– Ну что мы с Дашей… В общем, Даша – моя девушка.
– С каких пор? – вскинулась Кира.
– С недавних.
Даша тоже только сейчас впервые узнала, что Кира – чуть ли не жена Шурца. Эта информация как-то мимо нее прошла, хоть и город маленький. И Шурец ничего о Кире не рассказывал. Думал, что с Дашей все временно. Мало ли… Живя с Кирой, подружит с Дашей. Что такого? Не исшоркается. Мужчина – существо полигамное. Это он тоже «в кинах» видел.
Кира его не подозревала: Шурец часто загуливал с друзьями, потом мог пойти ночевать к матери. Но в последнее время он ходил к Даше. И как-то пообвыкся.
Это все выяснится потом. А сейчас – Кира испытала шок: «Где он ее подцепил, когда?». Не нашла ничего лучшего, как пойти и заказать три шарика фисташкового мороженого. Даша и Шурец переглянулись, не могли понять, к чему все это? Кира поставила перед ними мороженое. Сама свой шарик съела. А они сидели, потупив взоры в тарелочки.
– Почему не едите? Мне за троих съедать? Я могу! – с вызовом сказала Кира.
– Кира Валерьевна, я правда не знала, что Александр…
Кира глянула на нее. И подумала: какой Александр, где? Это Шурец-то?
– А что ты сразу официальничать начала?
Даша захлопала белобрысыми ресницами, у нее недоумение прям на кончиках ресниц висело. Кире так противно стало на нее смотреть. Она вдруг заметила, что Даша на самом деле – рыхлая бесформенная корова. Что он в ней нашел?
– Ты не знала, что встречаешься с Александром, да? – Кира передразнила на слове «Александр».
Она взяла тарелочки с мороженым и впечатала фисташковые шарики в физиономии Шурца и Даши. Та схватила салфетку и выскочила из кафе без куртки, несмотря на ноябрьский холод. Шурец за ней. Кира тоже выбежала на улицу. Не совладав с собой, набросилась на него с кулаками. Он приподнял Киру легонько своими руками-ковшами, и держал в воздухе на расстоянии от себя, чтобы она ему до лица не достала. Кира дрыгала ногами, пока не выдохлась. Шурец ее отпустил.
Кира вдруг посмотрела на ситуацию как бы со стороны. Как будто она ни при чем. У Шурца на носу повисла капля фисташкового мороженого. «Александр» хренов. Даша стояла рядом и вытиралась салфеткой. Ее большие груди мирно покоились на толстом животе. Все это хозяйство было обтянуто футболкой в катышках, а на футболке почему-то во всю ширину – фирменный знак «Шанель». Какая связь между рыхлой бабой и элегантной несравненной Коко – подумала Кира. А еще вспомнила фразу отца: «Титьки по пуду – работать не буду». Ей стало странно-весело от всей этой ситуации. Кира захохотала, вернулась в кафе, оделась, забрала свою сумочку, и просто ушла.
Куда идти, непонятно. Она немного побродила по городу, и ей казалась, что вся общественность видела, как она дрыгала ногами, вися на Шурце. Будто все на нее смотрели и смеялись. Не совладала с эмоциями. А прав тот, кто спокоен. Значит, она в чем-то не права? Ну нет! Она отстаивала свое. Шурец принадлежит… вернее, принадлежал ей. Перешла ей дорогу эта Даша. Но еще не все потеряно. Она еще попортит им кровушку.
Надо кому-то выговориться, срочно. Или ее разорвет изнутри.
Кира пошла к подруге Таньке. Та сразу поняла: что-то произошло. Но спрашивать не стала. При всей своей наглости, она была удивительно деликатна в личных вопросах. В душу не лезла. Что расскажут, то и расскажут.
Кира села на диван и закурила. Рассказала, что произошло в кафе. Танька быстро отреагировала:
– Сдался он тебе? От него толку, как с козла молока.
– Ты знаешь, сколько молока я в этого козла влила? Кормила-поила, одевала…
– А он тебя просил?
– Вместе жили. Я думала, у нас все общее.
– А он думал, что твое – это общее, а его – только его. Ты свою деловую хватку переносишь на личную жизнь. На работе тебе эта хватка помогает, а в личной жизни как-то нелогично получается. Потому что характер у тебя чисто бабский. Кошачий, – рассудила Танька.
– Да ты психолог!
– Да ладно! Что делать теперь будем?
– Она претендует на его сердце, а я претендую на ее легкие – перекрою ей кислород.
– Это как? – не поняла Танька.
– Мы у их агентства самый крупный клиент. Ну вот. Я всеми путями докажу Игнатовой, что с ними работать не надо. Скажу, что подводят постоянно по срокам. Рекламный блоки не всегда на радио ставят. Креативы дебильные предлагают. Еще наших ребят в городе уговорю послать эту Аллу куда подальше.
– Да она отчеты все время Игнатовой шлет. Там все в порядке.
– Ничего! Я буду капать-капать, и накапаю сто грамм, – засмеялась Кира.
– И чего ты добьешься?
– Эта Даша – менеджериха. Получает процент от рекламы. Я ее лишу дохода. Им даже на прожитье не хватит. А Шурец привык к хорошему.
– И что? Он к тебе вернется?
– Может и вернется.
– Че в нем бабы находят, не пойму, – вздохнула Танька. – Еще войну ведут. Пусть она будет владычицей его пропитого сердца. Тебе-то зачем?
– Он красивый, с ним приятно по городу пройтись, – ответила Кира.
– Выставочный экземпляр мужа, что ли?
– Девушке неприлично быть одной.
– А с таким охламоном – прилично? – спросила Танька.
– Не знаю… Может, ты и права. Только порадоваться я им не дам. Не на ту напали.
– Дело твое. Но я не советую.
Кира пришла к себе домой. Вспомнила, что ключи от ее малосемейки остались у Шурца. Надо отобрать. Она написала ему по телефону два слова: «верни ключи». Он пообещал принести завтра.
Кира открыла шкаф, и остолбенела. Он был полупустой, там не было мужских вещей. «Сученок, когда ты успел?!» – выдохнула Кира. Она увидела на полке шкафа только единственную свернутую красную рубаху, в которой был Шурец в день их знакомства.
Кира со психом схватила эту рубаху, и бросила ее на коврик, где лежал пес. Рубаха ушла в прямом смысле псу под хвост, как их с Шурцом отношения. Пес принюхался к рубахе, зачуяв запах хозяина, и разлегся на ней поудобнее.
– Ах ты предатель, – проговорила Кира.
У нее наступило состояние, будто бежала-спешила, и врезалась на полном ходу в бетонную стену. Больно ударилась. И только когда закурила сигарету на унитазе, с каждой затяжкой стала осознавать, что произошло. Он ушел. Кира посмотрела на стакан, где одиноко стояла ее зубная щетка. Шурец свою забрал.
Кире надо срочно придумать «подачу» перед общественностью. Историю о том, как она выгнала Шурца. Не наоборот. Надо обернуть фиаско в победу. Действительно, кого она потеряла?
Но истории будут в понедельник. А сегодня данность – ее бросили. Надо что-то делать. Кира, наконец, разревелась, опершись на стиральную машинку, которую вместе с Шурцом покупали. «Ладно, только одежду взял, а мог бы и машинку прихватить по пути к счастью», – подумала она между слезами. Слезы текли произвольно. Кира их ела. Вернее, пила. Они горько-соленые. Она впервые поняла выражение – горькие слезы. От них щипит глаза. Помаленьку становилось легче. Это как в детстве – когда плакала, тоже слизывала с губ слезы, и почему-то успокаивалась. Как будто проглотила собственное горе и переварила его.
На другой день пришел Шурец. Кира как раз выгуливала пса во дворе.
…Когда-то Кира с Шурцом подобрали бездомного щенка. Назвали его в честь любимого пива «Жигулевское». Сокращенно – Жигуль. Он вымахал до размеров нормального дворового пса с неестественно большими торчащими ушами, и стал занимать собой все пространство квартирки. Кормили Жигуля со своего стола и даже иногда подпаивали одноименным пивом. Тезкой. Шурец дрессировал: «Жигуль, фу!», «Жигуль, взял!». Пес с радостью подчинялся.
Кира протянула руку и потребовала:
– Ключи!
– Дай я хоть с Жигулем по-человечески попрощаюсь.
Жигуль скакал вокруг Киры, закручивая поводок.
– Он не хочет с тобой прощаться.
– А ты его спросила? – Шурец обнял Жигуля, потрепал его по волосатой морде.
Пес ластился к хозяину. Кира его отбивала:
– Жигуль, фу!
Пес был дезориентирован: хозяин, и вдруг «фу». Посмотрел на Киру, и снова стал крутиться вокруг Шурца.
– Прости. Так все получилось, – сказал Шурец Кире.
– Что получилось?
– Ну все у нас закрутилось. С Дашей.
– Аааа. Ты же теперь стал Александром, – Кира презрительно хмыкнула.
– Че ты прикалываешься? Я думал, у нас все так… Чисто поугарать.
– А он-то думал, а оно-то оказалось… – издевательски протянула Кира.
– Да, влюбился, – откровенно объявил Шурец. – Женюсь.
– Где-то я уже это слышала.
– Нет, щас стопудово.
– А со мной что было?
– Ты прикольная…
Кира отвернулась, не могла на Шурца смотреть. Это все, что он в ней оценил? После того, что она для него сделала?
– У меня ел-пил, а на ней женишься, – не удержалась Кира от упрека. – Да еще одежду забрал, которую я тебе покупала.
– Тебе она зачем? – искренне удивился Шурец.
И правда, зачем ей мужские вещи? Не носить же. Или другой мужик придет, будет носить и поминать Шурца?
– У тебя у самого-то че есть, трахторист-вводитель?
Она бы больше сказала. Но истерика ничего не изменит. Шурец посмотрел на Киру пристально.
– Ты никогда не будешь другой, и у тебя нет шансов, – отрезал он.
Кира аж задохнулась от негодования. Он еще будет определять ее шансы – какой-то Шурец!
– А какая я, по-твоему?
– Ты конь с яйцами, – доходчиво объяснил Шурец. – Ты дышать не даешь.
– Иди отсюда к своей белобрысой корове! – Кира с силой оттолкнула его.
– Я буду жить, как хочу. Я тоже другим не буду.
Шурец пошел от нее по дороге. Жигуль взвизгнул, кинулся было к нему. Кира успела схватить за ошейник. Пес вырвался и побежал за Шурцом, виляя хвостом. У Киры защипало в носу, глаза увлажнились. Все от нее сбегают, даже дворовый пес. Она осталась с поводком, на котором некого водить. Кира отвернулась от уходящего Шурца. И не видела, как тот, ласково погладив Жигуля, отправил его обратно к Кире:
– Давай гуляй. Беги к хозяйке…
Правильно, она конь с яйцами, трудяга. Все везет на себе. Вспахивает землю, на которой растут травы и сады. Даша, корова, жует эту зелень. Собирает то, что не сеяла. Но с ней Шурец чувствует себя мужиком. А с Кирой – простой телегой, которую тянет конь. Кире без телеги плохо, ей надо тянуть какой-то воз. Без этого она страдает. Трудности – ее стихия.
Кира пришла с собакой домой. Ее взгляд уткнулся в магнит на холодильнике «Сладкая жизнь фигуру не портит». Они с Шурцом часто по ночам ходили «на поиски еды». Доставали из холодильника варенье или сгущенку, мазали на общий кусок хлеба и кормили друг друга. Неужели это все можно так быстро и бесследно забыть? И разве только это?
Так стало одиноко. Еще этот Жигуль, расстроенный, лег на Шурцову рубаху. Тоску наводит – предатель. Да позвонила мама Шурца, неслучившаяся свекровь, надавила на больную мозоль.
– Кира, я в шоке! Шурик мне сказал, что собрал вещички.
– Собрал, – подтвердила Кира. – Одну красную рубаху оставил.
– Ох, – тяжело вздохнула тетя Света, – что ему не хватало, не пойму.
– Тетя Света, вы хороший человек, но сын у вас, извините, чурка неотесанная…
– Знаю… – сказала она упавшим голосом. – Я надеялась, что он хоть с тобой человеком станет. А то болтался, как говно в проруби.
– Он не хочет быть человеком, он хочет быть Шурцом, – пояснила Кира.
Кира пыталась сделать его лучше, обтесать, как папа Карло. Обтесала – для другой. С ней Шурец подготовился к дальнейшему марш-броску, встрече со своей судьбой. Кира стала переходником между ним и Дашей.
Пожив под Кириной железной хваткой, Шурец оценил эту меланхоличную девочку с коровьими повадками. Она не дергалась, не суетилась, никуда не спешила. Знала: ей и так все дадут.
Кира таких коров терпеть не могла. Она всего добивалась сама, подходила и брала. Сама училась, трудилась, зарабатывала деньги, пахала на даче, ремонтировала квартиру. Могла бы ручки сложить и ждать, когда все принесут на блюдечке. Но ей бы не принесли. Характер дается под жизненные задачи. А жизненные задачи под характер. Прямая зависимость. У Даши задача – любить и быть любимой. У Киры – пробивать стены.
Она устала от собственных мыслей. Чтобы как-то переключится, позвонила Таньке, позвала к себе. Все-таки хорошо, что есть подруга. Мужики приходят и уходят, а подруги остаются. Кира свято верила в женскую дружбу.
Танька быстро прибежала. Разлили по бокалам вино.
– Скажи тост.
– Давай – за свободу! – объявила Таня.
