– У меня на примете есть несколько толковых людей, государь, – воодушевленно подхватил Суррей. – Рыцари, купцы, школяры – те, кто умеет и смыслит в тайных делах. Доверьте это мне, и клянусь – мы скрутим крамольников в бараний рог!
– Пусть так оно и будет, – величаво кивнул Генрих. – Действуйте, лорд Томас. Но действуйте неслышно и незримо, аки змий в траве. Пусть предатели не догадаются о нашем замысле до последнего мига. А на Совете мы нанесем им сокрушительный удар.
С этими словами король поднялся из-за стола и твердой поступью направился к окну. Заложив руки за спину, он устремил взгляд на лазурную гладь Темзы, что простиралась до самого горизонта. Но мысли его витали далеко – там, где в полумраке дворцовых покоев и дубрав плелись сети интриги.
– Кроме того, – внезапно обронил Генрих, обернувшись к советнику, – разузнайте побольше о сэре Генри Норрисе. Этот юный рыцарь, победитель недавнего турнира, кажется мне любопытной и многообещающей фигурой. Возможно, он сгодится для наших целей.
– Слушаюсь, мой король, – поспешно согласился Ховард. – Норрис и правда на слуху – говорят, он храбр и честен, предан короне. Но я проверю его прошлое и нрав со всем тщанием.
– Не сомневаюсь в этом, лорд Томас, – кивнул Генрих. – А теперь ступайте. Времени у нас в обрез. К исходу недели я жду ваших известий.
Ховард вновь склонился в глубоком поклоне и, пятясь, вышел из покоев. Сердце его трепетало от возбуждения и тревоги. Поручение короля было сколь почетным, столь и опасным. Но Суррей не привык отступать перед трудностями. Он докажет свою преданность Тюдорам – и заодно, быть может, извлечет выгоду для себя и своего рода.
А в кабинете Генрих VII еще долго стоял у окна, вперив невидящий взор в речные воды. Туманные картины грядущего проплывали перед его мысленным взором. Великий Совет, столкновение былых врагов, триумф новой династии – и зловещая тень прошлого, что незримо витала над всем этим.
Король тяжело вздохнул и перекрестился. Что бы ни уготовила ему судьба – он выстоит и победит. Ради Англии, ради наследия Тюдоров, ради собственной чести и славы. Даже если придется пролить реки крови и усеять путь к престолу горами трупов.
Ибо таковы были правила игры престолов – жестокой, беспощадной и завораживающей. Игры, что велась от начала времен и не прекратится, покуда существуют корона и власть. И Генрих VII знал это лучше, чем кто-либо другой.
Глава 4. В серебряных тенетах
Поместье Нортумберлендов, Лестершир, за день до солнцестояния.
Леди Элеонора Перси сидела у распахнутого окна, задумчиво глядя на цветущий розовый сад. Легкий ветерок, напоенный ароматами шиповника и жасмина, играл с прядками ее золотисто-рыжих волос. На коленях девушки лежала раскрытая книга часослова, но мысли ее витали далеко от молитв.
С того самого злополучного турнира в честь святого Георгия Элеонору не покидали тревожные предчувствия. Королевский указ о созыве Великого Совета, на котором Генрих VII собирался утвердить права своей династии, отозвался в ее душе смутным, необъяснимым страхом. Словно над родом Перси, оплотом йоркистской партии, нависла грозовая туча.
Отец Элеоноры, престарелый и больной граф Нортумберленд, в последнее время стал особенно молчалив и угрюм. Он запирался в своем кабинете на долгие часы, никого не принимая и не посвящая домочадцев в свои мысли. Вести о провозглашении Совета повергли его в мрачное, тоскливое оцепенение.
Брат Элеоноры, лорд Генри Элджернон Перси, напротив, пылал бешеным гневом. Он бранил Тюдоров последними словами, обвиняя их в узурпации трона и истреблении законных наследников. По ночам в покои Генри прокрадывались какие-то подозрительные люди – и из-за закрытых дверей доносились приглушенные, полные ярости голоса.
Сама леди Перси пребывала в смятении чувств. С одной стороны, в ней кипела оскорбленная гордость древнего рода, чьи предки сражались бок о бок с Йорками. Она не могла простить Генриху Тюдору расправы над юным принцем Ричардом и кознями, что привели корону в руки Ланкастеров.
Но с другой – память о встрече с сэром Генри Норрисом в Шервудском лесу и о его подвигах на турнире рождала в душе Элеоноры странный трепет. Этот отважный и благородный рыцарь покорил ее сердце с первого взгляда. Девушка страшилась призрачной надежды, что вспыхнула в тайниках ее естества – надежды на иную жизнь, иную судьбу, где не будет вражды Алой и Белой розы.
Внезапный стук в дверь заставил леди Перси вздрогнуть и выронить томик часослова. Она поспешно поднялась, одернула атласные юбки и произнесла:
– Войдите!
Массивная дверь медленно отворилась, и на пороге показался граф Нортумберленд. Элеонора невольно ахнула, потрясенная видом отца. Граф осунулся, постарел на добрый десяток лет. Щеки его ввалились, кожа приобрела пергаментный оттенок, а некогда живые голубые глаза потухли.
– Отец! – воскликнула девушка, бросаясь навстречу. – Вы так бледны, так исхудали! Вам нездоровится? Позвольте, я пошлю за лекарем…
Нортумберленд остановил дочь слабым жестом иссохшей руки. Губы его искривились горестной усмешкой:
– Полно, дитя мое. Никакой лекарь не в силах помочь моему недугу. Разве что Господь, по милости своей, избавит мою душу от терзаний.
Элеонора всплеснула руками в беспокойстве. Но граф уже прошел в покои и тяжело опустился в резное кресло. Взгляд его блуждал по стенам, увешанным гобеленами с гербами Перси – серебряный лев, вздыбленный на лазоревом щите.
– Я пришел проститься с тобой, дочь моя, – глухо проговорил он, помолчав. – Ибо завтра мне предстоит отбыть в Лондон, на Великий Королевский Совет. Дабы заявить о правах истинных государей Англии – Йорков.
Леди Перси ахнула, прижав ладонь к устам. Сердце ее пронзило недоброе предчувствие. Она опустилась на колени подле отцовского кресла и порывисто сжала его руки в своих ладонях. Пальцы графа были холодны, как лед, и едва заметно подрагивали.
– Отец, умоляю вас! – горячо зашептала Элеонора, заглядывая в потухшие глаза Нортумберленда. – Не делайте этого! Не навлекайте на наш род гнев короля Генриха! Он не простит вам такой дерзости, такого вызова!
Граф печально покачал головой. В его бледном лице отразилась непоколебимая, отрешенная решимость человека, для которого все кончено, кроме долга и чести.
– Ты не понимаешь, дитя, – тихо, но твердо ответил он. – Я не могу иначе. Не могу предать памяти Ричарда, моего господина и друга. Не могу изменить данной ему клятве – даже если это будет стоить мне жизни.
– Но ведь король Ричард пал в битве при Босворте! – воскликнула Элеонора срывающимся голосом. – Его род угас, его дело проиграно. Прошу вас, отец – образумьтесь! Примиритесь с победой Тюдоров. Присягните Генриху, как сделали другие лорды!
Нортумберленд вздрогнул всем телом, словно от удара. Губы его искривились в страдальческой гримасе.
– Никогда! – прохрипел он. – Лучше умереть, чем склонить колени перед узурпатором и цареубийцей! Перед тем, кто обманом и предательством захватил трон, по праву принадлежащий дому Йорков!
Граф судорожно стиснул подлокотники кресла, пытаясь унять охватившую его дрожь. Элеонора испуганно смотрела на отца, не узнавая в этом иступленном, изможденном старике некогда любимого и могучего родителя.
– Послушай меня внимательно, дочь, – с усилием произнес Нортумберленд, и глаза его вспыхнули прежним огнем. – То, что я сейчас открою – величайшая тайна, что вот уже семь лет тяготеет над моей душой, разъедая ее подобно яду. Тайна, которую я поклялся хранить даже под пытками.
Девушка затаила дыхание, боясь шелохнуться. Отец наклонился к самому ее лицу и еле слышно, одними губами прошептал:
– Принц Ричард жив. Он не погиб в битве при Босворте, как думает весь мир. Верные люди спасли его, полумертвого от ран. Они укрыли принца в надежном месте и залечили его увечья. Все эти годы он пребывал в добром здравии, ожидая часа, когда можно будет открыто заявить о своих правах на корону. И вот, этот час пробил!
У Элеоноры потемнело в глазах. Голова ее закружилась, дыхание перехватило. Ей казалось, что все это – лишь бредовый сон, морок воспаленного рассудка. Не может быть, чтобы Ричард Йоркский, последний из Плантагенетов, чью гибель оплакивала вся Англия – был жив!
– Отец… но как… как такое возможно? – пролепетала она, силясь совладать с охватившим ее смятением. – Зачем принц столько лет скрывался, притворялся мертвым? Почему не предъявил права на престол сразу после Босворта?
– Он был слишком слаб и юн, – торопливо зашептал Нортумберленд, озираясь, словно страшась соглядатаев. – А силы Тюдоров – велики и грозны. Нам нужно было время, чтобы Ричард возмужал, набрался сил. Чтобы тайно сплотить вокруг него верных сторонников Йорков, собрать новое войско. И вот, труды наши увенчались успехом! Под знамена принца уже встали лорды Линкольн, Ловелл, Стаффорд. К нам стекаются все недовольные беззакониями Генриха Тюдора. Мы готовы ринуться в бой и вернуть Плантагенетам законный трон!
– Но почему вы решили открыться именно сейчас? – недоуменно спросила Элеонора. – Чем вызван такой риск?
– Великий Совет, – мрачно усмехнулся граф. – Генрих задумал на нем окончательно утвердить права своей династии. Заставить лордов и епископов поклясться ему в верности, отринув прежние притязания. Если это случится – возвращение Йорков станет невозможным. Корона будет потеряна для них навеки.
Он судорожно стиснул пергаментные кулаки, и на миг в его облике проступила тень прежнего могучего графа Нортумберленда – грозы шотландских разбойников и правой руки Белой розы.
– Поэтому завтра, на Совете, я брошу вызов Генриху Тюдору! – прорычал он. – Перед всей знатью и духовенством я объявлю, что король Ричард жив. Призову всех истинных англичан присоединиться к нам и сокрушить узурпатора. Другого шанса у нас не будет!
– Но это безумие! – в отчаянии вскричала Элеонора, ломая руки. – Вас схватят, бросят в Тауэр! Подвергнут пыткам, казнят за измену! Наш род будет опозорен, наши владения – конфискованы! Прошу, отец – одумайтесь, не губите себя и нас!
Нортумберленд медленно поднялся с кресла, опираясь на резные подлокотники. В его глазах стояли слезы, но голос звучал непреклонно.
– Я все решил, дочь моя. И не отступлюсь, даже если это будет стоить мне головы. Таков мой долг – перед Богом, перед Англией, перед памятью моих предков. Я сделаю то, что должен – а там будь что будет.
Элеонора зарыдала, уткнувшись лицом в ладони. Плечи ее сотрясались от беззвучных рыданий. Как убедить отца, как предотвратить надвигающуюся катастрофу? Неужели нет иного выхода, кроме новой войны, новых потоков крови?
Граф нежно обнял дочь за плечи, поглаживая ее по спутанным локонам. От него пахло лавандой и старым пергаментом – запахами детства, родного дома.
– Не плачь, моя девочка, – прошептал он дрогнувшим голосом. – Что бы ни случилось со мной – ты должна быть сильной. Должна продолжить наше дело, сплотить вокруг себя верных людей. Однажды Йорки вернут себе корону – и Перси будут на их стороне, как было всегда.
