Мне вдруг вспомнились мои детские рисунки, которые я рисовала с мамой. Она рассматривала мои заснеженные избушки, смеялась, повторяя, что странные у меня мечты, и принц будет тоже странный, раз решил свой замок построить в глуши, подальше от балов и светской жизни.
Здесь не было ни единого признака жизни. Необитаемый остров, где нет законов. Но есть желание Ястреба.
Рванула по широкой расчищенной дорожке, куталась в пуховик, слишком поздно осознав, что мне не холодно. А ведь я полуголой выскочила, увидев его во дворе!
Замерла всего на мгновение, осмотрев свои ноги. А вместо коричневых в клеточку тапочек на ногах были дутые серебристые сапожки. Знала я этот бренд, знала и цену на них. Хотелось выбросить, пойти босиком! Но кому я сделаю хуже? Распахнула полы куртки, ощупывая кашемировый свитер с высоким горлом, плотные спортивные леггинсы Меня одели, как куклу, чтобы напомнить, кто тут хозяин! Захотят – оденут, перехотят – выкинут на обочину или в лес на лакомство волчатам.
– Ненавижу! – орала я, пуская безумие по макушкам деревьев. Вопила так, чтобы разрушить эту принадлежащую ему тишину, разбить спокойствие. Смотрела в бликующее от пламени камина окно и визжала. Знала, что слышит. Была уверена, что смотрит… – Ястреб, я тебя ненавижу!
И стоило мне прокричаться, как из-за резкого поворота выскочило желтое такси.
– Вы заказывали? – сухонький старик открыл окно, осматривая мое заплаканное лицо. – Вы Арина?
– Да… Но я не заказывала, да и денег у меня нет!
– Так оплачено же, – он усмехнулся и кивнул на заднее сиденье.
И я села. Хотелось просто убраться отсюда, сбежать, чтобы не чувствовать пристальный взгляд в спину. Хотелось раствориться, исчезнуть.
Для чего увёз? Почему дал уйти?
Зачем я ему, в конце-то концов?
Точно, зверь… Только не тот, кто челюсть вокруг твоей шее тисками сжимает, а тот, что кругами водит, пока ты в капкан не упадёшь, откуда уже будет не выбраться.
Дедок подпевал радийным песенкам, вилял по заснеженной трассе, везя в сторону рабочего посёлка «Рябинка». Печка дула теплом, меня даже разморило немного, веки стали слипаться.
Я представляла крошечную однушку, ощущала мягкость кресла, в котором было так приятно спать. Света обнимет, заварит чай и выслушает не потому что должна, а потому что настоящий друг. Слезы высохли, воспоминания о Ястребе стали блеклыми. Всё закончится. Непременно закончится… И я почти поверила в свою мантру, когда резкий вскрик водителя вернул в реальность.
– Чёрт! Вот это да!
Рванула корпусом, прижимаясь к передним креслам. Из горла вырвался крик… Чёрное небо раскрасило зарево пожара, будто северное сияние. Вокруг черного от гнили барака столпились жильцы, черные от копоти, а пожарные отчаянно пытались спасти эту рухлядь, что стала моим домом.
Старик притормозил, свернул к обочине, не решаясь проезжать дальше.
Еле передвигала ногами. Скулила и рыдала. Всё стало медленным, как в кино… Еле открыла дверь, вывалилась прямо в снег, еле передвигала ногами. Скулила и рыдала. Голоса людей превратились в гул горя, а здание почти полностью спряталось за языками пламени.
– Это ты! Ты во всём виновата! – внезапно со спины на меня кто-то набросился.
– Света? – её голос едва ли можно было узнать. Обычно спокойная, робкая, немного писклявая подруга сейчас вопила, как обезумевшая.
– Из-за тебя у меня ничего не осталось! – она сжимала руки на моей шее. Толпа была так увлечена пожаром, что на нас никто не обращал внимания. Всем было все равно… А моя подруга, ударив меня под колени, повалила в снег. – Ломается она… Ей чёрную икру на блюдечке приносят, а она нос воротит! Ты знаешь, как умер мой папа? Долго…Медленно. Мучительно… У меня на руках! У нас не было денег на лечение, на хоспис! Этот дом, пропахший его смертью, был единственным, что мне досталось! Осталось от семьи! Но ты и его спалила! Будь проклят день, когда я впустила тебя на порог. Убирайся, Арина! Убирайся! Только знай, что Ястреб тебя всё равно заберет, а теперь думай, сколько душ ты согласна погубить, барахтаясь в борьбе со стихией, что сильнее тебя? Сколько?
Рыдания мои превратились в истерику. Воспоминания об умирающей от рака мамы стали такими яркими, жгучими, будто вчера я видела её, больную, ослабленную. И дело не в том, на каких простынях умирать. У отца были деньги, но порой жизнь делает такой вираж, что богатые и бедные становятся равными в своих бедах. Нельзя откупиться от судьбы деньгами. Нельзя… Она тебя настигнет и в бараке, и в шикарной сталинке с видом на центральный проспект. Вот где нет тех, кто всегда кого-то главнее. И Света этого не понимала. Мы столько лет дружили, она оплакивала со мной маму, а сама копила злость… Виня меня во всем, что произошло в её жизни плохого.
Света сидела на мне, сжимала глотку и со всей силы била головой о землю. Я рыдала, выворачивалась, смотрела на горящий дом. Её слова лупили меня по живому. Я была растеряна, раздавлена, убита. И вдруг в этом хаосе зазвучал хриплый голос Ястреба. Его слова оставляли ожоги. Смотрела в лицо своей подруги и поверить не могла, что это всё может быть правдой.
«Грязнее всего оказываются те люди, что искренне пытались тебе помочь. Все хотят хорошо жить, вкусно есть и носить дорогое тряпьё, а особенно этого хотят те, кто этого никогда не имел».
– Ты… Ты… – ахнула я. – Ты с ним заодно! Эти шмотки, – я подцепила рукав её пуховика, которым недавно хвасталась Света, вернувшись из универа.
Говорила про стипендию, про премию и идиотскую скидку в семьдесят процентов за брак. Этот забитый деликатесами холодильник, новенький телефон, планшет. Она даже не пыталась скрываться, врать и прятать. А я верила! А я ей верила, пока она питалась с его руки…
– Да! И снова бы поступила так же. Я не росла на перине, у меня не было всего, что только в голову взбредет, и когда ты устроила тут целую драму, я даже посмеялась. Ты – дура… Да любая бы уже давно ублажала его, лишь бы не оказаться с голой задницей на морозе. Но Арина из себя чистую невинность строит, о морали говорит, о совести. Так где твоя совесть теперь? Ну? Тебе стыдно? Ты – тварь, набивающая себе цену. Я тебя сразу раскусила, Куликова. Сразу… И Ястребу твоему так и сказала, что стоит сильнее надавить, и ты сама к нему приползёшь! Ещё умолять станешь, чтобы пригрел, приголубил.
– Вы что! Ой, дуры девки, – таксист оттолкнул взбесившуюся Светку в сугроб, схватил меня за шкирку и потащил в машину. – Ишь, че удумали!
– У всех есть цена, Куликова! У всех!
– Только ты продаешься за бутерброды, – я рыдала, как ненормальная. Мне было так больно… Так жалко…. Я словно часть души потеряла! – Света, как же так? Как?
– И ты продашься, когда свернут твою шею лебединую. Послушай совета, не сопротивляйся, всё уже решено…
Глава 11
– Дуры-девки… Дуры! – шептал старик, усаживая меня в такси обратно. Он даже скинул снег с капюшона, отряхнул ботинки, а когда сел за руль, добавил температуру на печке, чтобы согреть. Меня колошматило от холода, зуб на зуб не попадал. Дрожала и сдерживала рыдания. – Куда тебя отвезти?
– Я не знаю…
Слёзы душили меня, убивали, забирали всю силу. Я словно в стену бетонную упёрлась. Смотрела на объятое пламенем здание и тонкую фигурку той, кого считала подругой, а внутри пусто было. Боль сжимала сердце, туманила разум, но даже через эту муть я ощущала предательство. Света… Она была для меня зазеркальем, миром, в котором не правят деньги. Миром, где господствуют любовь и твердое плечо семьи.
А что оказалось? Я все это придумала? При малейшей возможности моя лучшая подруга связалась с тем, кто хочет купить моё тело, мою душу! И по её глазам было видно, что угрызениями совести она не страдает.
Я снова пришла к тому, от чего ушла, вот только сейчас у меня не осталось ничего. Душа вдребезги, вещи и документы сгорели, а впереди – бесконечность неизвестности.
Руки машинально нырнули в карманы, а когда я нащупала твёрдую корочку, замерла. На моей ладони лежали паспорт, пачка денег и мой телефон. Я ничего не помнила, ничего не понимала. Ну ладно, паспорт и телефон могли остаться в пуховике, но откуда деньги? Провела пальцем по вспыхнувшему экрану телефона и взвыла в голос, вчитываясь в уведомление от незнакомого номера:
«Пока ты убеждена, что я зверь. Но тебе не кажется, что всё выглядит немного иначе? Порой в зверстве намного больше честности, чем в словах близких тебе людей».
– Ты учти, что я не могу всю ночь таскаться за тобой. Просто назови адрес, – вздохнул таксист.
– Вот, – протянула ему деньги, заглядывая в глаза, сама не понимая, для чего. Он же добрый? Все дедушки такие, ну не бросит же он меня здесь одну? – Пожалуйста, мне нужно время…
– Хорошо, – старик просто опешил от суммы, включил в салоне свет и стал просвечивать банкноты, но после четвертой успокоился, спрятал во внутренний карман и тронулся с места.
Листала телефонную книжку, набирая наобум тех, кто когда-то был своим. Часть бывших друзей заблаговременно заблокировали мой номер, часть скидывали вызов, в числе которых волей судьбы оказалась и родная сестра. Но мне уже было не больно.
Из головы никак не выходили слова Ястреба. Что он хотел сказать? Что не так уж и плох в своей откровенной подлости?
Бред!
Остался последний человек, которому можно было позвонить. Тут уж не до гордости и не до попытки отстоять свою жизнь, мне даже переночевать негде! Все мои хвалёные друзья, двоюродные сёстры… Они ВСЕ вычеркнули меня из своих благополучных жизней, как прокаженную.
А почему?
Потому что у отца ничего не осталось? Так на моём месте может оказаться каждая. Нет… Не может. Они с радостью прыгнут в постель мужика, на которого укажут отцы, и снова будут запивать икорку игристым, не мучась моралью и совестью.
Ткнула в номер отца и, затаив дыхание, стала слушать длинные гудки.
– Ариша! Дочь! Что-то случилось? – он орал в трубку, пытаясь перекричать голос диктора, объявляющего посадку в самолёт. – Я чувствовал, что-то произошло. Чувствовал!
– Пап… Ты где? – старалась не расплакаться, потому что услышать голос отца было совсем непросто. Горло сжимало спазмом, хотелось рыдать, хотелось спрятаться на его плече и просто поскулить, как заледеневшему щенку. – Мне некуда идти!
– Дочь, я вернусь в среду! Слышишь? В среду! Мне срочно нужно уехать, чтобы решить проблемы. У тебя есть деньги?
– Да…
– Езжай в гостиницу, пока меня нет. Я вернусь, и мы всё обязательно решим.
– Пап, я не пойду за него замуж! – взвыла я, выпуская страх, от которого уже было не спрятаться за бравадой. Он знает обо мне всё! Знает, где я, с кем я! И ощущение, что от него не спрятаться, просто убивало.
Быть может, он и сейчас следит за мной?
Я начала оборачиваться, всматриваться в снежную взвесь, но кроме нас на трассе никого не было. И вдруг страшно стало… Старик тоже засуетился, особенно после моих слов про замужество. Все чаще встречала его взгляд в зеркале заднего вида. И там читалось далеко не сочувствие.
– Арина, мы всё решим…
Отец что-то ещё пытался сказать, но связь оборвалась, и дозвониться во второй раз я не смогла.
– Мне нужно выйти, – прохрипела таксисту, указывая на пустую парковку возле торгового центра. – Я не могу дышать!
– Горе луковое, а не девка. Ты что ж такая бедовая-то? – вздохнул старик, но притормозил. Выскочила на мороз и стала глотать ледяной воздух, как спасительную пилюлю. А когда смогла остановить истерику, услышала шорох колёс.
– Да вы издеваетесь! – взревела я, зачем-то пытаясь догнать уезжающее такси. Но старик оказался вежлив, поэтому просто поморгал мне аварийками и скрылся за поворотом.
И вот теперь стало жутко. У меня не было будущего. Оно оборвалось, оставляя позади роскошь шелков, а впереди – тьма. Но ведь отец обещал? Он вернется, и все будет по-прежнему!
Шла по заснеженному проспекту, ловила языком снежинки. Одна… Без смысла, цели и надежды на завтрашний день. Мне было страшно думать о безликом стерильном отеле, было гадко от самой себя, от безысходности, о тупике, в котором оказалась. Жалела себя, поглаживала по плечам, пытаясь успокоить. Что-то внутри бесновалось, забирало спокойствие, уверенность.
А когда упёрлась в смутно знакомое здание, в голову пришла мысль. И вдруг тепло стало, спокойно… И почему я раньше о нём не подумала? Достала телефон и буквально на последних процентах аккумулятора сделала звонок.
– Рустам, привет! Прости, что так поздно, – стыд буквально сжирал меня! В столь безвыходной ситуации я ещё ни разу не оказывалась. Думала, что труднее всего будет выживать, работать, привыкать считать деньги. Но оказалось… Оказалось, что труднее всего просить помощи у людей, что когда-то были статусом ниже тебя.
– Арина? Я переживал за тебя! Ты не ходишь в универ, что случилось?
– Мне некуда идти, Русик, некуда…
– Ты где?
– У твоего дома, – обессилев, я припала спиной к скрипучим качелям и закрыла глаза. Выдыхала горячий пар, ощущала, как на лицо ложатся крупные хлопья снега. Двор был пуст, лишь эхо моих всхлипов отскакивало от бетонных стен и кружилось, радуясь моей беде.
– Я сейчас…
Он отключился, а через несколько минут подъездная дверь открылась. Мой друг, с которым мы болтали на парах, а после ходили в кино и театр, был всегда ко мне добр. У него нет причин для зависти, нет повода для подлости. Хотя у Светки их тоже не было. Так я считала до сегодняшнего дня.
Ведомая внезапным порывом, рванула в его объятия и в очередной раз расплакалась. Он что-то шептал, гладил по волосам, поправлял шарф и помогал подниматься по лестнице. А когда мы вошли в квартиру, он помог снять одежду, усадил на стул и до утра поил горячим чаем, слушая то, что должны были услышать родные и близкие мне люди. Но их не оказалось рядом…
И я снова легла в новую постель в новом доме, с полным ощущением опустошения.
Мне снились страшные сны. Картинки пламени в большом камине, его рука, свисающая с бархатного подлокотника, перстень с черным камнем и ровный голос, схожий своими переливами на звуки рояля. Их нельзя забыть.
Глава 12
Температура стала спадать, мысли уже не путались, в пот не бросало. Грипп, с которым я слегла в ту же ночь, когда оказалась у Рустама, стал отступать. Боль в мышцах прошла, и я вновь смогла думать. Правда, смысла в этом было мало.
Телефон отца молчал, отфутболивая холодом автоответчика, зато Ястреб писал, как по расписанию. Утром, днём и вечером. Да так точно, будто будильник заводил.
Говорят, если человеку каждый день повторять, что он собака, то рано или поздно он начнёт выть. Выла я уже давно, правда, по ночам, но зато в нужный час брала телефон в руки и ждала.
В сообщениях не было угроз, не было агрессии, не было того, что заставит ненавидеть его ещё больше! Они стали привычной рутиной.
Понимала, что дрессирует. Но самое гадкое было в том, что его сообщения – единственное, что осталось от внешнего мира.
Бродила по небольшой, но чистой и довольно стильной квартире Рустама. С утра уже прибралась, приготовила обед, наивно полагая, что суп сможет исправить мое ненужное в его жизни присутствие.
Рустам жил один, я машинально обратила внимание на квитки за коммуналку, обнаружив в графе собственника его фамилию.
Странно, я всегда думала, что он приезжий. На первом курсе мы даже отмечали его день рождения в университетской общаге, а на втором он стал работать и снял эту квартиру. Выходит, не снял?
– Арина! – входная дверь хлопнула, останавливая моё сердцебиение. Я как воришка спрятала квитки в ящик комода и выдавила улыбку.
– Привет, Русик.
– Ты встала? Тебе ещё лежать нужно, – он охнул и махнул картонной коробкой из кондитерской. – Бледная, тощая, слабая. Ужас, Куликова!
– Ну, ты не преувеличивай тоже, – рассмеялась и проглотила слюну, потому что увидела свои любимые эклеры с фисташками. – Я суп сварила с домашней лапшой. Будешь? Ты уж прости, что похозяйничала у тебя на кухне.
– Конечно, – друг даже замер на мгновение, а потом скинул пуховик, вручил коробку и пошел мыть руки. – Тысячу лет не ел домашней еды. Раньше хоть бабуля приезжала побаловать студента, а теперь приходится питаться пиццей и бич-пакетами.
– Давай ешь, – я от души налила ему своего фирменного супа, нарезала хлеб и села напротив. Сжимала ладонями горячую чашку чая, наблюдая, как беснуются чаинки на её дне. – Как в универе дела?
– Нормально, – он отмахнулся от моего вопроса, понимая, что радости его ответ мне не принесёт. – Слушай, а у меня для тебя подарок.
– Для меня? – я даже рот открыла от изумления. – Ты что? Я и так у тебя спальню отжала. Ещё и подарок?
– Мой друг открывает пиццерию. Набирает команду с нуля, чтобы не пришлось потом переучивать. Я договорился, Ариш. Начнёшь с официанта, а там и до администратора дорастешь, – Русик достал из кармана буклет с приглашением на работу и короткой анкетой.
– Русь… Спасибо!
– Он согласен не устраивать тебя официально, пока ты не решишь свои проблемы. Обучение начнётся послезавтра, а пока обещай, что будешь лечиться.
– Неофициально?
– Ну да, – он махнул плечами и убрал со стола тарелку. Включил чайник, достал блюдца и разложил эклеры. – Ты же думаешь, что тот придурок тебя вычисляет?
– В смысле – думаю? Ты что, мне не веришь?
