Кисточка и банка с алой масляной краской были у меня за пазухой. Банка постоянно плескалась.
Был весь выпачкан в алую краску. Не видел себя со стороны, но прекрасно представлял, что мне завтра скажет мой мастер и как будут надомной смеяться мои друзья.
Меня утешала только русская поговорка, в которой говориться, что смеётся тот, кто смеётся последний. Посмотрю после на лица своих друзей, когда выиграю у них пари.
Тогда буду смеяться. Пускай они смеются сейчас. Буду смеяться после. Все-таки в этом споре все сто процентов предстоит выиграть мне. Но смеяться мне над своей победой было слишком рано.
Когда оставалось до вершины трубы всего лишь три перехода лестничных площадок, над городом разразилась такая ужасная гроза, что о подвигах мне не хотелось думать.
Теперь у меня были мысли о жизни. Грозовые молнии полыхали вокруг и в любое мгновение могли меня поразить насмерть. Мало того, прямо на этой огромной железобетонной трубе был установлен громадный штырь громоотвода. Таким образом, мог в любой момент принять молнию прямо на себя.
Думать о какой-то надписи на мокром бетоне было бесполезно. Без науки физики прекрасно знал, что масляная краска на мокром бетоне будет просто стекать и никакой надписи видно не будет.
Будут просто красные потеки. Поэтому уже на самой вершине огромной трубы ревел от страха за свою жизнь и за то, что не смогу оставить надпись на этой трубе. Все мои труды были напрасны.
Могу погибнуть на вершине своего "подвига". Так и провисел до самого утра на самой верхней площадки этой трубы. У меня не было никаких сил что-то писать по мокрому бетону на трубе.
Также не было сил спускаться обратно вниз. Весь металл лестницы и бетон трубы были будто смазаны маслом. Кроме того, мои ноги и руки стали ватными, словно меня пробил паралич.
Мои конечности болтались в паутине металла, как обрывки, завёрнутые в тряпки одежды. Теперь точно знал, что не смогу спуститься обратно вниз. Так и буду сидеть на верху, пока заживо сгною.
Затем куски моего сгнившего мяса упадут вниз. Может быть, когда-то кто-нибудь случайно придёт под эту трубу и отыщет куски от моего скелета?
Как только солнце осветило вершину огромной трубы, на которой сидел как призрак, гроза неожиданно отступила за Столовую гору. Как будто бы испугалась прихода солнца.
Бетон на трубе с солнечной стороны стал высыхать прямо на моих глазах.
Тут же вспомнил про свою банку с алой краской и про кисточку. У меня не было никаких сил достать банку с алой масляной краской из-за пазухи.
С трудом достал кисточку. Стал макать кисточку в банку с краской и с трудом выводить свои инициалы на бетоне возле металлической лестницы, прикреплённой к огромной трубе.
Дальше лестницы писать свои инициалы "ЧАС" не мог. Большое расстояние от меня. Когда начался рабочий день на заводе "Электроцинк", солнце на высоте огромной железобетонной трубы палило так, что уже боялся умереть от солнечного удара.
Но спускаться вниз тоже не мог. Видимо от сильного переохлаждения или от резкого колебания температуры, может быть, что даже от молнии, у меня полностью отказали руки и ноги?
Ни знаю, как это можно назвать. Судорога, паралич, ревматизм или ещё какое-то заболевание от резкого изменения погоды или нервный срыв.
Чтобы там не было, но был не подвижен. Мало того, мне горло перехватило и несмотря на то, что по природе очень горластый человек, ни мог произнести не единого слова. Даже шипеть не мог. Надо было что-то предпринимать для своего спасения.
В это время близко от трубы крутился народ. Но никто не соизволил посмотреть вверх трубы. Прошло ещё неопределённое время моего терпения.
Понял, что, если ни дам знать о себе, так и умру на этой злополучной высоте. Скрипя зубами от боли в костях, с огромным трудом и болью протянул руку к банке с краской.
Одним рывком выдернул банку с краской из-за пазухи и выбросил её вниз прямо под ноги стоящих под трубою людей. В тот же миг почувствовал, как резкая боль пронизала всё моё тело.
Потерял сознание или просто заснул от усталости, зависнув на самой верхней площадке лестницы на самом верху огромной железобетонной трубы. Мне совершенно неизвестно, сколько времени был без сознания или спал на этой высоте.
Когда мне стали к носу подносить ватку с нашатырным спиртом, то очухался. Стал вертеть головой во все стороны. Увидел над собой лицо мастера бригады строителей-высотников и голубое небо, залитое яркими лучами солнца.
Мне что-то говорили. Но ничего не слышал. Мне заложило уши от давления на этой огромной высоте. Всё также весел на верхней площадке лестницы на самой вершине этой громадной железобетонной трубе и не мог понять, что от меня хотят эти люди.
– Надо вызвать вертолёт. – наконец-то разобрал голос мастера. – По-другому мы его не сможем вытащить. Вообще удивительно, как только этот пацан ухитрился забраться сюда без страховки.
Прошло ещё какое-то время. Над моей головой появился вертолёт с оглушительным треском. Меня обвязали со всех сторон огромными ремнями. Аккуратно вытащили из ловушки лестничного ограждения и осторожно отпустили.
У меня от страха из груди едва не выскочило сердце. Стал болтаться на длинной широкой ленте, на которой переносят многотонные грузы на вертолёте. Болтался во все стороны и едва не ударился головой об эту огромную железобетонную трубу.
Вертолёт, медленно передвигаясь по воздуху, понёс меня до самого высокого здания завода. На крыше этого здания стояли медики в белой одежде и много мужчин в гражданской одежде. Меня отцепили от ремней вертолёта и понесли вниз по лестнице с крыши административного здания завода "Электроцинк" до машины скорой помощи, которая стояла у дверей этого здания.
Там сняли с меня всю одежду, испачканную в алую масляную краску. Затем в одних трусах засунули меня на носилках в машину скорой помощи и отвезли в городскую травматологическую больницу.
В первую очередь меня поместили в какую-то камеру по самые уши и стали отмывать от краски едким раствором. До конца не смогли отмыть моё тело от алой краски.
Оставили на потом, чтобы сам отмылся. Затем отнесли в приёмное отделение городской травматологической больницы.
– У него нет никаких повреждений. – сказал хирург, внимательно рассматривая меня. – Сделайте ему хороший укол от инфекции и от его будущих подвигов, чтобы он больше никуда не лазил.
– Ни надо мне, никакого укола! – испуганно, закричал, вскакивая с постели. – У меня все в полном порядке. Никакой инфекции у меня нет и подвигов мне не надо. Хочу жить.
Хирург и санитары весело засмеялись. Хирург сказал, чтобы мне привезли из дома чистую одежду и отпустили на все четыре стороны. Никаких болезней у меня нет.
Но если будет следующая подобная выходка с моей стороны. Тогда мне точно сделают самый большой лошадиный укол, чтобы меня больше не тянуло на подвиги.
На этом лечение моё кончилось. Меня отвели на кухню в этой больнице. Решили меня хорошо накормить. Ведь ни ел больше двенадцати часов. На кухне объедался до тех пор, пока за мной приехала мама с чистой одеждой в руках и со слезами на глазах.
Тут же меня повели под душ в ванную комнату, чтобы окончательно отмылся от алой краски. Долго мылся под душем. Тёр себя щёткой с пищевой содой и черным хозяйственным мылом.
Но алая масляная краска у меня на груди никак не отмывалась. Тогда медсестры принесли флакон с медицинским спиртом и долго оттирали от меня краску огромным тампоном, смоченным в медицинский спирт.
Пока с меня оттирали масляную краску тампоном, окончательно надышался и впитал в себя пары медицинского спирта так, что стал совершенно пьяный и ничего не соображал, что со мной происходит. В таком виде мама привезла меня домой. Уложила спать в постель, где проспал целые сутки.
– Тебя наверно выгонят с училища? – сказала мне, мама, уходя утром на работу. – Зачем это ты полез туда? Тебе, что подвигов в горах и на равнине не хватает? Ты уже большой мальчик.
Ничего не сказал маме, только отмахнулся рукой и пошёл собираться в училище. Чувствовал, что мне сильно влетит. Возможно, что действительно с позором выгонят со строительного училища№5?
Так мне и надо. Вечно проявляю свой никому ненужный героизм. Кому нужны мои подвиги, от которых страдают люди.
Особенно моя мама. Теперь придётся искать себе какую-нибудь работу. Наверно пойду работать грузчиком на комбинат или на стройку убирать строительный мусор?
– Такую красивую трубу ты испачкал! Гордость Осетии испоганил! – возмущённо, закричал на меня директор строительного училища. – Опозорил наше училище на весь Северный Кавказ.
– Простите меня! Её ототру! – выпалил не раздумывая. – Труба будет ещё чище и красивее.
– Вот только этого делать не нужно! – растерянно, закричал на меня директор. – Хватит мне твоих подвигов. Теперь всё свободное от учёбы время будешь заниматься оформлением наглядной агитации нашего училища. Иначе, тебя выгоню из училища. Ты хотя бы о своей матери подумал…
Так мои способности в изобразительном искусстве в который раз спасли меня от наказания за мои очередные проделки. С этого времени ежедневно занимался оформлением наглядной агитации строительного училища №5.
Гулять меня отпускали только по выходным дням, когда все строительное училище закрывали под ключ.
В первый же мой выходной день от моего вынужденного заключения на все учебные и рабочие дни в строительном училище, наконец-то решил получить свою высшую точку наслаждения. Ведь никто кроме меня не залез на эту огромную трубу.
4. Чёрные глаза.
Почти неделю, после моего «подвига» на трубе, мы не могли собраться, чтобы обсудить наш спор с покорением трубы.
Пацаны должны были собрать деньги на покупку двадцати бутылок вина "Чёрные глаза". Таких больших денег у нас сроду не было. Надо было нам время на поиски денег.
– Может быть мы тебе постепенно деньгами отдадим? – предложил мне в столовой Тугаев Муртаз.
– Нет уж! Спор дороже денег! – принципиально возразил. – Никто вас не дёргал за язык вовремя спора. Мне ваши деньги не нужны. Спор, как четь офицера. Из-за спора вызывали стреляться друзей на дуэли. Стреляться мы не будем. Но двадцать бутылок вина "Чёрные глаза" разобьём.
Двадцать парней, участвующих в споре, собрались на центральной площади в Орджоникидзе, напротив памятника "Серго Орджоникидзе". У каждого парня в руках была бутылка тёмного вина "Чёрные глаза".
Тогда такая бутылка вина стоила пять рублей, как хороший коньяк. В то время как "Московская водка" стоила два рубля пятнадцать копеек. Но тёмное вино "Чёрные глаза" ценили намного больше, чем водку и коньяк.
Все пьющие считали, что такие вина, как "Абрау-Дюрсо", "Улыбка " и "Чёрные глаза", самый благородный напиток для дам и для интеллигенции. Эти вина стоили одинаково, пять рублей за одну бутылку.
Из всех трёх самых ценных и самых уважаемых вин мы выбрали самое тёмное вино "Чёрные глаза".
Нет, мы не собирались пить вино на центральной площади Орджоникидзе. Мы были безусыми юнцами.
Большинство из нас попробовали вино только через несколько лет спустя после этого случая, до службы в армии или, когда уже служили в армии. Но в этот раз мы купили это вино по условиям нашего пари.
– Откровенно говоря, мне тёмного вина не жалко. – тоскливо, сказал Сорокин Родион. – Мне жалко наши деньги. На эти деньги можно было купить ценную вещь или покушать жирный шашлык.
– Хватит тебе скулить! – одёрнул Родиона, Поспелов Виктор. – Надо было раньше об этом думать.
Мы выстроились с бутылками этого ценного напитка в середине площади на виду у всех присутствующих. Подняли в руках наверх над головой бутылки с дорогим вином и по моей команде, разбили бутылки с вином об камни центральной площади в Орджоникидзе.
Стоя в луже тёмного вина "Чёрные глаза", мы получили высшую точку своего наслаждения. Нас охватил восторг и праздник наших молодых душ, за такой наш протест против пьянства.
– Вот придурки! – воскликнул кто-то из толпы. – Лучше бы «накрыли поляну» нашим мужиками.
– Правильно сделали! – поддержали нас женщины из толпы. – Надо пьянству объявить войну!
Мы вопили так сильно во все двадцать глоток, что на наши крики приехал наряд милиции и нас тут же всех двадцать парней отвезли в отделение милиции. Там мы сказали, что таким методом открыли самую высокую трубу на всем Кавказе и выразили свой протест против пьянства.
Возможно впервые, поступили так во всём Советском Союзе? Мы также объяснили, что это праздник души. Так как мы тоже участвовали в строительстве этой самой огромной железобетонной трубе.
Кавказцы уважали такие прикольные мероприятия.
Тем более, что в эти дни вся Северная Осетия знала об открытии на заводе высоченной трубы.
Бригада строителей огромной трубы, в том числе и наша группа со строительного училища, были героями торжественных событий вокруг строительства самой огромной трубы на Кавказе.
Так что мы отделались угрозой пальцем со стороны милиции за беспорядок на центральной площади в Орджоникидзе в столице Северной Осетии.
– Откровенно говоря, – сказал капитан милиции. – Если бы мы были ровесники, то с другой стороны трубы была бы надпись моих инициалов. Сейчас при исполнении служебных обязанностей.
Нас заставили собрать все стекла от разбитых бутылок. Что же касается самого вина, то в этот жаркий день слетевшиеся птицы на лужу вина получили полное наслаждение, выпивая это вино.
После пьянки, птицы расселись на ближайшие памятники и обильно обгадили памятники наших вождей. Так тогда закончился один из самых грандиозных праздников наших юных душ.
Позже стало известно, что мои друзья не смогли полезть на эту трубу ни по трусости, а по той причине, что в тот день всю нашу группу пригласили строители трубы на шашлыки высоко в горы.
Поэтому никто из моих друзей не остался на заводе "Электроцинк", чтобы принять участие в покорении трубы. Тем более, парни думали, что в действительности заболел животом и ушёл домой.
По этой причине они были солидарны со мной и решили, что залезут на трубу сразу, как только обратно появлюсь на заводе. Моя надпись на этой трубе «ЧАС» красуется, наверно, до сих пор?
5. Поход на Дых тау.
Эта история никак не связана с праздниками происшедшими в моей жизни. Просто так обычная история, в которой имеются совсем необычные фрагменты, совсем необычных дней моей жизни.
На мой взгляд, эта история могла быть записана в историю открытий, которые совершило человечество. Но только о ней знают всего лишь единицы. Так как не каждый поверит и проверит, то, что произошло на самом деле.
Началась эта история просто и не обычно. За несколько месяцев до моей службы в армии. Большинство моих друзей были призваны на службу в советскую армию ещё весенним созывом. Остались только те, кто родился во второй половине года и должен был призваться на службу в армию осенью этого 1966 года.
По своему возрасту уже на два года пересидел призывной возраст. Постоянно получал отсрочки с призывом. Родственники и военком настаивали на том, чтобы больше учился, а служба в армии подождёт.
Мне не хотелось выделяться среди своих ровесников. Считал своим долгом служить в армии. Поэтому с огромным ни терпением ждал этого дня.
– Давайте, мы в последний раз сходим в горы. – предложил своим друзьям, у которых были повестки призывников на службу в советской армии. – Когда ещё мы сможем побывать в горах? Может быть, что после службы в армии мы больше никогда не сможем встретиться вместе?
Друзья согласились со мной. Мы тут же решили разработать план своего предстоящего похода в горы. Так как мы фактически излазили все окрестные горы, то нам хотелось выбрать такой маршрут, который проходили редко, а то и вообще никто не был на этом маршруте.
Но в пределах Северной Осетии не было, ни одной такой вершины, которую нам не пришлось, посетить хотя бы один раз. Не говорю об ущельях в наших горах, куда в течение каждого лета почти каждый выходной день ходили как на обычную экскурсию или на обычный пикник с шашлыками. Поэтому надо было искать место вдали от Северной Осетии, куда можно добраться пешком.
– Нам надо выбрать никем не покорённую вершину. – с надеждой, предложил Зандин Ефим.
– Лучше всего пойти на безымянную вершину. – поправил Абисалов Гамзат предложения Ефима.
– Так думаю, что непокорённых и безымянных вершин нет на всём Кавказе, – вмешался в советы Гелая Гиви. – Задолго до нашего рождения, все исследовано поклонниками гор и учёными.
– Давайте не будем спорить о предстоящем походе. – пришлось вмешаться мне в спор друзей. – Лучше внимательно посмотрим на карту Кавказа и обсудим все заинтересованные нас маршруты. Примем единое согласие по выбранному нами маршруту.
Друзья согласились с моим предложением. Мы тут же развернули на стол большую географическую карту. Разглядывая географическую карту Северного Кавказа, наш взгляд упал на вершину Дых тау.
Всему миру хорошо были известны вершины Кавказа, такие, как Эльбрус и Казбек. Но никто не обращал никакого внимания на вершину Дых тау, которая находилась между вершинами Эльбрус и Казбек.
В то время как вершина Дых тау была на триста метров выше вершины Казбек. Почему-то альпинисты эту вершину оставили без внимания. Почему так случилось, нам совершенно не было известно.
Даже совсем неизвестному местному любителю покорения вершин, покорялись вершины Эльбрус и Казбек, а оставили без внимания такую заметную вершину Кавказа.
Со стороны посёлка Казбеги, на вершину Казбек поднимались самые ленивые. От Казбеги можно было пройти пешком до вершины Казбек без всякого специального альпийского снаряжения.
