Марика Полански "Любовница Черного Дракона"

– Что с вашими родителями, Нарцисса?

Она небрежно повела плечами и вскинула подбородок.

– Они в разводе. Уже давно. Меня воспитывала тётя.

– А ваша матушка? Где она?

Нарцисса поджала губы. Она не любила разговоры о семье. Особенно после того, как ей дали понять – она лишняя. И все же пришлось ответить:

– С ней приключился тяжёлый нервный срыв. Она уже десять лет живёт с моей старшей сестрой и её мужем. Мы практически не поддерживаем отношения.

– А отец? Что с ним?

– Катастрофа, – печально ответила Нарцисса и вздохнула. – С ним произошла настоящая катастрофа.

– Тоже тяжёлый нервный срыв?

– Хуже. Он повторно женился. А это значительно хуже, чем любой нервный срыв, – госпожа Ливингстон убрала прядь волос за ухо и драматично вздохнула: – Отцу наплевать, что происходит в моей жизни. Он готов выдать меня замуж хоть за волкодлака, лишь бы не отвлекаться от своей новой семьи.

Несмотря на показную сдержанность, в последней фразе всё же просочилась тихая горечь. В обществе не принято жаловаться на семью. Это верх невоспитанности. Однако Нарциссе стало всё равно. Хотелось убраться из кабинета, подальше от Дрейка и забыть о встрече, как о страшном сне.

За окном покачивались желтеющие листья клёна. Промелькнула фигура садовника в соломенной шляпе. Ничего, не получится с лордом Валлори, можно попытать счастья в другом месте. Только бы выжить!

– Хорошо, я подпишу бумаги о попечительстве, – Натаниэль не сводил с Нарциссы пристального взгляда, и та невольно выпрямилась на диване. – Но с тремя условиями. Первое: вы не покидаете покоев, когда ко мне приезжают друзья. В ваших интересах оставаться там до их отъезда. Иначе я не ручаюсь за вашу безопасность. Второе: вы не поднимаете темы прошлого.

– А третье? – нетерпеливо спросила Нарцисса.

Дрейк сдержанно улыбнулся:

– Вы становитесь моей любовницей.

***

Он с ума сошёл! Сбрендил! Рехнулся! Но это не оправдывает его скотского поведения.

Натаниэль раздраженно отшвырнул в сторону письмо от Николаса Хардинга, главы Эрвендейла, откинулся на спинку кресла и, сплетя пальцы на груди, закрыл глаза. Прошло не более часа, как госпожа Ливингстон уехала в сопровождении Мартина Сэвиджа, но кабинет всё ещё хранил едва уловимые нотки тёплого розмарина и терпкого бергамота. Дрейк внезапно поймал себя на том, что вдыхает воздух с жадностью гончей, напавшей на след косули.

Выругавшись про себя, Натаниэль резко поднялся и принялся мерить шагами кабинет. Прокля?тая драконья кровь! Едва стоило ввалиться Нарциссе в комнату, как в глазах на мгновение потемнело, сузив пространство лишь до тёплой мерцающей точки в дорожном платье и с покрасневшими от смущения щеками. Как она была мила! Такая хрупкая, беззащитная и такая отчаянная.

Дракон внутри просто взбесился. Он рвался на свободу, взывал к инстинктам древних предков, требовал взять своё здесь и сейчас. Ему были неведомы ни моральные устои, ни законы и правила общества.

Натаниэль прикрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Иногда он завидовал простым людям: их подсознание не могло никого убить, в одно мгновение превратившись в чудовище, способное разрушать целые города. Когда-то давно предки драконорожденных усмирили звериные ипостаси, подчинили воле разума. Некоторые находили общий язык со своими драконами, используя их силы во благо. Вот только Дракон Натаниэля не считался с мнением хозяина. Он долгое время пребывал в молчании, не выдавая своего присутствия, и Дрейк даже испытывал нечто вроде облегчения. Но зверь пробудился и теперь терзал его изнутри, требуя освободить от оков человеческого обличия.

Давать свободу Дракону было опасно, а подавить невозможно –  всё могло закончиться плачевно. И для Нарциссы, и для Натаниэля, и для всех находящихся в доме. Дракон вырвался бы наружу, разметал бы дом, как труху, и, схватив девчонку, отправился бы в Драконий Чертог – последнее пристанище потомков драконьего рода.

Зверя нельзя подавить, но с ним можно договориться. Госпоже Ливингстон необходимо убежище? Хорошо. А ему, Дрейку, нужно, чтобы зверь сидел тихо и не пытался вырваться. Он обычно не пользовался положением в подобных случаях, предпочитая, чтобы женщины сами приходили, но это было исключение.

И тем не менее сделалось гадко, будто помоев нахлебался.

«С ней что-то не так», – подумал Натаниэль. Остановившись перед окном, он выглянул в сад. Маленький Сандро в соломенной шляпе возился с кустом заозёрских роз. Секатор порхал между стеблями, убирая увядшие соцветия и пожелтевшие листья. Ещё немного – и сад превратится в унылый участок с голыми каменными горками и вечнозелёными туями.

Чем не сад в Драконьем Чертоге? Воспоминания о родных краях отозвались глухой болью.

Когда-то у него было всё. С тех пор прошло почти двадцать шесть лет, и Дрейк не стремился возвращаться к старой жизни. Его всё устраивало в новой. Особенно возможность забыться. Появление девицы в его размеренной жизни не сулило ничего хорошего. Маленькая, с большими, полными отчаянной смелости глазами, в ней таились силы, о которых она и сама не знала.

Ведьма.

Дрейк чётко уловил магическую ауру, тонкую, серебристую, обволакивающую Нарциссу с ног до головы, подобно кокону. Но почему тогда нет опознавательных знаков? И почему Дракон так отреагировал на нее?

– Что же тебя пробудило? – задумчиво пробормотал Натаниэль, слепо глядя перед собой. – К твоим услугам женщины королевского двора и элитных борделей. А тебе подавай ведьму. Не особо симпатичную и не в меру любопытную. Чем же она тебя зацепила?

В дверь деликатно постучали.

– Да? – отозвался Натаниэль.

– Пришла леди Блекхарт, ваша светлость, – услышал он деликатный голос дворецкого Стивена.

Мысли об утренней встрече тотчас испарились будто их и не было вовсе. Бросив из-за плеча взгляд на дворецкого, Натаниэль едва заметно кивнул головой.

– Проси.

Когда погибла Лилибет, привычный мир рухнул, разбиваясь на мелкие осколки. Вместе с ней умерло и его сердце. Дрейку казалось, что ни одна женщина больше не сможет заменить его любимую жену. Однако случайная встреча с Аннабель стала для него целительным глотком. Она не могла полностью изменить прошлого, но рядом с ней Натаниэль чувствовал себя легко и спокойно, будто и не было тех страшных лет, наполненных болью, унижениями и горьким одиночеством в сырых штольнях Черных Болот.

Дрейк выкинул из головы мысли о Нарциссе Ливингстон и сел за стол. Появление Аннабель было куда более приятным событием, и в глубине души Натаниэль почувствовал искреннюю радость.

Через несколько секунд негромко скрипнула дверь, послышались шаги и терпковатый аромат симальской туалетной воды и ахмантуса коснулся ноздрей Натаниэля.

– Я боялась, что не застану тебя дома, – нежно проворковала Аннабель, едва за ее спиной захлопнулась дверь. – По столице поползли слухи, что ты собрался возвращаться в Драконий Чертог.

– Слухами земля полнится, Аннабель, – Натаниэль сдержанно улыбнулся и, откинувшись спинку кресла, похлопал по подлокотнику. – Что привело тебя?

Приподняв изящную бровь, Аннабель чуть поджала пухловатые губки, будто её оскорбил жест Дрейка, и с достоинством королевской особы опустилась на стул. Черные блестящие волосы были уложены. Пара локонов кокетливо выбилась из-под шляпки, оттеняя белоснежную кожу длинной шеи. Непозволительно глубокое декольте подчеркивало красивую ложбинку между грудей, непроизвольно притягивая взгляд.

Натаниэль поймал себя на мысли, что разглядывает Аннабель так, словно впервые увидел её. Леди Блекхарт была не просто обворожительна, в ней таилось нечто такое, что не могло оставить равнодушным ни одного мужчину. Она пробуждала и нежность, и страсть. Каждый раз, когда Натаниэлю казалось, что он наконец-то узнал её полностью со всеми достоинствами и недостатками, она открывалась с новой стороны. Порой с весьма неожиданной, и это дурманило разум сильнее любого вина. Такую женщину хотелось присвоить и никому не отдавать.

– Энтони уехал в Берентон, – произнесла Аннабель и небрежно повела плечами, и зеленые глаза сверкнули лукавым огоньком. – Его не будет до конца следующей недели.

Энтони, лорду Блекхарт, было немногим за сорок, однако он выглядел значительно старше. В обществе он снискал славу карточного шулера, бретёра и распутника. В приличные дома его пускали нехотя, опасаясь за имущество и дочерей. Однажды Дрейк как-то с откровенным равнодушием заметил, что если лорда не убьёт сахарная болезнь, то это сделают или тяга к распутству, или партнёры в покер, или очередная дуэль.

Отец Аннабель разорился, и, желая поправить свои финансовые дела, выдал дочь замуж за Блекхарта. Пусть лорд вел жизнь, осуждаемую обществом, но он был баснословно богат. И это сыграло решающую роль. Большую часть года супруги жили раздельно: Аннабель наслаждалась столичной жизнью, в то время, как сам Энтони предпочитал проводить время в Берентоне, славящимся своими игорными заведениями и блудными домами.

Дверь распахнулась. Серебряный поднос с кофейником и парой фарфоровых чашек опустился на стол, и дворецкий покинул кабинет также бесшумно, как и вошел.

– Не понимаю, что тебя держит возле Блекхарта, – после недолгого молчания произнес Натаниэль и, разлив кофе по чашкам, подал одну из них Аннабель. – Давно бы стала моей женой.

Уголки его губ горестно дрогнули книзу. Он и так прекрасно знал, что ответит Аннабель: общество не примет ни ее развод, ни их брак. Какой бы скандальной ни была репутация лорда Блекхарта, но он был более приемлемой партией для юной красавицы, нежели бывший каторжник-женоубийца. «Даже несмотря на то, что этот каторжник когда-то был министром магической безопасности и продолжает оставаться хозяином Драконьего Чертога», – с горечью подумал Натаниэль. Общество на многое может закрыть глаза, но только не на мезальянс женщины благородного происхождения и человека, чья репутация безнадежно испорчена.

– А как же твоя новая подопечная? – наклонив голову набок, чуть насмешливо спросила она.

Вопрос поставил в тупик Дрейка. Вряд ли Сэвидж успел рассказать о том, что Натаниэль подписал документы о попечительстве. Тогда откуда она узнала об этом.

– Я видела сегодня Сэвиджа в компании одной девицы, которая выходила из твоего дома, – Аннабель не сводила с лица Дрейка внимательного взгляда, от чего тому показалось, что она пытается проникнуть в его мысли. – Вряд они приехали за твоим благословением на брак. На попрошайку тоже не похожа. На публичную женщину – тоже. Значит, она приходила за чем-то другим. А что нужно женщине с ее внешностью от мужчины, у которого слава опасного преступника? Скорее всего бедняжка искала покровительства.

Аннабель изящно взмахнула рукой и довольно улыбнулась, видя, что ее предположения оказались верными. Натаниэль рассмеялся. Определенно, леди Блекхарт была проницательна и умна, и это вызывало еще большее восхищение.

Поднявшись со своего места, Натаниэль подошел к ней, мягко отобрал чашку с кофе и рывком поднял со стула. От неожиданности Аннабель ойкнула и уперлась ладошками в его грудь. «Пусть сопротивляется», – промелькнуло в голове Дрейка. К черту и ее муженька, и общественное мнение. Он целовал ее так, словно боялся, что она вот-вот исчезнет. Ее губы были мягкие и сочные, с едва уловимыми вкусами миндаля и яблока. Его руки с нежностью скользнули вдоль стройной женской спины. Натаниэлю вдруг показалось, что он вот-вот окончательно потеряет контроль. Однако Аннабель внезапно оторвалась от него и осторожно высвободилась из объятий.

– Оставь пыл на ночь, – лукаво подмигнула она и, подхватив упавший на пол ридикюль, неспешно направилась к двери. – Я буду ждать тебя.

Когда она вышла из кабинета, Натаниэль вдруг почувствовал, как в груди запульсировала пустота, будто Аннабель забрала сердце с собой. Ему хотелось броситься вслед за ней, но он прекрасно знал: сделай он так, и леди Блекхарт не пустит его в свой дом. Она любила, чтобы играли по ее правилам, и Натаниэлю это казалось не больше, чем очаровательным женским капризом.

Но сейчас это вызвало у него глухое раздражение. Только вот почему так, Дрейк и сам не смог понять.

Впрочем, побыть одному ему не дали. Едва стоило уйти Аннабель, как через несколько секунд послышались шаги и тяжёлое сопение.

– Чёрт бы тебя побрал, Дрейк! – прогромыхал Джей Валейнтайн, граф Сен-Пол. – Уорвен тебя потерял. Сегодня вечером ожидается грандиозная игра. И все хотят, чтобы ты присоединился.

Сен-Пол был молодым грузным парнем с начинающейся лысиной и склонностью к азартным играм. Несмотря на свою тучность, граф был довольно энергичным человеком, который и дня не мог прожить без того, чтобы не оказаться в центре скандала. В прошлый раз Дрейку стоило немалых усилий, чтобы отговорить барона Сен-Ричардсона стреляться с Джеем, когда тот имел неосторожность обозвать барона шулером.

– Не поверю, что ты вытащил свою тушу из заведения мадам Фани, чтобы сообщить об этом, – холодно усмехнулся Дрейк, пристально разглядывая визитёра. Бросил быстрый взгляд на часы и добавил: – Слишком рано. Я ещё не освободился.

От чего конкретно не освободился, он уточнять не стал.

– Сегодня будет Алек Витторн, барон Сен-Ричардсон, – граф подался вперёд, и блёклые глаза лукаво заблестели. – Он хвастался, что привёз с Нетландских островов амулет, заговорённый на удачу.

Дрейк иронично приподнял брови. Если он воздержится сегодня от спиртного, то оставит Сен-Ричардсона без последних сапог. И тут не помогут ни островные амулеты, ни артефакты, ни бабкины заговоры.

– Поспорили с Уорвеном, что ты будешь за столом, – Сэн-Пол потряс толстым пальцем в воздухе и снова провёл платком по лицу. – Я не собираюсь терять состояние. И если надо, волоком притащу и посажу тебя за стол.

Значит, все уже решили за него. Первым порывом было отказаться, но, поразмыслив, Натаниэль согласно кивнул.

– Ладно. Нельзя жертвовать твоим состоянием. Приеду к десяти. Будь другом, попроси Стивена принести мне джин.

Валентайн скривился, будто ему приказали прыгнуть в выгребную яму.

– Ослиная моча и то лучше, – он поднялся и вразвалочку направился к дверям.

– Тебе виднее, Джей, – язвительно заметил Натаниэль. – У тебя больше опыта в распитии экзотических напитков.

Замечание достигло цели. Однако Сен-Пол, бормоча что-то нелестное в адрес Натаниэля и пойла для каторжников, покинул кабинет.

***

– Ваш дом, госпожа Ливингстон, – голос Сэвиджа выдернул Нарциссу из размышлений.

Она моргнула и потерянно огляделась. За окошком экипажа выросли кирпичные здания Липовой улицы. Соседские дети играли в салочки, радуясь последним тёплым дням, а на пороге булочной стоял пекарь и сердито попыхивал трубкой, наблюдая за весёлой ребятнёй. Окинув взглядом экипаж, он равнодушно сплюнув себе под ноги и скрылся за стеклянной дверью.

– Надо же, – пробормотала Нарцисса – Я даже не заметила, как мы приехали.

Сэвидж медленно кивнул.

– Разумеется. Вы были так погружены в свои мысли, что даже не моргали, – он вытащил из кармана часы и продолжил: – Сколько вам нужно времени, чтобы собрать вещи?

– Не знаю. Может, часа три – четыре. У меня не так много вещей! А что?

– Я заеду за вами к восьми вечера. А после мы отправимся обратно к лорду Валлори.

– Обратно к лорду Валлори? – взволнованно переспросила Нарцисса. – Я думала, что…

– Что вы будете по-прежнему жить отдельно, имея на руках бумаги о попечительстве? – Сэвидж спрятал часы и, заломив бровь, прохладно улыбнулся. – Позвольте мне кое-что прояснить, госпожа Ливингстон. Лорд Валлори знает барона де Виньи, как никто другой. С самой непривлекательной стороны. Поэтому милорд согласился помочь. Он прекрасно знает, что де Виньи не остановят какие-то бумаги. То, что барон держал себя в рамках приличия, не отменяет факта, что вам угрожает опасность. Мой вам совет – прислушивайтесь к тому, что говорит лорд Валлори. Он человек чести, и если дал слово защитить вас, то будьте уверены, милорд это сделает. Всего хорошего, госпожа Ливингстон.

Экипаж Сэвиджа направился в сторону столичного центра, а Нарцисса растерянно смотрела вслед, пытаясь прийти в себя.

Просто невероятно! Больше всего она боялась, что Валлори откажет. Ведь какое ему, потомку Чёрного Дракона, дело до девицы из приличной, но небогатой семьи?

Но Натаниэль согласился. Наблюдая, как Чёрный Дракон подписывает документы, Нарцисса почувствовала облегчение. Вот она, свобода! Наконец-то она сможет избавиться от преследований де Виньи, а заодно обдумать, как обустроить свою жизнь в будущем. О цене, которую придётся заплатить за эту свободу, Нарцисса предпочитала не думать.

Этого бы могло и не случится, если бы Эржабет не представила её Мартину Сэвиджу. Нарцисса с тёплом подумала о модистке. Они познакомились на картинной выставке, где разговорились о влиянии религии на современное искусство. Сошлись на том, что искусство нельзя поместить в рамки. Иначе оно теряет свою главную прелесть – пробуждать чувства. Убери их, – и не останется ничего, кроме скупой механики.

Что ж, вещи она всегда успеет собрать. Перейдя дорогу, Нарцисса поспешила в сторону Ивовых Аллей.

Салон мадам Пинкертон стоял особняком среди прочих ателье на Ивовых Аллеях. Он притягивал внимание своей сдержанной роскошью и изяществом. Большие окна были зашторены, но сквозь щёлочки между плотными портьерами на тротуар лился мягкий, тёплый свет и мелькали силуэты работников. Салон работал с утра и до позднего вечера, а перед бальным сезоном – и вовсе круглосуточно.

Приветственно звякнул колокольчик, висящий над входной дверью. Подобно сказочному джинну в холле появился высокий, сухопарый Луи, затянутый в тёмно-зелёный жилет. Увидев Нарциссу, он доброжелательно улыбнулся и приветственно наклонил голову.

– Добрый день, госпожа Ливингстон. Чем я могу служить?

– Здравствуйте, Луи. Подскажите, пожалуйста, где мадам Пинкертон?

Вместо ответа помощник Эржабет тряхнул белёсыми волосами и сделал изящный жест рукой, приглашая проследовать за ним.

Нарциссе нравился салон. Проходя между цехами, она слышала ритмичный гул швейных машинок и деловитые перекрикивания белошвеек. Всё работало чётко, отлажено, как единый механизм, чтобы к назначенному сроку обрадовать очередную графскую жену или дочку идеально пошитым платьем, которого нет ни у кого в столице. Но больше всего Нарциссу притягивала неуловимая таинственность салона. Здесь всё было по-другому, но она не могла объяснить, почему возникает такое чувство.

– Боленские кружева больше не в моде, девочки, – услышала Нарцисса зычный голос модистки из-за двери. – Нужно укоротить рукав, вы же не смирительные рубашки шьёте. Что это? Уберите к дьяволу турнюр! Что значит «на него спрос»? Мы для чего делаем платья? Чтобы женщины выглядели красиво не только в своих глазах, но и в глазах мужчин! Вы за кого принимаете мужчин? За кентавров, которых привлекает лошадиная задница? И уберите эти нелепые рюши с лифа. В конце концов, у нас одеваются благородные дамы, а не шлюхи из квартала Роз!..

Луи проскользнул в швейный цех. Через пару минут дверь распахнулась, и на пороге появилась сама Эржабет.

– Нарцисса, дитя моё! – Мадам Пинкертон заключила Нарциссу в дружеские объятия и расцеловала в обе щеки. От неё пахло симальской пудрой и терпкими древесными духами с нотками лимона. – Как я счастлива тебя видеть. Признаться, я начала переживать за тебя. Как ты?

– Великолепно. Всё прошло лучше некуда.

Эржабет восхищённо приоткрыла рот, но тотчас закрыла, лукаво прищурилась и, театрально щёлкнув пальцами, махнула рукой.

– Луи, принеси госпоже Ливингстон ахмадский чай с двумя дольками лимона и тремя ложками сахара. Мне – северского пятилетнего. Если он закончился, то можешь взять десятилетний. Хотя нет, коньяк оставь на потом. Принеси мне кофе, пожалуйста. Вина? не надо. От него голова болит, а мне ещё работать. Нас не беспокоить. Мы будем в моём кабинете.

С этими словами мадам Пинкертон поплыла по коридору к лестнице, ведущей на второй этаж ателье. Глядя на свою знакомую, Нарцисса невольно сравнила её с каравеллой, бегущей по волнам моря. Эржабет обладала поистине исполинским для женщины ростом и весьма пышными формами, но двигалась с лёгкостью и изяществом танцовщицы, которых не ожидаешь увидеть от такой грузной женщины.

Устроившись в глубоком, обитом коричневой кожей кресле, Нарцисса некоторое время молчала, разглядывая кабинет модистки. Как здесь было уютно! Сквозь плотные тёмно-зелёные шторы не проникал свет, а стены с зелено-золотыми шелковыми обоями защищали от уличного шума и монотонного жужжания, доносящегося из цехов. Со стен смотрели портреты красивых женщин в элегантных платьях и шляпках с пышными перьями, а в камине потрескивал огонь.