После войны Яхонтова оставила жена, забрав пятилетнего сына. На Малой Мещанской он жил с сестрой, так и не вышедшей замуж. Потомственное дворянство не дало им особых преимуществ – кроме того, что Наталью Тимофеевну взяли гувернанткой в дом князя Урусова. Родовое имение в Рязанской губернии промотал еще их отец, и детям оставалось только служить или работать, невзирая на чужие мнения и предрассудки.
– Я ведь понимаю, что история ваша – темная, – дернув глазом, сменил тему Яхонтов.
– Почему темная? – спросил Платонов, но не слишком напористо, дабы не спугнуть удачу.
– Потому что они вместе были.
– Как вместе?
Майор прищурился опять, на сей раз хитро, будто видел Григория Денисовича насквозь.
– А так. Пришли пешком от моста.
– Вы не ошиблись?
– Помилуйте, как я мог ошибиться! Со зрением у меня полный порядок, в очках не нуждаюсь. К тому же парочка странная была. Этакий франт в цилиндре и с ним простой мужик в армяке, вроде извозчика.
– Запомнили мужика?
Выражение лица у Яхонтова сделалось довольным от осознания собственной значимости, глаза заблестели.
– Мужик обыкновенный. Коренастый, в плечах широкий. Ростом с вас. Бородища здоровая, лопатой.
– Чернявый?
– Как, говорите? Ну да, пожалуй. На цыгана похож.
Платонов глянул в окно. Вход в арку доходного дома № 4 отсюда просматривался замечательно. Интересно, сколько часов и дней провел у этой отдушины во внешний мир герой Крымской войны?
– Останавливались перед аркой?
– Откуда вы знаете? – удивился майор.
– Предполагаю.
– Верно, постояли с полминуты. Чиновник ваш министерский заговорил с чернявым, потом закурил. Потом зашли внутрь. Дальше суета поднялась, это без меня знаете.
– Больше ничего необычного не запомнили?
– Больше нет, – глаза Юрия Тимофеевича потухли.
Григорий Денисович достал бумажник.
– Пропью ведь, – без выражения сказал ему новый свидетель.
– На ваше усмотрение, – ответил Платонов.
В канцелярии министерства императорского двора Григорий Денисович задержался ненадолго. Покидая Зимний через северо-восточный служебный подъезд, он по-свойски попрощался со стоявшими на карауле гренадерами. Одного из них, богатырской стати брюнета с подкрученными кверху a la Вильгельм Первый усами, Платонов знал лично и помнил его фамилию.
– Бдишь, Корнеев? – весело спросил коллежский советник.
– Бдим, ваше высокоблагородие, – молодцевато откликнулся гвардеец.
Довольный извозчик уже восседал на козлах, готовый мчать на угол Невского и набережной Лиговского канала. Местом следующей поездки стал трактир Силантьева. Субботним вечером он был полон, и дым в его залах с высокими потолками, как принято фигурально выражаться, стоял коромыслом. Половые в белых фартуках метались между столами, точно угорелые, спеша угодить гостям. Григорий Денисович поймал одного из них за локоть.
– Хозяина позови, срочно, – без церемоний сказал он ему на ухо, подкрепив просьбу мелкой монетой.
Трактирщик с раскрасневшимся лицом и каплями пота на мощном лбу (про такой обычно говорят: «Хоть поросят бей») появился из кухни. При тучной комплекции двигался он на удивление легко и проворно. Лицо его приняло предупредительное, но не слишком угодливое выражение. Илья Спиридонович Силантьев был выходцем из Ярославской губернии, а ярославцы держали много заведений в столице и знали себе цену.
Платонов, назвав себя и свою должность, без лишних слов показал хозяину трактира фотографию Владыкина, взятую в пользование у вдовы. На ней действительный статский советник красовался в парадном мундире при орденах и ленте. «Можете оставить себе», – ответила Ирина Сергеевна после обещания Григория Денисовича непременно вернуть карточку.
– Вчера с двух до трех видели его в заведении?
– Видел, – степенно подтвердил Силантьев. – Мужчина солидный.
– Один приходил?
– Один. Только ждали его.
– Кто? Бородач? Плотный, широкоплечий, на цыгана похожий?
Однако версия Платонова не подтвердилась.
– Нет, безбородый. Волос темный, но не совсем черный. Усики тонкие, сам не сказать, чтобы чересчур широк. Худощав скорее.
– А ростом велик?
– С него был где-то, с барина этого.
Дело принимало всё более интригующий оборот.
– Как одет?
– Да как мастеровые одеваются. Барин к нему подсел, говорили между собой, ровно приятели.
– Пили?
– Чай заказывали, калач.
Григорий Денисович помял пальцами переносицу. Он делал это всегда, чувствуя свежий след.
– Уходили по одному?
– По одному, – согласился Илья Спиридонович. – Сначала ваш господин, за ним второй.
– Но первый потом вернулся, так?
– Так, – повторил за чиновником трактирщик.
– Почтенный, что же я из вас клещами по слову тяну? Он не просто вернулся, а вбежал сломя голову, правда? – голос Платонова окреп до начальственного.
– Правда, – немного удивился Силантьев. – Обратно к столу подбегал. Видно, искал дружка-то.
– Не нашел?
– Как же нашел бы, раз он следом вышел?
– Что же было потом?
– Потом ушел опять. Совсем, то есть.
– Дело государственной важности, – веско, очень четко, с расстановкой объявил Платонов – Кто из половых обслуживал их стол?
Глава третья
Уравнение с тремя неизвестными
– В сыскной полиции уверены, что Владыкин сам себе устроил позднюю отлучку, – сказал генерал-майор Козлов.
На этот раз его общение с Григорием Денисовичем происходило не в фортеции Трепова, а в доме № 24 по Большой Морской. Домом, состоявшим из основного, уходящего вглубь квартала, здания и рядом стоящего флигеля, владела Адмиралтейская полицейская часть, но у Козлова и еще нескольких чинов градоначальства здесь были отдельные кабинеты. Тут же в полном составе квартировала сыскная полиция, созданная при канцелярии обер-полицмейстера одиннадцать лет назад. Несмотря на малую численность для города с населением в семьсот с лишним тысяч человек, она успела завоевать серьезную репутацию. Воскресенье, как и прочие дни недели, было для ее сотрудников рабочим.
– То есть, Петр Константинович просто оказался в неподходящее время в неподходящем месте? – вежливо уточнил Платонов.
– Да, так совпало. Стал жертвой банального убийства с целью грабежа.
– Но куда же он всё-таки шел?
– С этим сложнее. В близлежащих домах никто не опознал покойного по фото.
– Странно, правда?
– Правда, – согласился Козлов. – Объяснить его поведение пока не получается. Хотя случаи бывают разные. Может быть, кто-то не спешит признаваться.
– Вы начали с того, что удалось найти извозчика, который вез Владыкина, – напомнил Григорий Денисович.
Настенные часы, едва не заглушив его последние слова, гулко пробили десять.
– Да, извозчик забрал его на Мойке, прямо от парадного. Вместо адреса Владыкин назвал угол Столярного переулка и Малой Мещанской. Там и расплатился.
– Как выглядит извозчик?
Вопрос показался помощнику градоначальника неожиданным.
– Хм… Да как все извозчики. Армяк с кушаком, шаровары, сапоги.
– Бородат, конечно?
По тону Платонова невозможно было определить, шутит он или нет.
– На убийцу не похож, если вы об этом, – ответил генерал. – У него борода огненно-рыжая, ее легко запомнить.
– А на углу Столярного никто не ждал нашего любителя поздних моционов?
– Извозчик уверяет, что нет. Высадил Владыкина и сам удивился, зачем тот на Мещанскую пожаловал. Но ему-то что? Получил свои копейки, развернулся и укатил.
– Какие же дальнейшие планы у сыскной полиции? Что мне доложить его сиятельству?
Козлов потрогал стреловидный ус.
– Чего греха таить, при Иване Дмитриевиче Путилине[9 - Первый начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга, легендарный сыщик.] дела обстояли получше. К сожалению, беда у него со здоровьем, пребывает в долгосрочном отпуске… Все силы бросаем на розыск посыльного.
Стук в дверь помешал продолжению беседы.
– Ваше превосходительство, дозволите? – вчерашний надзиратель, переодетый в штатское и теперь имевший вид вылитого конторщика, деликатно шагнул в кабинет.
Его глаза излучали нескрываемую радость.
– Взяли мальчишку!
Мнимому посыльному недавно стукнуло четырнадцать. Он был щуплым и невысоким даже по сравнению со сверстниками, одет наподобие подмастерья, обут в стоптанные башмаки и, кажется, не умывался сегодня. Его живые, темные глаза бегали туда-сюда, ни на ком и ни на чем не задерживаясь. На ум Платонову пришло сравнение с воробьем, подбирающим крошки перед хлебной лавкой.
Узрев перед собой Козлова в мундире, с шашкой на боку, мальчишка втянул голову в плечи, будто хотел спрятаться. Надзиратель Трубников, сообщивший начальству о задержании, развеял его иллюзии в прах.
– По уложению о наказаниях уголовных и исправительных, тебе каторга полагается. Знаешь об этом? – взял он быка за рога.
Задержанный шмыгнул носом.
– Помилуйте, барин…
– Судью будешь просить. Может, годик скостит.
– За что ж меня?
– За соучастие в убийстве. Как сообщник пойдешь.
Для скорейшего достижения результата опытный Трубников слукавил: мальчишке можно было вменить в вину не соучастие, а лишь пособничество. Впрочем, и за него закон предусматривал реальный срок, без скидки на возраст. Хотя в данном случае модный ныне суд присяжных мог и оправдать обвиняемого.
Этих нюансов страдалец не знал, поэтому в непритворном ужасе начал креститься.
– Какое такое убийство? Что вы, барин?
