*
Их браку исполнилось уже восемь месяцев. Он был по моде нынешнего времени "гостевым" – Виктор Морской не мог бросить свое дело в Краснопехотском, а Вероника – работу в отделе расследований издания "Невский телескоп". Они ездили друг к другу; совместно проводили свободные дни, и за счет этого их отношения не утратили очарования новизны и остроты ощущений. Ника была согласна с поэтом Маяковским: быт и рутина могут разбить любую любовную лодку. Сейчас они с Морским ездят друг к другу в гости – и их отношения сохраняют яркость; соскучившись вдали, они рады каждой встрече. А живи они бок о бок, как знать, не наскучило бы им это, не начали бы они искать уединения, отдыха от "роскоши человеческого общения"…
Три года назад, "карантинной весной", пока другие журналисты лихо строчили опусы на тему "Второй медовый месяц на самоизоляции!", "Многие пары наконец-то смогут в полной мере насладиться обществом друг друга, никуда не спеша!", "Наконец-то наша семья вместе!", "Природа от нас отдохнет, а мы научимся снова общаться друг с другом!", а популярная писательница уверяла в книге, посвященной "прелестям" "ковикулов", что им было так хорошо "всей семьей под одной крышей, хоть и насильно", что они даже не хотели выходить, когда карантин сняли, Вероника публиковала совсем другие материалы. Там она развенчивала эти идиллические мифы о том, что для всех семей и влюбленных пар карантин стал чуть ли не манной небесной. Она с презрением ниспровергала демотиваторы на тему "Сознательный гражданин-2020", "Снимем все, кроме маски", "Нарушим дистанцию, милый?" и рубрики "Как разнообразить свое меню на изоляции: 100 и один рецепт от Маши Тупсиковой".
Ника рассказывала о возросшей статистике конфликтов, семейного насилия и обращений к семейным психотерапевтам с проблемой: "Как быть, если никуда выйти нельзя, а у меня уже морально нет сил его (ее) видеть?"; о возросшем количестве поданных по дистанту заявлений о разводе. Однажды она опубликовала статью о парне, который, наподобие своему французскому товарищу по несчастью, ответил полицейским, остановившим его в Гривцовом переулке: "Куда иду? В Грибанале топиться! Не могу больше торчать в одной квартире с женой и двумя отбитыми шилопопами!". Вынужденное домашнее заточение расшатало многие семейные отношения. Да и супруги, постоянно живущие совместно даже без изоляции могут наскучить друг другу, примелькаться, разочаровать. Романтику, чувственность и страсть убивают мятые "семейники" или растянутые "триканы" лохматого и небритого мужа и спортивный костюм, косметическая маска на лице и запах краски для волос жены… Сколько таких примеров можно насчитать! Помня рассказ "Завтрак в семействе Вестин" Ларса Хесслинда в сборнике "О любви", Ника не хотела, чтобы они с мужем превратились в "супругов с равнодушным взглядом", и придумала, как сохранить в браке очарование первого года отношений. И Морской с ней согласился. Никто из них не приносил в жертву свой образ жизни и свои интересы. И каждая их встреча была праздником, радостью, новизной.
Вот и сейчас Морской полулежал на диване в ее комнате, пока Ника складывала сумку.
– Свитер не берешь? – спросил олигарх. – Там, я слышал, температура может и летом скатиться к нулю. Сегодня плюс тридцать – завтра плюс три.
– Если что, куплю на месте, – ответила Ника, – не хочу тащить лишнюю тяжесть. Уже смотрела в интернете, там есть магазин одежды "Берлога"… Не смейся, Витя: несмотря на название, ассортимент там неплохой, я посмотрела сайт. Можно выбрать очень симпатичный теплый свитер.
Даже став женой Морского, Ника не придавала значения элитным брендам одежды, предпочитая носить практичное, удобное и добротное, а не "брендовое и трендовое".
– Надолго едешь? – спросил муж.
– Пока не знаю. Может, на неделю. Может, задержусь. А у вас в "АсИо" таких звонков не было?
Огромный мегамолл "АсИо" открылся на околице Краснопехотского несколько лет назад; владельцами его стали бывший глава города Ионов и его помощник и компаньон Астафьев.
– Нет пока, – Виктор потянулся и поудобнее подбил себе под голову диванную подушку.
– Наум сказал: эта тема может оказаться перспективной для раскрутки и резонанса. Кому-то хочется улучшить самоощущение, и ради этого он звонит в магазин или учреждение, сообщает о минировании, а потом веселится: из-за него прекращена работа, люди стоят на улице, а МЧС под сиреной несется проверять помещение. Некоторые еще и видео снимают и потешаются над посетителями и работниками и спасательной службой: ишь, мол, забегали по первому моему слову, вот я какой! Ради своего эго вгоняют людей в убытки, заставляют гонять служебный транспорт из-за своего пустопорожнего звонка, – Ника чертыхнулась, дергая "молнию" на боковом кармане сумки, куда она сложила зарядные устройства для всех своих гаджетов.
– Хуже всего то, – Виктор мягко отстранил ее, поправил вылезающий из кармашка футляр и легко застегнул "молнию", – что такие сюжеты в интернете моментально обрастают лайками и восторженными комментариями; авторам видео и шутки чуть ли не аплодируют. Чуть ли не подвигом считается напакостить исподтишка, а потом давиться смехом: мол, как классно я вас сделал, а вы мне ничего не сможете и ничего не докажете…
– Это я в современной интерпретации "Грозы" читала, – Вероника сунула в сумку баллончик репеллента от комаров и мошки, – как молодежь, сторонники учителя Кулигина, устроили обструкцию мэру Дикому и грозились, если он будет обижать их любимого учителя, втихаря порезать ему колеса на машине. При этом они прятались в полумраке, натянув капюшоны. А когда мэр предложил поговорить открыто, а не дудеть из темноты, глумливо заржали: "Дураки мы, что ли, себя "светить"?" И учитель, вместо того, чтобы огорчиться по поводу того, что воспитал таких "удальцов-молодцов", которые храбрые только в капюшоне и исподтишка, умиленно улыбается и говорит мэру: "Да, против такой силы не попрешь!"…
– А если кто-то все-таки попрет, – сказал Морской, – они тут же спрячутся за мамину спину. В моем детстве считалось зазорным мальчишке бегать к маме жаловаться. А сейчас здоровый лоб, получив двойку в школе, жалуется маме на учительницу, а потом ржет, обсуждая с "друганами", как "маманя училку реально порвала".
– Неприятная картина, Витя, – вздохнула Ника, выходя на балкон с сигаретами, – мы с Викой в детстве предпочитали решать свои конфликты сами, а не жаловаться чуть что маме, и на того, кто открыто действовать не любит, предпочитая пакостить исподтишка, не смотрели, как на героя.
– Вообще, – Виктор вышел следом и тоже закурил, – что за мода сейчас пошла, чуть что – строчить доносы? Вспомни Ялту: в кафе отказались обслуживать пьяную бабу, которая на входе вешалку обвалила, а она в отместку накатала "телегу" каким-то "народным дружинникам", и кофейню планомерно подводили под закрытие, ей на радость.
– Науму тогда пришлось попотеть, спасая кофейню… И респект ему за это. Так он показал, что, действуя открыто, ты сильнее коварного тихушника, и уже победил его тем, что не прячешься, не бросаешь камень в спину, не хихикаешь исподтишка.
Они вернулись в комнату; Виктор взял билет и стал изучать его. Брови олигарха изумленно поползли вверх.
– Плацкартник? – спросил он.
– Других не было, мне еще повезло, что какой-то пассажир отменил поездку, а я успела забронировать освободившееся место. поезд ходит не каждый день, и поэтому заполняется до отказа. Даже "тещины места" заняты… Слышал анекдот, как мужчина купил "любимой" теще верхнюю "боковушку" возле туалета?
– Я бы ни за что не купил такой билет Татьяне Ивановне! Какой-то я неправильный зять: даже анекдотов "про тещу" не знаю.
– Это мама неправильная теща. Она всегда на твоей стороне и считает, что я – не лучшая жена.
– А мне другая и не нужна!
– Ну, видели глазки, что выбирали…
– А разве в Воркуту не летают самолеты? – Виктор уже уткнулся в свой планшетник. – Я как-то летал туда на встречу с одним бизнером, работающим с энергоресурсами, и помню, что там вполне приличный аэропорт. Ага… Рейсы вылетают в основном из Москвы, и тоже не каждый день. Но я мог бы…
– Спасибо, Витя, в другой раз. Не надо из-за меня свой самолет гонять… и в дороге я хочу написать пару статей для своего Дзена, путевые заметки с фотографиями. Эта тема сейчас актуальна.
– Ладно, – пожал плечами Морской, – против Дзена не попрешь. Но только самолет – не "мой", а "наш". Привыкай к новой формулировке.
– И машины, яхта, вертолет, в которые я не вложила ни рубля, тоже "наши"? – Вероника взъерошила волосы мужа. – никогда не думала, что ты такой коллективист, Витя.
– У супругов имущество общее.
– Тогда, Витя, не будешь ли ты так добр поставить в кухне НАШ чайник и погреть в НАШЕЙ микроволновке НАШУ пиццу на ужин? – рассмеялась Ника.
– Не боишься давать мне такое поручение? А вдруг я пиццу погрею – и схомякаю втихаря в один рот? – рассмеялся Виктор.
– Ну, если хочешь к сорока годам отрастить себе "комок нервов" в районе талии – пожалуйста, – усмехнулась Ника.
– Не хочу, – признал олигарх и, все еще смеясь, ушел на кухню.
*
Уезжала Вероника с Ладожского вокзала. Ее провожали Виктор и Наум.
На подъездах к вокзалу на Заневском проспекте скорость пришлось снизить до минимальной: проспект был забит машинами, которые еле ползли. По выделенной линии мимо застывшего плотного потока автомобилей со звоном проносились новенькие сверкающие трамваи, доставляющие пассажиров к вокзалу от станции метро "Новочеркасская". "Ягуар" Виктора и машина охраны тоже застряли и черепашьим ходом двигались у самой "выделенки", среди выхлопов и красных тормозных огней.
– "Ладожская" станция закрыта на реставрацию, – пояснил Наум Виктору, – и чтобы людям легче было добираться до вокзала, ввели временный маршрут трамвая, шаттл… Хорошо ходят, надо сказать, я уже штук шесть насчитал, пока мы одолевали очередную стометровку…
– Тот редкий случай, – мрачно ответил Морской, – когда пассажиры общественного транспорта имеют преимущество перед автовладельцами. Мы рискуем опоздать, а они без проблем добираются.
В машине, стоящей слева от "ягуара", девушка-водитель, остановившись в очередной раз, поудобнее повернула зеркальце под потолком и достала объемистую косметичку. В правой машине женщина средних лет открыла пакетик арахиса и с аппетитом захрустела орешками. Они явно никуда не опаздывали, и стояние в потоке использовали "с чувством, с толком, с расстановкой". В машине поодаль, с открытыми окнами, какой-то парень нервно и зло орал в телефон: "Алё! Алёооо! Я в пробке! В пробке, говорю! В ПРОБКЕ, …!!! А … его знает, когда!"
– Ребята, – сказала Ника, – может, Федя или Гриша из машины охраны пересядут в "ягуар" и отрулят его к гостинице, а мы перелезем на выделенку и сядем в трамвай? Гораздо быстрее доберемся, еще и время останется. Вот как раз остановка.
– Все-таки свет не без разумных женщин, и одна из них – ваша жена, Виктор Ильич, – крякнул Наум, вынимая из багажника Никину сумку, – вызывает уважение к слабому полу, – он презрительно посмотрел на жующую орешки даму и на девушку, которая, сделав губы буквой "о", старательно красила их красной помадой.
– СЛАБЫЙ?! – сверкнула глазами Вероника.
– Я хотел сказать – прекрасный, – выкрутился Наум. – А то как посмотришь на этих кукол, которые хоть полдня готовы в пробках кушать, малевать физиономию и чуть ли не депиляцию, извиняюсь, делать, когда рядом – прекрасная выделенная трамвайная линия – и аж душа корячится, пардон за мой французский!
Дождавшись, когда к ним между машинами проберутся вышедшие из джипа сопровождения Федя и Кира Лидина, Морской отдал Кире ключи:
– Отгонишь машину к отелю. Я приеду позже. Федя, ты с нами на вокзал. Григорий остается в джипе.
Как только Ника, Гершвин, Морской и Федор перебрались на выделенную линию и подошли к остановке, показался трамвай. Он оказался двойным; во втором вагоне было почти пусто, и они вскочили туда. Гершвин нес сумку Вероники. Виктор галантно поддерживал жену под локоть. Федя шумно топал за хозяевами, зорко стреляя глазами по сторонам.
– А куда карту прикладывать? – с интересом осмотрелся Виктор в салоне.
– Здесь – никуда, – пояснила Вероника, – это пересадочный трамвай, и предполагается, что его пассажиры уже оплатили проезд до вокзала в метро.
– Значит, зайцами поедем? – Наум поудобнее умостил в ногах крупную сумку. – Эх, давно я уже этим не развлекался, лет сорок, кажется…
До вокзала они доехали за пять минут. "Ягуар" и "Комбат" телохранителей быстро остались позади.
В зал Ладожского вокзала они вошли за полчаса до отправления воркутинского поезда.
– Есть время для кофе! – крякнул Наум.
В зале работала новомодная роботокофейня. В прозрачной кабине стояла механическая синеглазая девушка-бармен, симпатичная, с прической "каре" как у Мирей Матье, но красного цвета, и варила всем желающим кофе.
– Добрый день, – мелодично приветствовала она Виктора, Нику, Наума и Федю, – рада вас видеть в нашей кофейне. Что вам угодно?
– Я угощаю, – Наум достал 500 рублей. – Что желаете?.. Мне доппио.
– И мне, – ответила Ника.
– Обычный эспрессо, – выбрал Виктор.
– Американо с молоком, – буркнул Федор.
Гершвин сунул купюру в приемник, озвучил заказ, и барменша ритмично задвигалась, ухитряясь одновременно готовить сразу четыре порции.
– Я ее заценил еще когда к Сереге на открытие комплекса ездил прошлым летом, – сказал Наум, забирая сдачу, – милая барышня, и поговорить с ней есть, о чем.
– Рада буду снова увидеть вас в нашей кофейне, – учтиво сказала девушка-робот, когда четыре высоких картонных стакана выехали в окошко выдачи, – надеюсь, вам понравится кофе.
– Серега, который открывал комплекс в Воркуте? – спросил Виктор, когда они пили кофе в креслах возле магазина "Товары в дорогу". – Вы не про Сего Ошкокова говорите? Я о нем наслышан.
– Мой однокурсник, – пояснил Наум.
– Как тесен мир!
– Это уж точно.
– Поезд номер 078, следующий рейсом Санкт-Петербург – Воркута подан на посадку, – объявило вокзальное радио. – Поезд находится на …пути … платформы! Повторяю…
Воркутинский поезд вытянулся во всю длину платформы. В нем было 19 вагонов. Допивая на ходу кофе, Ника и мужчины спешно шагали вдоль состава в поисках нужного вагона. У каждого толпились люди с чемоданами, рюкзаками и сумками; проводницы проверяли билеты и паспорта, сверяясь со списком в служебном телефоне; в вагоны втаскивали багаж. Наум ледоколом рассекал толпу, воинственно закинув на плечо сумку. Следом шли Ника с мужем. Замыкал шествие Федя, подобравшись и настороженно стреляя глазами, готовый в любой момент отразить попытку нападения на хозяев.
Проводница у нужного вагона удивленно посмотрела на эскорт пассажирки, едва успевшей схватить чудом освободившийся билет в плацкарте, проверила Никин паспорт и кивнула:
– Ваше место номер пять. Проходите, пожалуйста.
В отличие от поездов южных направлений, здесь провожающим разрешили войти в вагоны, и Виктор с Наумом помогли Нике расположиться в ее отсеке и убрать сумку в рундучок под полкой.
Когда провожающих попросили выйти, Вероника махала рукой мужу и другу семьи, стоящим на перроне. И заметила, что у Виктора между бровей наметилась озабоченная складка. А в серых глазах – тревога. И Наум машет ей рукой, а сам хмурится, как будто задумался о чем-то не очень приятном.
Поезд чуть вздрогнул и медленно двинулся вдоль платформы, наращивая скорость и сначала редко, а потом – все чаще настукивая колесами. Скоро вокзал исчез из вида.
*
Веронике было не привыкать к плацкартным вагонам. Работая в отделе расследований "Невского телескопа, она часто должна была ездить по разным городам и весям, и далеко не всегда редакция оплачивала ей проезд. Случалось, конечно, ездить и в СВ, и даже однажды – в "империале" "Гранд-Экспресса", но это бывало гораздо реже.
Вагон оказался очень чистым и комфортным, металлические детали начищены до блеска, а стекла чистые до прозрачности. На столе лежала визитная карточка начальника поезда, яркой блондинки с серьезным лицом. За время поездки эта женщина дважды проходила по вагонам, расспрашивая пассажиров, довольны ли они поездкой и нет ли у них претензий к поездной бригаде.
Веронике понравилось, что здесь под полками – не открытое пространство, а рундук – так в дороге гораздо спокойнее спать, не опасаясь за свои вещи. Да и алый огонек видеокамеры над окном внушал уверенность в том, что путешествие пройдет без эксцессов.
На верхних полках ехала молодая пара, по виду – студенты. Девушка, забравшись к себе, тут же открыла "Над пропастью во ржи" на английском языке. Ее спутник выпил стакан чая с "Тульским" пряником и тоже забрался на свою полку, воткнул наушники и включил на планшете фильм. Напротив Ники устроилась приятная женщина средних лет. Поздоровавшись, она спросила у Вероники: "До конечной едете? А мы до середины. В Котласе выходим".
На боковых местах устроились ее сыновья, подросток лет пятнадцати и его брат, примерно 12-летний. Старший мальчик что-то бойко строчил в ватсапе, а младший играл в какую-то бродилку. Несмотря на то, что вагон был заполнен, было очень тихо. Разговаривали вполголоса, не носились с воплями дети, и даже двухлетняя девочка в середине вагона выражала свои чувства деликатным похныкиванием, а не разражалась мощным ревом, как ее ровесники из средней полосы.
– Северяне, – пояснил Наум, когда Ника позвонила ему из Бабаева и поделилась впечатлениями, – спокойные люди, без шила в попе. Мне это тоже по душе, когда я на Севере по работе бываю. В это время обычно местные из отпусков возвращаются, или из других городов к родственникам едут. Потому и тишина. А вот если попадешь в вагон с вахтовиками из других областей, вот где будет шум-гам. Любят пошуметь! Мне как-то довелось слушать, как вахтовик-южанин схлестнулся на платформе с воркутинцем. Орал, руками махал, частил по двести слов в минуту… А тот дождался, пока этот остановится воздуха вдохнуть, и сказал только: "Смотри, зубы простудишь". Коротко и ясно! А коренные жители, комичи, или, как их в разговорной речи называют, комяки, вообще молчуны – лишнего слова иной раз не скажут.
– И твой друг такой же?
– Точно. За пять лет я ни разу не слышал, чтобы Сего повысил голос. Улыбается, говорит негромко, смотрит с прищуром, и не поймешь: то ли он тебе рад, то ли в морду дать хочет. Только пару раз характер показал. Колька Судаков его тут же стал Серым называть, ну, как у нас принято: если ты Сережа, то будешь Серым, это как пить дать. Так Серега прищурился и говорит с ледком в голосе: "Мы, кажется, не собачки, чтобы кликухи вместо имен использовать!" Конечно, респект северянам за то, что себя в руках держать умеют. Не люблю истеричных воплей и махания руками. Мы же не обезьяны на пальме… Знаешь, – засмеялся Гершвин, – кстати, вспомнил недавний прикол в Зоопарке. Приехали ко мне родственники с дочкой лет семи, и я, как любящий дядюшка, пока ее родители по магазинам питерским бегали, повел ребенка в Зоо, "звериков смотреть". Так там встретилась нам одна молодая семья, где маман явно была не в духе, с мужем все время собачилась и на сына орала в режиме ультразвука и шлепки ему отвешивала. В отделе приматов мне прямо стыдно стало за нее перед обезьянами – они чуть с веток не попадали, глядя на эту задрыгу. Горилла вообще только что лапой у виска не покрутила. Пришлось мне слегка рявкнуть на дамочку: дома пускай хоть изматерится, а я не хочу, чтобы моя племянница в семь лет слушала ненормативку.
– Не побоялся? – со смехом спросила Ника. – А вдруг бы она мужу велела "Папочка, защити!"?
– Этому дрищу хватило одного взгляда на меня, чтобы признать мою правоту. Прилично надо себя вести в людном месте, даже если эмоции через край перекипают и хлещут, извини, как из паршивого гусенка. Я умею быть убедительным…
– Пассажиры, заходим в вагон, – позвала проводница. – До отправления пять минут!
– Умеешь-умеешь, – подтвердила Ника, пульнула окурок на соседние рельсы, где уже скопился довольно толстый ковер из "бычков" между шпалами, – на то ты и адвокат!
Ближе к вечеру поезд прибыл в Череповец, промышленный город с красивым вокзалом в шоколадных и кремовых тонах и новенькой часовенкой на перроне.
В здании вокзала Ника сразу направилась к автоматам – кофейному и торгующему нехитрой дорожной снедью.
– Вы смотрите, со сдачей внимательно, – предупредил ее вокзальный полицейский, круглощекий крепыш лет сорока, – а то кофейный автомат монеты так экспрессивно выплевывает, что некоторые падают и под днище закатываются, их потом не достанешь… Под ним, наверное, десюнов уже на "жигулевич" скопилось…
– Да, будет кому-то машина, когда автомат приподнимут, – улыбнулась Вероника, набирая в кошельке монеты, чтобы купить эспрессо без сдачи.
– Подождем еще, чтобы на "ниву" накопилось, – подхватил шутку полицейский.
– Да, лучший транспорт для наших дорог!
– Лучше "уазик" будет. Хорошей вам дороги, барышня!
*
Чем дальше поезд удалялся на север, тем светлее становилась ночь. Соседи по вагону с грохотом опускали плотные кожаные шторы, но беспечные сыновья Никиной соседки пренебрегли этим. Их здоровому детскому сну светлая ночь совсем не мешала. Зато Ника, заснув после ужина и душа, пробудилась через пару часов, когда в открытое окно боковушки прямо в глаза ударил свет привокзальных фонарей и красный отблеск солнца, висящего над горизонтом.
На перроне в Коноше было не по-северному тепло. Нике показалось даже жарковато в длинных брюках. Она увидела на табло над входом в вокзал цифру "+ 26" и не поверила своим глазам. И это ночью на севере!
Она сфотографировала табло – сначала температуру воздуха, потом – время. Неплохая иллюстрация для первой статьи путевых заметок в Дзене! "Что там дальше? Ага: Вельск, Кулой – там, наверное, еще жарче… Надеюсь, что не просплю эти стоянки: там еще фото нащелкаю для рассказа о "путешествии из Петербурга в Воркуту"…"
По платформе неспешно прохаживались такие же, как она, полуночники. Там и сям щелкали фотовспышки.
– Пассажиры, заходим в вагон, – раздался голос проводницы, стоящей у подножки. – Пять минут до отправления!
