– Хватит себе цену набивать, Климова. Я сказал, села в машину. Сама позоришься и меня позоришь.
– Я? Разве это я завела себе любовника?
Лёша играет желваками. Давит мне на запястье сильнее, руку вот-вот сведет.
– Я тебе четко дал понять, что ни одна баба, с которой я сплю, не представляет для тебя угрозы, – шепчет отрывисто. Его лицо в паре сантиметрах от моего.
Ветер ледяной дует. Чувствую, как потряхивает. От нервов или холода, уже не понимаю. Знаю одно: хочу как можно быстрее уйти отсюда. Хочу, чтобы он исчез.
Снова предпринимаю попытку вырваться. В этот раз Ершов, видимо, не ожидает. Его пальцы соскальзывают с моего запястья. Я делаю два быстрых шага назад и падаю на задницу.
Симка в ужасе бежит ко мне. Что-то кричит, обвиняет Лёшу, пугает, что вызовет полицию.
Ершов проходится по мне взглядом, полным ненависти. Отходит назад.
– Мы еще не договорили, – бросает зло и возвращается в свою машину.
Хватаю губами воздух. Сердце наружу рвется. Так страшно. Так больно. Физически, морально. Я просто раздавлена.
– Ты как? Алин? – Сима водит ладонью перед моим лицом. Сглатываю. Киваю. Мол, все в порядке. На самом же деле у меня поджилки трясутся.
Он никогда раньше не причинял мне физической боли. Кричал, да. Но чтобы вот так, оставить синяки. Смотрю на свое красное от его пальцев запястье и чувствую, как слезы по щекам катятся.
Вот теперь прорывает. Реву белугой от тотальной безысходности.
– Все. Все хорошо уже, Алинчик. Он уехал. Уехал, – Сима крепко прижимает меня к своей груди, опустившись на колени.
Всхлипываю. Вытираю щеки и начинаю икать.
– Пойдем отсюда. Пойдем, – помогает подняться и ведет меня в здание центра.
В преподавательской вокруг меня сразу собирается стайка из наших девчонок. Все поддерживают, переживают. Дают советы, что сейчас лучше делать.
Аля советует подавать на развод и сразу на раздел имущества. Алиса уверяет, что лучше просто гордо уйти, чтобы он своим баблом подавился вместе с мамашей, а вот Маргарита Денисовна робко советует остыть и попытаться с ним поговорить, выяснить все и не принимать решений сгоряча. Уверяет, что многие так живут, и вполне себе неплохо, что развод – это последнее дело.
Девчонки на нее из-за такого мнения, конечно, нападают, начинается настоящая вакханалия. Крики, споры, ругань.
А я сижу, смотрю на все это со стороны и чувствую себя еще паршивее.
Сбегаю оттуда под шумок, они настолько заняты спором, что этого даже не заметят. Переодеваюсь в рабочую одежду и спускаюсь в класс. Занятие провожу без энтузиазма. Мысли нон-стопом. И все как одна о том, что мне дальше делать.
Денег кот наплакал. Даже комнату не снять. Долго размышляю на тему денег и решаюсь после обеда сходить к директрисе. Бегло объясняю ситуацию. Прошу аванс пораньше. Она долго и пристально на меня смотрит, но соглашается. Подмечает, что работаю я хорошо, беру дополнительные занятия, если нужно, подменяю девчонок. Стало быть, заслужила немного лояльности.
Остаток дня, между уроками, сижу на сайтах, где сдают жилье. Нахожу комнату в часе езды от работы, но по приемлемой для меня цене. Сдают без риелтора, а это значит, что, кроме как хозяйке, никому никаких дополнительных денег платить не потребуется. Договариваемся на просмотр в восемь вечера.
Когда приезжаю, понимаю, что на фото в интернете все выглядело куда приличнее. Но времени искать что-то получше нет. Стеснять Симу я не хочу. Поэтому соглашаюсь уж на то, что есть.
Отдаю деньги, подписываю договор и остаюсь одна. За стеной у соседей грохочет музыка. Зажимаю виски пальцами и падаю на кровать.
Все мои вещи остались в квартире Ершова. Как их оттуда забрать, чтобы не столкнуться с ним или его мамашей, понятия не имею.
Ключи у меня есть, но Вера Кирилловна почти сутками дома сидит. Изредка выбирается к соседке посплетничать. Если я приеду, она сразу позвонит Лёше. Он приедет, будет скандал…
В желудке ноет. Продуктов нет. Идти в магазин сложно чисто физически. Головокружения накатывают сегодня весь день. Это убивает.
Гашу свет и, свернувшись на постели клубочком, долго скулю в подушку, пока не засыпаю.
Просыпаюсь в пять утра от громкой музыки. Когда умываюсь в ванной, вижу, как по полу проносится жирный таракан. Какое-то время стою не шевелясь и рассматриваю себя в зеркало. Когда же моя жизнь повернула не туда?
Всю неделю живу в графике работа – дом. Иногда продуктовый.
Беру парочку дополнительных занятий, чтобы хоть немного увеличить зарплату.
Лёша все эти дни пишет мне гадкие сообщения, звонит с разных номеров. Оскорбляет. Несколько раз приезжает ко мне на работу, устраивает скандалы. Меня спасает только то, что рядом постоянно находится кто-то из девчонок.
В субботу прошу Симу поехать со мной, чтобы забрать вещи. Она соглашается, мы вывозим два чемодана моего шмотья и все время, пока их складываем, слушаем адресованный мне отборный мат свекрови. Она грозится вызвать полицию, написать заявление о воровстве и несет еще кучу всякой чуши.
Конечно же, звонит Лёше, тот приезжает, когда мы с Симой стоим в ожидании лифта. На площадке и сталкиваемся.
– Барахло решила свое забрать, которое на мои деньги было куплено?
Я начинаю нервничать. Хочется оставить все эти чемоданы ему. Пусть подавится. Но Симка затаскивает их в лифт, игнорируя Лёшины слова.
– Так и будешь как овца на меня пялиться? Может, что-нибудь скажешь, дорогая? Например, как тебе все эти годы хорошо на всем готовеньком жилось, а? – снова хватает меня за руку. В том же самом месте. Всхлипываю.
Симка со всей силы толкает Ершова и грозит ему прокуратурой, если он меня еще хоть пальцем тронет.
– Спасибо, – бормочу уже в лифте. – Я так растерялась, так испугалась, что… Боже, просто в ступор впала. Спасибо, что ты поехала со мной.
– Обращайся. Я этому козлу спуска не дам.
Улыбаюсь.
А уже через неделю Лёша приезжает ко мне на работу с букетом роз и встает на колени прямо посреди улицы, вымаливая прощение.
Глава 6
– Алинка, я такой дурак, – Лёша целует мои руки, – прости, родная. Не знаю, что на меня нашло. Не знаю.
– Встань, – оглядываюсь по сторонам, на нас все смотрят. Все, кто проходят мимо, пялятся во все глаза.
Хочется сквозь землю провалиться. К ненависти примешивается отвращение.
– Не встану, пока не скажешь, что простила. Не встану, сутки так стоять буду, слышишь? Алинка, – снова зацеловывает тыльные стороны моих ладоней, которые я не могу вырвать из его хватки. – Я без тебя не могу. Прихожу домой, а тебя нет. Волком выть хочется. Девочка моя. Я такой дурак. Не ценил. Не ценил, родная. Прости, все что хочешь для тебя сделаю, все, что только попросишь.
– Встань, пожалуйста, хватит, – дрожу. Зубы стучат от нервов.
Мне стыдно до ужаса. Но Лёша не слышит. Продолжает умолять меня вернуться, клянется, что никогда такого больше не повторится.
Эти слова разнятся с теми, что он говорил в ресторане, как и его поведение. Там он смотрел на меня как на букашку, теперь же прикидывается букашкой сам.
– Только тебя люблю, Алинка, только тебя. Всегда любил. Нам же хорошо вместе было. Помнишь? Ты помнишь? Они все ничего не значили. Слышишь? Никогда. Только ты. Я дурак, повелся на красивую картинку. Идиот.
Муж обхватывает мои бедра, тычется носом мне в живот, полностью лишая возможности двигаться.
Держит стальным хватом, продолжая умолять его простить.
Ярко-красные розы валяются на выпавшем ночью снегу. Смотрю на тугие бутоны, и в глазах от них рябит. Я их с собой ассоциирую, мне вот так же холодно и одиноко, как этим цветам. Меня вот так же кинули на землю, а потом еще и потоптались сверху грязными ботинками.
– Прекрати это все, Лёш. Я не вернусь. Не вернусь.
Лёша отрывает колени от земли. Выпрямляется. Ловит мои щеки ладонями, чуть надавливает. Целует в губы, вызывая во мне жуткое чувство тошноты.
– Хорошо. Хорошо. Я уеду. Но не оставлю тебя. Слышишь? Ни за что. Землю жрать буду, но вымолю твое прощение. Слышишь?
Киваю, потому что просто хочу от него отвязаться. Часто киваю и делаю несколько шагов назад. Быстро несусь по ступенькам здания нашего центра и, только оказавшись внутри, чувствую себя более защищенной.
В окно подглядываю за тем, как Ершов отряхивает брюки с легким раздражением, садится в машину и уезжает.
Но на этом ничего не заканчивается. Ночью он ломится в дверь квартиры, где я снимаю комнату, кричит, что любит, просит, чтобы открыла.
Как он узнал, где я живу? Проследил? Кто-то из коллег подсказал? Сердобольная Маргарита, что топит за сохранение семьи, вполне могла, она видела, где я живу, когда Сима подвозила ее, меня и Алю до дома.
Соседей нет, поэтому я сижу на коврике у входной двери внутри квартиры и реву взахлеб.
Когда все это закончится? Не понимаю. Просто не понимаю.
Кажется, этот ад будет в моей жизни всегда. Все ведь снова повторяется, Лёша ведет себя, как в первый год наших отношений. Заваливает подарками и вниманием, клянется в любви, только кому теперь все это нужно?
Иногда меня посещают мысли, что, возможно, я рублю с плеча и совершаю, возможно, самый неверный поступок в жизни…
Лёша трезвонит в звонок около получаса, барабанит по двери и уходит, когда соседка грозит вызвать участкового.
Когда утром иду на работу, обнаруживаю на площадке пять корзин с цветами. Розы, пионы, тюльпаны, маргаритки и декоративные подсолнухи. Домой, конечно, ничего из этого не забираю. Забегая в автобус, чувствую, что мой правый ботинок издает чавкающие звуки. Уже на сиденье рассматриваю масштаб бедствия. Ботинки просят каши. Приходится вернуться и надеть зимние, потому что на демисезон у меня есть еще ботильоны на каблуке с жутко неудобной колодкой. Лёша настоял, чтобы я их купила, якобы женственные, но я их всего раз надела.
В зимних, конечно, еще жарковато, но выбора особо нет. Тратиться сейчас на обувь я не могу. Скоро платить за комнату.
На выходных занимаюсь уборкой, драю полы, туалет, почти два часа болтаю с мамой по телефону и вздрагиваю от каждого шороха. Боюсь, что Лёша снова приедет, особенно на фоне того, что я подала на развод. К счастью, выходные проходят спокойно. Я даже высыпаюсь, кажется, впервые за три недели этого ужаса.
Утром понедельника снова выпадает снег, который за выходные успел растаять. Радуюсь белым хлопьям, как в детстве, и чувствую себя так же. Маленькой девочкой, у которой вся жизнь впереди, а в преддверии Нового года обязательно случится чудо.
Праздник тоже жду как-то по-особенному в этом году, и меня даже не смущает, что, скорее всего, проведу его одна. На полках магазинов начинают появляться елочные игрушки, сладкие подарки и гирлянды. На работе все разговоры сводятся к тому, кто и как проведет новогодние каникулы. Девчонки планируют поездки почти за два месяца до январских. Я их разговоры не поддерживаю, просто слушаю и улыбаюсь.
Для себя же решаю, что куплю маленькую живую елочку, приготовлю себе пару салатов, буду смотреть новогодние передачи, а после двенадцати наблюдать из окон, как в небе взрываются салюты.
Лёша исчез, и это придало мне сил двигаться дальше. Он не звонит, не пишет, не приезжает больше, несмотря на то, что о разводе его уже, вероятно, оповестили.
Принимаю это за хороший знак, хоть в глубине души и чувствую тоску. Мы четыре года были вместе. Да, не всегда все было хорошо, но память человека устроена таким образом, что плохое мы быстро забываем, вот и я поддаюсь этому явлению.
Вспоминаю наше знакомство, свидания, свадьбу. Иногда по ночам, когда никто не видит, плачу в подушку и ищу причину нашей трагедии в себе.
Говорят, что в измене виноваты двое. Что, если это правда?
Какой женой я была? Упрямой, наверное.
Лёша пытался донести до меня, как он видит семью, но в мои стандарты его видение не всегда вписывалось, на этом фоне мы и скандалили…
В среду просыпаюсь в ужасном состоянии. Голова кружится, виски ноют, к горлу то и дело подкатывает тошнота.
На обеденном занятии со средней группой мое самочувствие ухудшается настолько, что я не могу разогнуться. Низ живота тянет.
Отпускаю детей раньше обычного и забиваюсь в угол танцевального зала, подтягивая колени к груди.
Мысли в голове разные. От инфекции до беременности. Наша последняя с Лёшей близость была за две недели до того дня, в который я уличила его в измене.
Тем вечером отменилась его очередная командировка, и он пришел домой чернее тучи. Сейчас я понимаю, что никакой командировки, скорее всего, и не было. Вероятно, его любовница просто отменила встречу, и муж не нашел ничего лучше, чем выполнить свой супружеский долг со мной.
– Алин, ты пойдешь… – Сима заглядывает в зал, замечает меня. – Что с тобой? – почти сразу оказывается рядом.
– Все нормально, – морщусь и предпринимаю попытку встать. Голова кружится, поэтому с первого раза распрямиться не получается.
Сима поддерживает меня под локоть.
– Ты вся белая.
– Отравилась, наверное. Пройдет. Я таблетку выпью и пройдет.
– Да тебе к врачу нужно!
– Не преувеличивай. Все впорядке со мной, – отмахиваюсь. Некогда в моей ситуации по врачам ходить. Сейчас немного посижу перед следующим занятием, и все хорошо станет.
– Да конечно! Алин, со здоровьем не шутят.
– Сим, я правда нормально.
– Ты себя в зеркало видела вообще? На тебя смотреть страшно, ты как привидение.
Качаю головой, распрямляюсь. С трудом, но получается сделать вид, что мне действительно не так плохо, как может показаться со стороны.
– Так, нет, я тебя не оставлю вот такую вот. Поехали в больницу.
– Сима! – повышаю голос. Терпеть не могу, когда навязывают помощь. – Пожалуйста, – прошу уже тише.
– Ладно, – подруга громко цокает языком. – Как знаешь. Если бахнешься в обморок тут, знай, я предупреждала!
