадеялась, что та странная женщина вновь услышит её мысли. И не ошиблась.
– Ты должна сказать это вслух, – приказал женщина.
Девочка попыталась. Не получилось. Губы не слушались, они будто слиплись от крови. Рада не слышала стук своего сердца, зато прекрасно слышала, как над ней кружат вороны – слетелись на пиршество смерти. Рада не хотела стать их добычей. Она сопротивлялась боли и оцепенению, пыталась двигаться, собрать все силы воедино, как муку – в тесто.
– Ты сможешь отомстить, Рада, – тихо произнесла отшельница. – Только если будешь жива.
Вороны подлетели ближе. Их карканье стало громче, девочка чувствовала, как птицы задевают её крыльями. Чувствовала – значит, плоть ожила. «Не дождётесь!» Она открыла глаза. Чёрное небо нависло над Радой, а луна слепила, заставляя жмуриться, но девочка выстояла. Она не собиралась возвращаться к мертвецкому сну. Тело всё ещё не слушалось, и ни повернуться, ни встать она не могла. Но краем глаза смогла уловить тень поблизости. От той тени веяло холодом, который тушил жар в теле.
– Да, – произнесла Рада. В горле было сухо, и даже это короткое слово отозвалось жуткой болью.
«Да, я хочу жить».
В сухие губы полилась вода. Сначала горькая, затем сладкая, живительная.
И снова боль. Тень провела пальцами по порезу на груди, и он раскрылся, будто на зашитой дыре лопнули нитки. Рада захрипела, когда дыхание вновь пропало, мысленно заметалась по траве. В рану затекало нечто чёрное. Настоящая тьма. Оно смешивалось с кровью и заполняло жилы, принося сначала мучение, а потом облегчение. Вместе с тем Рада слышала звук, от которого хотелось закрыть уши руками: будто кто-то скребёт ногтями по камню. Но укрыться от омерзительного ощущения она не могла.
Всё закончилось резко. Последние капли тьмы слились с девичьим телом, и рана на груди затянулась, оставив после себя грубый шрам. Рада закричала, сама не понимая почему, а потом обмякла. Сознание вернулось в сон – уже не мертвецкий.
Сейчас
Ярмарка гудела. Повсюду носились покупатели, торговцы громко зазывали их посмотреть товары. Уличные музыканты, скоморохи, мелкие воришки и попрошайки сновали в толпе, чтобы стать на толику богаче. В разгар разноцвета-месяца тётка отправила Раду на базар, чтобы та продала лишние травы да коренья, а взамен привезла то, чего не добыть лесным жительницам – одежды, мёда да прочих вещиц. Потому раз в месяц девушка словно попадала в другой мир: из молчаливого лесного дома в оглушающую толпу. Не то чтобы ей нравилось играть базарную торговку, но это помогало развеяться.
Солнце расправило лучи над площадью. Рада спряталась в тени и раскладывала на столе товары. С одной стороны – травы и коренья от мелких хворей, целебные настои и мази, с другой – грибы и ягоды. Девушка оторвалась от стола и выдохнула. Утро только набирало обороты, а люди уже заполонили ярмарочную площадь. Рада обвела её взглядом. Случайно натолкнулась глазами на юношу, который стоял поодаль в тени и с улыбкой наблюдал за девушкой. Что ж, было, за чем наблюдать: милое личико с острыми чертами, густая чёрная коса, гибкий стан. Рада приосанилась. Быстро оглядела юношу, сделала вывод, что он не беден, и подарила ему ответную улыбку.
Тут же девушку отвлекли покупатели. Пока у неё расспрашивали про настои для здоровья, юноша исчез с того места. Рада, нахмурившись, вскользь изучила площадь, но найти того человека не смогла. Впрочем, интересовала её вовсе не улыбка юноши, а его кошель.
– Скучаешь, девица-красавица?
Рада вздрогнула. Румянец, должно быть, вспыхнул на щеках, и она повернулась на звук голоса. Да, он принадлежал тому самому улыбчивому юноше.
– Скучаю, – девушка кокетливо опустила ресницы и погладила косу. Почувствовала, как мужской взгляд изучил сарафан, облегающий стройную и изящную, как у русалки, фигуру.
– Что продаёшь?
– Да вот, – Рада обвела рукой товары. – Дары леса. Что земля даёт, то и продаю. Хочешь что-нибудь?
– Хочу, – излишне дерзко и с ухмылкой ответил юноша.
«Клюнул на крючок», – подумала девушка, а сама скромно заломила руки, незаметно подавая сигнал своим «друзьям». На базаре она работала не одна – если говорить не о работе торговки.
– Меня, кстати, Володя зовут.
– Радислава, Рада, – представилась девушка. Тут же подняла со стола мешочек с травами и протянула юноше. – Это шестилистник, говорят, в любви помогает, дев привлекает.
– По-моему, я и без шестилистника неплохо справляюсь, – Володя нежным движением отвёл руку Рады. – Не так ли?
В это время позади него пронеслись хохочущие мальчишки. Они «случайно» толкнули Володю и тут же принялись отряхивать его и извиняться. Один из них незаметно вынул увесистый кошель из кармана юноши.
– Да что ж вы так! – вскрикнула Рада, привлекая к себе внимание Володи. – А ну, брысь отсюда!
Мальчишки тут же побежали дальше. Девушка с опаской проследила за тем мальчиком, который вынул кошель – ждала, чтобы тот поскорее спрятался в толпе, а Володя не опомнился и не заметил пропажу. И тогда вечером содержимое кошелька разделится на несколько частей: всем друзьям их маленькой компании, в том числе Раде – за то, что отвлекала покупателя.
– Держи вора! – раздалось вдруг в толпе.
Руки девушки защипало холодом. Плотный мужчина вышел вперёд, удерживая воришку за шкирку. Мальчик крутился в руках мужчины, пытаясь вырваться.
– Я не вор! – закричал он испуганно. – Нашёл кошель на земле да взял себе!
– Нет, ты посмотри, поганец какой! – зло сказал мужчина, кидая мальчика к ногам Володи. Кошелёк с глухим звоном бухнулся рядом. – Ворует, ещё и врёт! Я тебе!.. – замахнулся он. Воришка едва успел увернуться от удара.
Рада закрыла рот рукой. Не хватало ещё, чтобы её друга поймали, и он раскрыл всю их компанию. А мужчина… Почему его лицо столь знакомо, а сердце при виде него сжимается, будто брошенное в ледяную воду воспоминаний?
Володя лениво подобрал кошель.
– А ты, – теперь мужчина обратился к юноше, – за вещами своими следи.
– Слежу, отец.
Рада перевела взгляд от отца к сыну и обратно. Совсем не похожи. Этот мужчина… Девушка перевела взгляд на его сапоги: они были вычищенные, разве что не блестели на солнце, но Рада отчётливо увидела на них грязь прошлого. Тошнота поднялась к горлу.
– Не следишь! С бабами тут милуешься! – злился мужчина.
Мальчишка, пока от него отвлеклись, резво вскочил на ноги и помчался сквозь толпу. В этот раз никто не успел его остановить. Грязная тайна Рады была спасена. Но облегчённо выдыхать она не спешила – грудь перехватило от навалившихся воспоминаний, от жажды мести, которая разгоралась внутри. Девушка сжала руками край стола.
Отец с сыном бранились недолго. Они остановились, когда заметили пропажу, и мужчина махнул рукой:
– Не задерживайся, жду тебя в трактире.
Володя вздохнул, когда его отец ушёл. Рада пыталась сохранить лицо, но получалось с трудом. Юноша расценил смену её настроения по-своему.
– Не переживай, – он вновь нацепил улыбку. – Ничего страшного, кошель снова при мне. – Он демонстративно подбросил его в воздух и снова поймал.
– Хорошо, – Рада выдавила ответную улыбку. – Тебе, похоже, пора идти. Покупать что-нибудь будешь?
– Не уверен, что то, что я хочу, можно купить.
Володя с любопытством уставился на девушку, ожидая, что она ответит. Рада медлила.
– Не всё можно купить. Но можно попросить. Убедить. Заинтересовать.
– И как, интересен я тебе? – Юноша наклонился над столом, почти обжигая щёку девушки своим дыханием.
Рада закусила губу. Такой шанс ей больше не подвернётся, а, значит, надо хвататься за него, как бы тяжко ни было.
– Возвращайся за мной к вечеру – тогда отвечу, – с вызовом ответила девушка.
– Вернусь.
Володя подмигнул Раде и ушёл, оставив после себя неясное чувство тревоги и – неожиданно – сумасшедшего воодушевления, которое пугало до дрожи. Она встретила сына Белолебедя.
И он вернётся, чтобы она вернула своё.
Десять лет назад
Несколько дней Рада провела в постели. Власть над телом вернулась, но едва девочка поднималась, как её охватывала усталость. После смерти – немудрено-то. Тётка заставляла её вставать как можно чаще, поддерживала за руку, пока та добиралась от лавки до нужника, подводила к открытому окну, чтоб подышала целительным лесным воздухом. Рада подчинялась. Понимала, что лёжка её погубит, и старалась хоть немного пройтись по избе. Иногда доплеталась до крыльца, приваливалась спиной к двери и прикрывала глаза. Ни мыслей, ни воспоминаний не было. Девочка лишь молча слушала окружающий мир, пение птиц и шелест ветра, которых могла лишиться навсегда. Тётка выносила ей кружку тёплого молока, и Рада понемногу выпивала его, пока Ягиня занималась хозяйством. Хоть материна другиня и добралась уже до почтенных лет, девочка называла её не иначе как «тётка» – слишком уж бодра та была. Прямой спине и зоркому изучающему взгляду Ягини могла позавидовать любая молодуха. А уж по сравнению с теперешней Радой тётка была здоровой, как никогда.
Поначалу девочка с опаской оглядывала избу, в которой жила Ягиня. Домишко был маленький, тёмный из-за деревьев, которые загораживали солнце. Поутру внутри всегда пахло свежим хлебом, но его запах вскоре выветривался, и на смену ему приходил резкий аромат трав и чего-то кисловатого. Сами травы Ягиня высушивала и развешивала за печью, а помимо них к верёвке были привязаны крупные насекомые, конечности и трупики мелких животных и ещё какая-то гадость, при виде которой Рада с омерзением отворачивалась. В сундуке в углу теснились мешочки и ёмкости с жидкостью разных цветов, которая резко пахла.
