Владимир Гергиевич Бугунов "Чаша Грааля"

– Именно это, государь, я желал услышать от вас.

Где спрятали волхвы царя Святозара Чашу Грааля до сих пор неизвестно, но сдаётся мне, что с тех пор она не покидала пределы нашей страны и подтверждения тому, пусть и косвенные, есть. В течение последних семисот лет много раз нападали на нашу страну разные вороги и каждый раз мы отбивали их наскоки. Боги-родители наши, Бог христианский или Чаша Грааля всегда приходили нам на помощь, заставляли сплачиваться народ наш в единый и мощный кулак и непобедимы мы были, есть и будем.

Граф Савойя и маркиз де Трушанье с разрешения царя навсегда остались на новой для них родине. Виконт Кортье был отпущен восвояси. Трофим рассказал-таки свою богатую приключениями историю скитаний семье царя и был отпущен в родную Коломнину. Видел ли кто с тех пор Чашу Грааля? Вряд ли. Волхвы всегда умели хранить тайны,, и свои, и царские. Спрятана она до поры до времени в тайном, укромном месте. Возможно, опять дождётся она своего часа, да ещё и послужит делу честному, делу праведному. Возможно, сгинет со временем, в прах превратившись…

СКИТ

Витёк кинул взгляд вперёд. Последняя из трёх байдарок подходила к высокому береговому утёсу, чтобы скрыться за ним с глаз долой. На последней байдарке шла Вера, Верунька, его девушка. Она успела помахать ему рукой, мол, догоняй! Он тоже вскинул руку над головой, мол, плывите, догоню!

Сто лет в обед сдался бы ему этот «Великий поход по следам Ермака» как сказал о нём Сёмка Пегов. Витёк все свои неполные двадцать пять лет дальше озера Шарташ ни разу не высовывался из Екатеринбурга. Зачем? После школы, а затем Уральского политеха он устроился работать айтишником в нехилую фирму, где и платили хорошо и работа была рядом с его домом, всего пятнадцать минут езды на троллейбусе и вот он, его родной обжитый компьютер со всеми его наворотами.

И дёрнул же его чёрт за язык сказать Вере, что он тоже заядлый, как и Семён байдарочник и не против поучаствовать в этом сплаве по реке Тавда. А ведь Семён, гад, в отличие от Веруньки знал, что Виктор Салазкин никакой не любитель-байдарочник и всё время подкалывал своего товарища, мол, слабо тебе или не слабо по речке триста километров отмахать? Не мог же Витёк упасть в глазах своей девушки и отказаться от

похода. Вот и дохрабрился. Неумело завязав узел крепления рюкзака на байдарке, он на первом же буруне слабенького порога потерял его. Узел поехал, рюкзак выскользнул из пут и булькнул в воду. А там были банки с тушёнкой для четырёх человек на все шесть дней пути.

Вода была прозрачной, и Витёк видел какое-то время потерянный груз на дне реки. Он даже попытался судорожно подгрести двухлопастным веслом чуть назад и хотел подцепить лопастью весла лямку рюкзака, но лопасть соскочила с лямки, и парень, потеряв равновесие, опрокинулся в воду. Его ноги предательски застряли в самой байдарке, и он прилично нахлебался воды пока выбирался из посадочного гнезда своего утлого судёнышка. В холодной воде пальцы плохо слушались, и он умудрился выпустить из ладони носовой фал байдарки, и ту стремительно понесло вниз по течению. Витёк заорал. Заорал на эту чёртову реку, на вертлявую байдарку, на зловредного Семёна и даже на Алину Лескову, четвёртую участницу их похода. Но больше всего он орал на самого себя, неуклюжего, неумелого «компьютерного аса», в жизни не державшего ничего тяжелее компьютерной мыши. Правда, последние полгода он два раза в неделю ходил в тренажёрный зал недалеко от гостиницы «Исеть», где и познакомился с Верунькой.

Стоя по колено в ледяной воде он только сейчас заметил, что до сих пор сжимает в руках бесполезное теперь весло. Размахнувшись, он со злым уханьем швырнул его вслед за уплывающей лодкой. Салазкин никогда не оставался в лесу один. Он вообще не любил лес, эту мошкару, облепляющую лицо и руки, звенящих над ухом комаров. Он ещё с детства был запуган мамой ужасными клещами, стадами бродящими по лесу и нападающими на людей. Отца своего он не помнил. Мама развелась с ним, когда Витечке и трёх лет не было. Так что в нём бурлило и клокотало только женское начало, женские привычки, женские капризы и грела душу только неизбывная материнская любовь.

Что делать? Куда идти, и идти ли, или оставаться на месте, в надежде на то, что более опытному в этих делах Пегову не западло будет вернуться за ним, после того как он увидит проплывающую мимо них байдарку Салазкина. Краем уха, когда он отлипал от своего всевластного хозяина-компа, чтобы быстренько проглотить приготовленные мамой бутерброды или заказанную пиццу и запить их кофейком, он иногда улавливал, что говорили с экрана телеящика в соседней комнате. Удалось ему как-то услышать в такие редкие минуты «отдыха» и историю про потерявшуюся шестилетнюю девочку из какой-то деревни. Она три дня одна мыкалась в тайге и ничего, не пропала. Более того, когда её всё-таки нашли, она была с полным лукошком грибов. Вот что значит деревенская закваска. А он был человеком сугубо городским. Не знал он, в каком направлении от него искать север или юг, куда течёт эта злая река, так как географию вообще, и географию своей области он не знал, и знать не хотел.

Середина августа в этих краях порой бывает очень даже прохладной. К утру изо рта чуть ли не пар идёт. Витёк похлопал по клапанам спасательной куртки и облегчённо вздохнул. Пакетик с набором спасательных принадлежностей был на месте. Он подышал несколько раз на пальцы, чтобы согреть их и покопался в пакетике. Спички, залитые стеарином не размокли. Мельком взглянув на клонящееся к закату солнце он, присмотрев для себя походящую для ночлега площадку между двумя крупными валунами, начал

стаскивать на неё всё, что могло гореть. Хвороста, веток, обломков деревьев тут хватало. Но для того чтобы запалить костерок ему пришлось потратить почти половину спичек. Хворост прогорал быстро и Витёк чертыхнувшись, осмотрелся. Что он будет делать, если вся эта мелочь прогорит в самом начале ночи? По второму кругу в уже сумрачном лесу он собрал к костру крупные сучья, коряги и даже несколько стволов небольших деревьев явно поверженных каким-то ураганом, прошедшем в этих местах. Покончив с этим, он сразу почувствовал гложущую пустоту в желудке. Он хотел есть! И не просто есть, а жрать! В пакетике «Спас» он нашёл только одну шоколадную плитку. Недолго думая Витёк засунул в рот сначала половинку плитки, а спустя минуту отправил в рот и вторую половинку, после чего с наслаждением сглотнул. Он по-прежнему надеялся, что ушедшие вперёд ребята вернутся за ним, после того как выловят его байдарку.

У костра он почти обсушил свою одежду, да и сам согрелся. Расстелив спасательную куртку Витёк незаметно для себя уснул. Пробуждение было нерадостным. За ним никто так и не пришёл. С неба, затянутого низкой облачностью, моросил нудный дождь. Костёр, естественно, давно потух. Снова ужасно хотелось есть, но есть было нечего. И Витёк струхнул. Он понял, что вторую ночь без костра или какого-либо укрытия над головой он не переживёт. И он решил пройти вниз по течению в надежде встретиться на полпути с ушедшими вперёд туристами. Но идти вперёд вдоль русла реки оказалось делом почти невозможным. Скалистые береговые утёсы, курумник выстилающий русло реки на обеих берегах своими каменными глыбами и валунами, делали ходьбу по ним опасной и порой невозможной. Сломай или вывихни ногу и всё, пиши пропало. Витёк затравленно осмотрелся. Влево от него берег уходил вверх казалось не очень круто, но там виднелись деревья, а значит какая-никакая, а защита от дождя будет обеспечена. И он свернул к береговому откосу. Несколько раз ноги предательски скользили по намокшей лесной подстилке, но он уже заметил, что ещё чуть-чуть и он достигнет плато над откосом. Он даже стал различать мелкие сосновые шишки, прятавшиеся в пушистых пучках иголок. Он сделал очередной торопливый шаг в сторону этого кедрового рая и тут правая нога предательски зацепилась за выступающий из обрыва корень какого-то дерева, и он кубарем покатился вниз по склону.

Очнулся он от звука немного дребезжащего старческого голоса:

– Эй, эй, милок, просыпайся, а то и так все бока пролежал.

Витёк чуть разлепил веки и тут же вновь крепко зажмурился. Над ним склонилась голова, на которой свободными от растительности были разве что глаза и лоб. Ни дать ни взять леший-лесовик из его детских сказок.

– Ну ладно, ладно, вижу что проснулся. Давай знакомиться.

Витёк потёр глаза кулаками и тут же сморщился от боли. От кисти до локтя правой руки была наложена тугая повязка. Пытаясь уложить голову поудобнее на подушку, он снова почувствовал резкую боль в голени левой ноги. Заглянув под одеяло, он с ужасом обнаружил, что его нога от паха до пятки тоже была перетянута бинтами.

– Зови меня просто, Кузьмичом. А тебя как зовут, милок?

– Витьком.

– Это что, имя такое или кличка?

Голубые, чуть выцветшие глаза старика разве что искры из себя не источали.

– Виктор. Виктор Салазкин.

– Как тебя, Виктор Салазкин угораздило в глухой тайге оказаться да ещё одному, да без корки хлеба за пазухой?

– Да мы тут с ребятами поход на байдарках замутили, хотели до Тобольска сплавиться.

– До Тобольска?! Ишь ты, путь-то неблизкий! И что случилось с вами?

– Да так-то ничего не случилось. Ребята вниз по реке ушли, а я рюкзак с припасами утопил, хотел его достать со дна, но байдарка опрокинулась, и потом её течением унесло А ночью, видимо, дождь начался ,и я решил по сухому, берегом вниз по реке пройти да вот сорвался с кручи, а дальше не помню, что со мной было.

– А дальше милок я и сам знаю, что было. В тот день я лисичек в лесу решил собрать и заметил внизу под кручей твою яркую оранжевую куртку. Приволок тебя в избушку, подлечил малость. Так что дней десять тебе тут лежать, бока проминать. Да ты молодой ещё, косточки и на руке и на ноге быстро срастутся.

Витёк ошалело уставился на старика:

– Так рука и нога у меня сломаны?

– На ноге трещина в кости, а рука точно сломана. Да ты не пужайся так. Подлатаю я тебя. Здоровей будешь пуще прежнего.

– Так меня, ,наверное, весь Екатеринбург уже ищет. Мама у меня такая, что кого хочешь на дыбы поставит. Надо ей срочно позвонить, а то ей плохо становится, когда она волнуется.

Кузьмич взял с подоконника, нависающего над кроватью навороченный смартфон, под защитным стеклом которого виднелись потёки воды.

–Попробуй конечно связаться, только сдаётся мне, что у тебя ничего не получится. Ты же искупал телефон в речке, да и будь он сухой тоже не дозвонился бы.

– Это почему?

– Это потому, что здесь на сто вёрст вокруг нет ни одной вышки для мобильной связи.

На глазах Салазкина стали наворачиваться слёзы:

– Да как же? Как же вы без связи тут живёте? А вдруг со мной или с вами, что серьёзное приключится!

– Да ты милок раньше времени не паникуй. Ничего ни со мной, ни с тобой не случится. Срастутся твои косточки, и вернёшься ты солнцем палимый в свой человейник. Кстати, чем ты в городе занимаешься, кем работаешь или баклуши бьёшь как некоторые?

Витёк коротко дёрнул плечами:

– Айтишник я.

Густые серебристые брови старика дёрнулись вверх:

– Что это за профессия такая, ай… ай…

– Кузьмич, это работа, связанная с Интернетом, компьютерами, программами всякими, алгоритмами.

Старик как-то рассеянно, поверх головы гостя посмотрел в оконце. Там медленно угасал день и из теней разлапистых ветвей елей и кедров к избушке медленно подкрадывались сумерки.

– Ишь ты, были просто песни да ритмы, а стали алгоритмы

В его глазах при этом плескались искры лукавства.

– Проголодался?

– Есть немного, – засмущался парень.

Старик достал с нижней полки, нависающей над столом, новую толстую стеариновую свечу, принёс от рукомойника початый брусок хозяйственного мыла и, густо обмазав им свечу вставил её в старинный, с узорами подсвечник. После того как свеча была зажжена, он повернулся к кирпичной печке густо извачканной известковым раствором. Подкинув несколько поленцев в топку, Кузьмич передвинул сковороду с длинной ручкой с угла в центр плиты. Витёк отметил про себя, что такую сковороду ни в одном музее не найдёшь.А старик тем временем вылил на сковороду немного растительного масла, покрошил туда же приличную головку лука. Немного погодя ссыпал туда же заранее порезанные грибы-лисички, а потом и свеженарезанную картошку.

Ели молча. Витёк про своё думал. Перед началом их «великого похода» его мама говорила с сестрой, что жила в Донецке. Та сообщала, что укронацисты стягивают чуть ли не всю свою армию к границам пророссийского Донбасса, и его жители начали постепенно эвакуироваться в Россию. Салазкин, как и его друг Пегов были далеки от политики, и им было фиолетово кто окажется прав в будущей заварухе Некоторые продвинутые коллеги-айтишники из их фирмы даже поговаривали, не пора ли «лыжи» намыливать куда-нибудь в ближнее зарубежье, чтобы не попасть под возможную мобилизацию. Начальство правда успокаивало их, что уж кого-кого, а айтишников точно трогать не будут. Но народ айтишный это не очень успокоило.

Кузьмич подложил остатки жаркого в миску больного:

– Ты ешь, ешь, набирайся сил.

– Спасибо, Кузьмич.

И без всякого перехода добавил:

– Удивляюсь, как ты тут живёшь? Один. Без телевизора, Интернета, без связи с внешним миром. Не страшно?

Лёгкая усмешка вспыхнула и тут же погасла в волосяных дебрях «лешего».

– Да отбоялся я своё. Давеча подходил к избушке Топтыгин местный. Он пошумел, я пошумел, так мирно и разошлись. Нет, Витя, бояться надо не зверя лесного, а зверя двуногого.

– Ну, ты хватил! Нас, двуногих уже восемь миллиардов на Земле, и что, всех их бояться нужно?

– Зачем же всех? – усмехнулся старик, – ты бойся и обходи стороной тех, кто в душу тебе плюёт, да свои порядки тебе навяливает.

– Да в моём окружении вроде и нет таких.

– Лично в твоём может и нет. Но ты же не в вакууме живёшь. Ты в стране огромной и древней живёшь. И сколько она существует, столько ей и пакостят инородцы всякие.

– Ты кого имеешь в виду: манси, ненцев и прочих северян?

– Да нет, сынок, эти уже давно своими в доску стали. Я говорю о зарубежье нашем, всяких так англосаксах и прочих западниках. Сколько раз они на нас войной ходили,

сколько смертей нам принесли?

– Дед, это ж когда ещё было? Зачем прошлое ворошить? По-моему, нужно жить по принципу: ты никого не трогаешь, и тебя никто не тронет.

– На Руси, сынок в таком случае так говорили:« моя хата с краю, я ничего не знаю». Вот сейчас западники снова на нас ополчились. Снова норовят нас раздербанить и покорить.Неужто ты об этом не знаешь?

– Да мне фиолетово, кто там кого дербанить собирается. Телеящик я не смотрю. Я сам к любой информации доступ имею через Интернет ,и никто мне не указ, что я там смотрю.

У меня нормальная работа. Нотации никто не читает, потому как я свободная личность.

Ни от кого не завишу. Я даже маме финансово помогаю, так как пенсия у неё мизерная.

Девушка у меня есть, словом всё как у нормальных людей.

Кузьмич укоризненно покачал головой:

– Нормальные люди добровольцами едут на Донбасс русских от фашистов защищать,

сидят в окопах да от ненормальных нациков отбиваются. Если мы, русские не отобьёмся

от них сейчас, то скоро они будут и здесь, на Урале. И здесь установят свои, фашистские

порядки, работу у тебя цивильную отберут, твою девушку изнасилуют.

– Ну, ты завернул, дед. Я им ничего плохого не сделал, думаю, и они мне ничего плохого не сделают.

Старик присел на лавку и стал вытирать тряпицей руки:

– Когда гитлеровцы напали на нашу страну, многие жители СССР примерно так и рассуждали, мол, лично я немцам ничего плохого не сделал, уж меня они не обидят. А

вот обидели. Двадцать семь миллионов жителей нашей страны поубивали. Они вообще намеревались под корень нас всех извести, хотел ты того, не хотел. Да вишь какое дело.

Проснулся народ, взял в руки оружие да погнал эту погань с земли русской, как это делали и не раз наши предки.

– Да кто сейчас об этом помнит? Это ж когда было? При царе Горохе! Пора забыть о том, что кто-то когда-то нас обижал.

– Вот-вот, западники только этого и ждут. Ждут, когда мы забудем о подвиге своих предков, о жертвах напрасных и невинных. Да ещё, слышал я, Сталина и Гитлера на одну доску вровень ставят. А вы, молодые да пустоголовые, это сглатываете да поддакиваете ереси всякой. Да, Сталин порой так кулак сжимал, что из него юшка кровавая бежала, но не будь он тогда во главе государства нашего, кранты бы нам были.

– Да ладно, Кузьмич, чего ты завёлся? Страна у нас большая, найдётся кому и сейчас

Родину защищать.

– А ты чего отлыниваешь от защиты рубежей наших?

– А я Кузьмич, пацифист, я против войны.

– Ну, что-то подобное я от тебя уже слышал. Да только так может случиться, что даже если ты на войну не пойдёшь, она к тебе сама придёт.

Старик, чуть покряхтывая, встал с лавки, просеменил в соседнюю половину избушки, отделённой от первой куском обычной парусины, и вскоре вернулся оттуда с довольно толстой книгой в руках.

– Вот здесь, – Кузьмич любовно погладил потемневшую от времени обложку книги, – сказано, что ещё десять тысяч лет назад после войны гиперборейцев с атлантами, то бишь западниками, остров с коварной Атлантидой скрылся в пучине океанской, а следом и острова Гипербореи начали на дно морское опускаться. Да многих предков наших их родители небесные успели спасти, переправив их на материк. Тогда воды океанские поднялись неимоверно, потоп начался. И вот по этим горам уральским пошли люди с северов на юг. Так что война, затеянная атлантами, и тогда едва не погубила сынов и дочерей рода нашего. И до сих пор никак не успокоятся дети Тьмы, всё норовят куснуть нас.

Витёк краем глаза заглянул через руку старика и ничего не понял. На пожелтевших страницах черные, витиевато написанные буквы совершенно не походили на современные. Увидев на лице парня недоумение и недоверчивую улыбку, Кузьмич буркнул:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70607461&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.