Евгения Кали "Заблуждение. Реальная история созависимости"

Заблуждение. Реальная история созависимости
Евгения Кали

Эту книгу я начала писать, выйдя из созависимых отношений длиною в 10 летБез дохода и жилья, с двумя детьми в чужой стране.Она стала моей терапией.И я уверена, что она станет терапией для многих женщин, подвергающихся насилию со стороны близких и партнером.Посвящаю эту книгу своей маме и своим детям.

Евгения Кали

Заблуждение. Реальная история созависимости

28

“Равновесие химии тела и психики – это и есть счастье”

– Если сейчас выбросишь 6 на кубике, достигнешь космического сознания. Но если забудешь о необходимости действовать и выполнять свою дхарму, захлебнувшись в ощущениях счастья, то снова проскочишь эту клетку, – объясняет Актриса.

– Но я так и не поняла, в чем моя дхарма, – возражаю я, смотря на поле Игры, в которую мы играем.

В центре поля в позе лотоса сидит Шива. В одной руке он держит змею, в другой стрелу.

И все поле населено змеями и стрелами.

– На предыдущих клетках тебе показали, что ты свернула со своего пути

– Знаешь, я бы взяла перерыв

Актриса возвращает мне мое помолвочное кольцо, которое служило символом в игре.

В этот момент я просыпаюсь.

На меня смотрит статуэтка Белой Тары. Смотрит всеми своими глазами.

Семиглазая…

***

Мое первое воспоминание. Дайте подумать.

Вообще-то я не должна этого помнить. И меня даже почти убедили в том, что это был сон. Почти.

Мне еще нет и года. Я не умею ходить, только ползаю.

Ползу по ворсистому ковру какое-то время, а потом неожиданно оказываюсь на холодном линолеуме.

Из глубины темной в любое время дня прихожей какое-то невидимое нечто вдруг хватает меня за ногу и тащит к себе. Пытаюсь вырваться, но, видимо, делаю это так нелепо, что две женщины на кухне смеются, глядя на меня. Вырываюсь и ползу к ним, на свет.

Смотрите-ка, одна из них та, что часто прижимает меня к себе, а вторая маленькая и хрупкая, все время крутится где-то рядом.

Потом я узнаю, что первую зовут мама, а вторую Настя, и это моя старшая сестра.

Мне 3, и я умею говорить. И мне все время хочется, чтобы мама говорила мне, как сильно она меня любит и просила прощенья.

– Паси пасенья! – важно восклицаю я, вырываясь из ее рук. И она смиренно улыбается и извиняется.

А мне одного раза мало.

И она снова извиняется.

Такая у нас игра.

***

Я сижу на руках у какого-то дяди. У него изо рта невкусно и резко пахнет. Я не знаю его, но мне не страшно: к маме в гости часто приходят какие-то шумные люди, они всегда пьют что-то из стаканов причудливой формы, но мне не дают. Мама говорит, что это для взрослых. В этот раз мама как-то по-особенному взволнована. Она подскакивает с кресла, ее лицо краснеет и глаза становятся мокрыми. И, прежде чем я успею до нее дотянуться, чтобы схватить и никуда не отпускать, она выбегает из комнаты. Дядя держит меня своими большими крепкими руками и приговаривает: – Тихо, тихо, тихо…

Потом грохот и чьи-то крики.

Я хочу к маме.

А потом все как во сне.

Маму вынимают из петли, в которую она зачем-то засунула свою голову. Хлопают по щекам, и она открывает глаза.

***

…Мне около четырех. Я, крепко держась за руку сестры, вхожу в набитое людьми помещение. Все они столпились и смотрят в одну сторону. Интересно, что там такое? Я встаю на носочки, но эти большие угрюмые люди в темных одеждах закрывают весь обзор.

Меня потихоньку подталкивают в центр. Нахожу там бабушку, сидящую на стуле, и залезаю ей на руки. Ее лицо бледное и осунувшееся, а на голове платок. Она надевает платок и мне и спрашивает: “Хочешь посмотреть на маму?”

Конечно, хочу. Она показывает пальцем на большую темную коробку, похожую на кровать и подталкивает меня к ней. Так вот куда они все смотрят…

Голоса вокруг стихают.

Я подкрадываюсь к коробке, осторожно заглядываю в нее и вижу чье-то лицо. То, что, наверное, когда-то было лицом. А теперь лежит тут с покрытыми пудрой и вуалью синими опухшими  глазами.

Вуаль как сетка, чтобы лицо, которое словно собирали заново, снова не распалась на части.

Всматриваюсь внимательнее, и вдруг пронзает ошеломительным узнаванием:

– Мама?!

"Прости меня," – шептали вот эти самые губы снова и снова ещё вчера.

Вспышка, а потом я рассматриваю и черно-белую фотографию с маминых похорон, где я заплаканная и напуганная сижу на руках у бабушки.

18

Я живу на подоконнике.

На подоконнике своей большой и темной в любое время суток, комнате.

Здесь у меня есть все, даже холодильник.

Выходить приходится только в магазин или туалет.

В моем холодильнике ничего нет, кроме банки с бабушкиным вареньем.

И эта банка будто подчеркивает мое одиночество.

А еще его подчеркивают сотни бычков в горшках с цветами.