– Да, – хором ответили дети.
– И чему она вас учит?
– Буквам, цифрам, где какие звери живут и сказала, что найдет какой-то глобас и покажет место, где люди живут цветом, как ночь.
Вася пошел домой. Мать готовила в летнике обед. Стояла открытая банка с мясом. Вася сказал:
– Я есть не буду.
– Чего так?
– Сказал не буду и все.
– А… донесли добрые люди, – прищурилась она. – Ну жил со мной, и что дальше?
– С тобой, не у тебя?
– Ты там воевал – плохо тебе, а я здесь шиковала, да горя не знала – ты так думаешь? Если бы не Фридрих, с голоду и холоду подохла. Все колхозу, все на войну, а Фридрих тушенку оставил, сгущенку, дров, перину принес.
Вася махнул рукой, клокотало все внутри. Он спустился к речушке, оперся о перила и смотрел на воду:
– Эх, еще не дойти туда, где можно поплавать, понырять. Была бы Белявка – сел и она б довезла. Мы бы с ней поплавали.
Так мечталось дойти, уткнутся в гриву и поплакать, рассказать свой страх, свою ненависть выплеснуть. Василий окинул взглядом бережки. Невдалеке росла ива, у которой стояла Розка и резала ветки. Он поднапрягшись, крикнул:
– Розка!
Она обернулась и увидела Васю.
– Кого стегать собралась? – спросил он.
С пучком она быстро добралась до мостка.
– Прокипячу, волосы полоскать буду.
– А что яиц мало?
Со времени первой встречи Васе показалось, волосы стали длиннее и кудрявее.
– Мало.
– А зачем ты детишек учишь? Они еще маленькие.
– Если в голове есть мозг, учеба ни в каком возрасте в тягость не будет. Вот у этих троих ребят есть способности к учебе.
– А как же мозг разглядеть, если он скрыт от людского глаза?
Роза посмотрела на него:
– Сколько будет 2+2?
– Четыре, – неуверенно ответил Вася.
– А в какой стороне восток?
– Где солнце встает. А ну цыц мне! – спохватился парень. – Засыпала вопросами! Сама небось еще школу не окончила.
– Это меня болезнь так иссушила и война карьеру поломала.
– Карьеру. Карьеристка, а что ж ты выздоровела, а к своим не идешь? Наверно, похоронили тебя и забыли.
Четыре глаза метнули молнии:
– Мне сказали, если я выздоровею, оставаться здесь, за мной придут.
– Отец придет?
– Брат.
И она пошагала прочь. Он стоял и размышлял: «Митяю 4 года, сидит, под деревом мелком рисует, а я в 4 года без штанов со свистулькой бегал».
Он вновь посмотрел в воду. У них на селе таких баб сроду не было. Корову подоить, сена накосить, огород вскопать, а чтобы с книжками, да медом морду мазать – он такого не знал.
Как только полегчало, Вася первым делом пошел на реку. По утру, по прохладе, роса на траве щекотала пятки. Раздевшись, он бултыхнулся с разгона в воду. Сделав пару заплывов, собрался вылезти, но увидел, что невдалеке в воду входит Розка. Не делая брызг, она легла на воду и, рассекая, поплыла. Василий подплыл незаметно под водой и потянул ее за ногу под воду. Она забарахталась. Они вынырнули вместе, он держал ее за талию. Черные глаза были еще больше от испуга.
– Что, напугалась?
Немного придя в себя, она размахнулась и влепила ему пощечину.
– Убери от меня руки!
– Ой, было б на что класть.
– Еще раз дотронешься…
– И что?
– Узнаешь потом, – бросила она и поплыла к берегу.
Он вылез из воды, насвистывая, в хорошем настроении шел и думал: «Что я такого сделал? Может, правда мозга не хватает, и я чего-то не понимаю?»
Розка развешивала мокрые вещи.
– Розка, ну чего ты обиделась, я ничего дурного не хотел.
– Я не кобыла племенная, чтобы меня Розкой звали. Мое имя Роза.
– Может тебя еще и по отчеству кликать? – усмехнулся Вася.
Розка фыркнула и умчалась во двор.
Вася брился, глядя в зеркало, которое оставил Фридрих. Оно было в форме тюльпана, высотою с полметра. На Васю из зеркала смотрел белобрысый, с голубыми глазами, квадратным подбородком, не мал, не высок, с широкими плечами парень. Вася мысленно разговаривал с собой: «Вроде бы ничего, не кривой, не рябой на рожу. Вот только бочина неудачно зажила. Дырка в боку с ошметками по краям. Жениться что-ли? А то помру, и потомства не оставлю. А на ком женится? Катька подросла, хорошая девка стала, Кирилловна вдовой осталась и ничего, что старше на 7 лет, зато грудастая».
Вытираясь полотенцем, он вышел во двор. Розка сидела и что-то писала на листе бумаги. Он хотел подойти, но его окликнула мать, чтобы натаскал воды и полил кабачки.
– Наверное стихи пишет, умная наша, – сказал он матери.
– Письма пишет каждую неделю, – ответила мать. – Почтальонку ждет, а ответа нет.
Он подошел к Розке:
– Кому ты письма пишешь? Может никого в живых нет, а ты все пишешь и пишешь.
Она подняла на него глаза:
– Не лезьте, куда вас не просят.
– Живешь в моей хате, имею право знать. Может ты шпионка какая.
Розка вскипела, разорвала листок на мелкие клочки:
– Если мешаю, меня в любом доме на постой примут.
Мать подскочила:
– Розонька, милая, да не слушай ты его.
Она затянула сына в дом:
– Ты что болтаешь? Что ты до нее цепляешься? Уйдет, другим платить будет. Благодаря ее цацкам и живем.
Вася взял ведра и пошел к колодцу. Душа немного оттаяла и хотелось порезвиться, но смеяться и веселиться было не с кем. В каждом доме были свое горе и печаль, одним словом – война. На рассвете Вася проснулся в уборную, выйдя на улицу в робких лучах солнца он увидел, как Розка закинула ногу себе на шею, выделывая что-то невероятное, потом встала на пальцы ног, и Васе показалось, что она полетела. Несколько таких кульбитов, и она скрылась за сараем. От увиденного Вася все, что нес в уборную, оставил в штанах. Весь день он крутился вокруг нее и хотел спросить, не акробатка ли Розка?
Улучив момент, подсел к ней под абрикосом, без обиняков спросил:
– Ты акробатка?
– Нет, я не состоявшаяся балерина, – с грустью ответила Роза.
– А почему не состоявшаяся?
Она провела ладонью по своей ноге.
– Перелом не дает танцевать. Закончила хореографический, набрала класс, а тут война.
– Сколько тебе лет?
– По Покрову 25 будет.
– О… Да ты на 2 года старше меня.
Вася плавал и гулял по полям и в роще. День шел за днем. Однажды осенним утром к ним пришел участковый. Рукав его рубашки был заправлен за пояс.
– Ну что, Василий, подлечился, окреп, отдохнул?
И протянул ему бумагу, на которой стоял адрес его полка, куда надо было прибыть.
Участковый кивнул на свой пустой рукав:
– Я бы с радостью пошел, но таких, как я, там не ждут.
Вася взглянул на число, когда надо быть на месте. Оставалось 2 дня. На следующий день на рассвете он вышел в путь, его провожала мать. Перейдя мосток, он решил напоследок посидеть у реки. В голову закрадывались мысли – не идти на эту проклятую войну, страх душил его. От легкого ветерка по воде шла рябь, вставало солнышко над рощей, и от этого благостного состояния не хотелось уходить. Он разделся и нырнул в леденящую воду. Вода была еще не зимней, но уже не летней. Он фыркал и рычал, как вдруг увидел, что недалеко плещется Розка, как в тот раз. Он поднырнул вниз и потянул ее за лодыжку, как тогда. Все это время руки помнили тонкую лодыжку, талию, под пальцами прощупывались позвонки. Розка отбивалась, а ему хотелось сжать ее до хруста. Гибкое тело выскользнуло из его рук. От барахтанья в воде он разгорячился, в несколько гребков догнал. Выволок на берег, рвал и метал мокрую одежду, как мечталось, мотал кудри на кулак.
Потом оделся и ушел, не оглядываясь, на войну.
Глава 2
Пурга мела, вокруг ничего не было видно. Грузовик застрял далеко от деревни. Они решили с попутчиками, что разбредутся кто куда. Вася, проваливаясь в сугробы, добрался до своего двора. Из трубы шел приветливый дымок. Он тихонько открыл дверь и вошел в тепло дома. Снял шинель, валенки, подошел к жарко натопленной печке, подняв глаза, в дверном проеме он увидел серьезное лицо Розки. На руках она держала ребенка, девочку с голубой лентой в косичке. Она склонила голову к ребенку и сказала:
– Лидия, это твой папа.
Девчушка взглянула на него черными глазенками и пошлепав губешками тихонько произнесла:
– Папа.
Вася приобнял Розку и девочку, и приговаривал:
– Розка, бабонька моя.
Розка пыталась вывернуться, но Вася не пускал. Позади стояла мать поджав губы. Потискав девушек своих, он обнял мать. Накрыли стол, отметили победу и возвращение. Розка заставила вымыться Васю с дороги. Пойдя за дровами мать увязалась за ним. У Васи не сходила улыбка с лица от счастья и радости.
– Ты чего это лыбу тянешь? – спросила его мать.
– Мамка, душа поет. Живой, а еще радость какая у меня – дочка.
– Ты чего удумал, не мог какую из наших обрюхатить? Душу вынула пока родила. В бедрах мелкая, думали уже все концы отдаст, а не… живучая. «Воду принесите, нагрейте», одно купается.
