Ру Чак "Между адом и раем. Или земные истории"

Генри поместили в одиночную камеру полицейского участка. Опустившись на единственный стул, он вдруг зарыдал. Боль, которая сжимала его сердце, вырвалась наружу. Он любил Элизабет всем своим существом, каждой клеткой. Мозг разрывался от крика: «Почему?»

Постепенно боль сменилась ненавистью, слезы высохли. Лицо Георга всплыло перед его внутренним взором. В нем было нечто странное, что заставляло отвести взгляд. Но Генри заставлял себя пристально всматриваться в это лицо. Наконец, он понял, что глаза Георга не излучали внутреннего света. Они не были холодными или безразличными. Глаза как черные дыры всасывали в себя все окружающее, поглощали свет и энергию.

«И это мой племянник, – в ужасе подумал Генри. – Он не человек, он порождение дьявола».

Вдруг в камере повисла звенящая тишина. Генри почувствовал чье-то присутствие. Обернувшись, он увидел черного незнакомца.

– Он мой… И ты станешь моим… – услышал Генри.

– Нет, никогда! – закричал Генри, и незнакомец исчез. – Господи, не допусти, – прошептал он.

Генри ощутил неяркий вибрирующий свет. Света не было, но было его ощущение.

– Вся твоя жизнь – это сто миль до аббатства…

Генри не мог понять, слышит ли он голос наяву, или тот звучит в его голове.

Неожиданно он увидел лицо отца Августина, настоятеля католического монастыря, в котором когда-то он венчался с Элизабет. Появилось непреодолимое желание поговорить с ним, попасть в монастырь. «Господи, помоги, – прокричал мысленно Генри».

Камера исчезла. Теплая волна подхватила и понесла его в просторы неведомого океана. Когда он пришел в себя, то увидел, что стоит посреди монастырского двора.

Не раздумывая, Генри отправился к отцу Августину. Перед дверью его кельи Генри остановился в нерешительности, но дверь приоткрылась сама, и Генри услышал голос настоятеля.

– Заходи, я тебя ждал, Генри.

Генри переступил порог кельи. В полумраке горела лампада у иконы Богородицы. Отец Августин стоял на коленях и молился.

Настоятель поднялся с колен.

– Генри, не надо ничего говорить. Я все знаю. Утром позвонишь Бейрону и пригласишь его в аббатство. Он приведет сюда Георга. Ты должен его уничтожить. Вы равные по силе, вы имеете одну природу, но он выбрал Тьму, а ты – Свет. Ложись, сын мой, на кровать и отдохни. Тебе надо быть сильным. Утром я разбужу тебя.

– А как же вы, святой отец? Кровать одна. Где вы ляжете спать?

– Я буду молиться. Не волнуйся, сын мой.

Генри лег, и сон заключил его в свои объятья.

– Вставай, сын мой, – легко толкая в плечо, сказал отец Августин.

Генри проснулся мгновенно и сразу вспомнил все, что произошло с ним. На столе лежал мобильный телефон. Взяв его, он позвонил Роджеру и пригласил его в аббатство.

Отец Августин стал на колени и продолжил свои молитвы. Генри не решался потревожить настоятеля и молча, неподвижно сидел на кровати.

Наконец, монах поднялся с колен.

– Он уже здесь, – проговорил отец Августин.

– Роджер приехал?

– Нет, Роджер умер. Георг стоит под стенами аббатства. Иди, сын мой, это твой шанс вернуть себе утраченное достоинство.

Генри не понимал, что он должен сделать, но беспрекословно направился к воротам монастыря. Как только Генри покинул келью, отец Августин чстал звонить по телефону.

– Инспектор Роуэн с вами говорит отец Августин. Генри Нориндон и Георг Чендлер сейчас в аббатстве. Приезжайте.

– Уже едем, святой отец.

Генри вышел из монастыря и увидел Георга.

– Что ты здесь делаешь, Генри? – недетским голосом спросил Георг.

– Я тоже могу тебя спросить, что ты здесь делаешь, Георг?

– Я пришел тебя убить, Генри.

– И я пришел тебя убить, Георг.

Послышался вой полицейских сирен.

– Не успеют, – злобно усмехаясь, проговорил Георг, доставая из кармана нож, взятый в квартире Генри.

Георг занес руку для броска, но Генри наклонил голову набок, и рука Георга изменила направление. Не понимая, что с ним происходит, повинуясь неведомой силе, Георг всадил себе нож в сердце. Умирающий Георг опустился на колени и поднял голову вверх. Вдруг прилетела стая черных воронов. Описав круг над Георгом, она с громким карканьем взвилась и исчезла в небе также мгновенно, как и возникла. Тело Георга упало на землю

Ворота аббатства открылись, и вышел отец Августин.

– Они забрали его дух. Ты совершил, сын мой, предназначенное.

Полиция прибыла вовремя. Инспектор Роуэн подошел к Генри и отцу Августину.

– Что здесь произошло? – спросил он.

– Самоубийство, – пояснил отец Августин. – Георг услышал звуки сирен, испугался содеянного и покончил с собой.

– Возможно, – задумчиво произнес Роуэн. – Шесть трупов, включая убийцу. Дело закрыто. С вас все подозрения, сэр Генри, сняты. Вы являетесь наследником всего состояния Бейронов. Сэр Генри, я могу отвезти вас в замок.

– Благодарю, инспектор. Мне наследство не нужно. Я остаюсь в аббатстве. Отец Августин, вы не возражаете?

– Нет, сын мой. Ты сделал единственно правильный выбор.

– Да, я тоже так думаю, – смущенно проговорил Роуэн. – Прочел ночью рукописи из архива Бейронов. Возьмите, Генри, теперь они точно ваши, – инспектор протянул Генри железную коробку. – Здесь вы найдете объяснение всего происшедшего. Вы не от мира сего, Генри.

Полицейские уехали, забрав тело Георга, а над аббатством закружил белый голубь.

ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ СМЕРТИ

1

Молодой человек лет двадцати трех шел по неширокой дорожке студенческого городка престижного английского университета. Было уже около двенадцати часов ночи. Оливер Кордан, так звали будущее светило физики, возвращался от своей матери, которая лежала в городском хосписе с последней стадии рака легких.

Неожиданно сильный удар сбил его с ног. Трое атлетического сложения парней стали избивать хилого, небольшого роста Оливера. Он не мог даже вскрикнуть, только инстинктивно закрывал голову руками. Через пять минут Оливер услышал раздраженный окрик: « Довольно, еще убьете его». Нападавшие исчезли так же тихо, как и появились.

Оливер лежал неподвижно. Тело сковывала тяжелая непрерывная боль. В голове пронеслась мысль: « Я знаю этот голос… Это был голос Альфреда Гиллера…».

Гиллер как и Оливер обучался в магистратуре и был участником конкурса работ по физике. Оливер занял первое место, оттеснив Гиллера. После окончания магистратуры победителю было гарантированно место в лучшей лаборатории Англии. Оливеру для получения диплома оставалось сдать последний экзамен по японскому языку. Экзамен был назначен на следующий день. Неявка автоматически переносила получение диплома на год и лишала заветного места в исследовательской лаборатории. Гиллер являлся наиболее вероятным претендентом на это место.

Оливер не знал, сколько он пролежал, как вдруг услышал приближающиеся женские шаги.

– Оливер, – воскликнула девушка, низко наклоняясь над Корданом, – ты жив?

Оливер застонал. Это была Маргарет Энгерд, подружка его соседа по общежитию и хорошего приятеля Майкла Родсона. Она шла от Майкла в корпус своего общежития.

– Оливер, погоди. Я сейчас приведу Майкла. Мы тебя перенесем в твою комнату.

Оливер от боли потерял сознание. Он не видел и не слышал, как пришли Майкл и Маргарет, завернули его в крепкое покрывало и понесли в общежитие. Оливер очнулся уже в своей постели от прикосновения рук Маргарет, стирающей с лица кровь. Маргарет училась на биолога, а Майкл был математиком, увлеченный вычислительной техникой и искусственным интеллектом. Все трое одновременно оканчивали магистратуру.

– Я должен завтра сдать экзамен, – были первые слова Оливера. – Мне нельзя в больницу.

– Лежи тихо, – приказала Маргарет. – Ты завтра не сможешь даже на ноги встать. Об экзамене и думать нечего.

– Все так серьезно? – спросил, стоящий у изголовья друга, Майкл.

– Кости целы, внутренних кровотечений, надеюсь, нет. Голова болит, Оливер?

– Нет.

– Следовательно, сотрясения тоже нет. Необходим постельный режим. Синяков много, но к счастью не на лице, только скула разбита. Вообще, все тело сплошной синяк.

– Кто это мог сделать, Оливер? – глухо спросил Майкл.

– Гиллер. Я узнал его голос. Он нанял парней.

– Понятно. Твоя победа в конкурсе ему не дает покоя, – грустно усмехнулся Майкл. – Что будем делать, Оливер? Ты так мечтал об этой лаборатории.

– Сдай за меня экзамен, Майкл, – жалобно попросил Оливер.

– Как ты себе это представляешь? Во-первых, я плохо знаю японский. Во-вторых, мы с тобой совсем не похожи. В-третьих, преподаватель японского является членом экзаменационной комиссии, он знает тебя в лицо.

– Преподавателя я возьму на себя, – вмешалась в разговор Маргарет. – Я знаю, как сделать так, чтобы он не явился на экзамен. А, вот внешность… – Маргарет задумалась.

Оливер был кареглазым брюнетом с вьющимися волосами, а Майкл – голубоглазым блондином с прямыми волосами, спадающими до плеч.

Маргарет внимательно посмотрела на Майкла.

– Что… Что ты хочешь со мной сделать? – вскричал Майкл.

– Я тебя немного подстригу, покрашу в черный цвет быстро смывающейся краской, сделаю укладку. У меня есть темные контактные линзы. Фотография на студенческом билете Оливера не сильно будет отличаться от твоей внешности.

– Я японский не знаю, – в нерешительности произнес Майкл.

– Уж постарайся, друг. Получи хотя бы минимальный балл, – взмолился Оливер.

– Хорошо. Пойду остаток ночи посмотрю японский. Сомневаюсь, что завтра, уже сегодня мне это поможет.

2

Маргарет вернулась к себе в комнату под утро. Приняв душ, выпив чашечку кофе, она стала выбирать наряд для встречи с преподавателем японского языка мистером Чернером. Маргарет много слышала от сокурсниц о его странном отношении к женщинам. Преподаватель не выносил женского общества, особенно не любил ярко одетых девушек. Каждое утро мистер Чернер завтракал в кафе, называемом студентами «профессорским». Он жил в небольшом коттедже в полутора часах езды от университетского городка. Его старенький автомобиль чем-то походил на хозяина. Так же недовольно бурчал и фыркал на прохожих, как преподаватель на студентов.

Маргарет надела красное платье и красные туфли на высоких каблуках, сделала довольно яркий для утра макияж и взбила свои рыжие волосы. В красную сумочку она положила флакон с дурно пахнущей жидкостью.

Она подошла к кафе, когда мистер Чернер начал свой завтрак. Плавно покачивая бедрами, девушка прошла мимо преподавателя. Увидев ее, мистер Чернер поморщился и отвернулся.

Маргарет заказала порцию спагетти, изобильно покрытых соусом, взбитые сливки с ягодным сиропом, кофе и свекольный сок, чем удивила бармена. Попросив поставить все это на поднос, Маргарет достала из сумочки флакон и вылила его содержимое в сок.

Взяв в руки поднос, качаясь на каблуках, она направилась к столику мистера Чернера. Неожиданно нога Маргарет подвернулась, и все блюда с подноса соскользнули на костюм и голову преподавателя японского языка. Маргарет не удержала равновесия и упала на пол.

Испуганный бармен не знал, кому помогать: мистеру Чернеру или Маргарет.

– Что вы себе позволяете?! – закричал взбешенный мистер Чернер.

Маргарет с трудом поднялась с пола. Туфля со сломанным каблуком валялась под столом мистера Чернера.

– Простите, простите меня великодушно, – взмолилась Маргарет. – Мистер Чернер, я не хотела… Простите.

– Это черт знает что? – воскликнул Чернер, снимая с пиджака спагетти. – Какой мерзкий запах! Что это вы заказали? – с отвращением произнес мистер Чернер и внимательно посмотрел на Маргарет. – Хотя, что путного может заказывать такая особа?! – сам себя вопросил он. – Вы мне мисс сорвали экзамен! – не успокаивался преподаватель. – Теперь я должен принять душ и надеть другой костюм! Вы мне ответите за это! Я сделаю так, чтобы вас выгнали из университета!

Маргарет еле сдерживала улыбку. Угрозы мистера Чернера уже не могли осуществиться. Она окончила магистратуру и диплом ей должны выдать в любом случаи.

Снимая пиджак, мистер Чернер направился к автомобилю. Маргарет было не жалко своих новых туфель, теперь мистер Чернер только через четыре часа вернется в университет. Майкл спокойно может идти на экзамен.

Экзаменаторы не знали Оливера. Майкл получил задание и сел готовиться. Перевод, изложение текста на языке оригинала он выполнил быстро, благо пользоваться техникой он умел. Никто не заметил, как Майкл сканирует застежкой браслета часов текст и списывает с экрана, выполненного в виде часового циферблата, необходимую информацию. Микрокомпьютер выполнил свои функции, но заменить беседу на японском языке он не мог.