Александр Деревцов "О чем умолчал Толстой. Моя Анна"

– Буду рада.

Они приобнялись и приложись щеками.

Вторая книга была про оргии в древнем Риме…

«…Он возлег на медвежью шкуру. Его фаллос был уже готов к подвигам и призывно покачивался, почти достигая пупка. Златовласая рабыня из варваров Хельга выбралась из латрума, обтерла гладко выбритые окрестности вожделенного кратера. Присела над Флавием, взяла его в руку и приставила к жерлу своего вулкана. Медленно впустила его под звуки дикого стона его хозяина. Подошел Марий, встал над приятелем вплотную к ее лицу. Хельга взялась за его фаллос и он был для нее как вкусный леденец с орехами и медом, осыпанный семечками кунжута. Она наслаждалась им и услышала стон Марио…»

Анна захлопнула книгу. Лицо пылало, сердце колотилось… Представила себя в позе этой рабыни на муже, и… его же в позе Марио! Ее чуть не стошнило…

Книгу она открыла через день. Пролистала, останавливаясь на эротических эпизодах, и отложила:

«В основном все повторяется и уже не так возбуждает. А зачем Бетси мне их так настоятельно подсовывала?..

Анна признала факт: читать о позах и страстях было грешно, но неодолимо притягательно! Стала представлять в них присутствующих женщин и будто вскрывала скрытую от глаз часть их жизни…

Она видела и себя с мужем, и у него была… голова Байрона! Другие пришедшие на память мужчины в картинах не удерживались. Ее смущал такой хотя и невинный, но все же блуд. Но это была ее тайна, тот самый «скелет в шкафу». Она фыркнула, зевнула и заснула….

Анна с Бетси шли по балкону над залом салона.

– Бетси, хочу знать наперед: мы будем откровенны друг сдругом?

– Я смогу. А почему спрашиваешь?

Они остановились.

– Эти эротические книги. Ты ведь не случайно мне их дала?

Бетси прислонилась к балюстраде. Задумалась, будто собираясь с мыслями..

– Не случайно. Скажи, ты ведь знаешь, что говорят обо мне и Тушкевиче?

– Да.

– Это правда, но, как говорится, свечку никто не держал.

– А это важно?

– Важнее всего. Делаешь вид, что это только слухи и как бы тишь да гладь!

– Ты влюблена в Тушкевича?

– Милая Анна! Главное, что ни я не влюблена в Тверского, ни он в меня. Но сейчас я имею то, что мне нужно: и взаимную страсть, и штиль в семье. Князь, кстати, тоже не скучает. Его любовница жена пароходчика Савельева, урожденная графиня Львова.

– А книги?

Бетси спросила после секундной паузы:

– Анна, ты счастлива? Только откровенно.

Анна молчала.

– Понимаю. «Он порядочный, заботливый, добрый». А страсть между вами есть?! Не забывай, мы договорились и это сугубо между нами.

– А почему думаешь, что нет? Я всем довольна с Алексеем Александровичем.

Бетси улыбнулась.

– Но если страсти нет, то рано или поздно появится и твой Тушкевич. И лучше не зачахнуть, не познав радости страстного соития. Вот я и хотела тебя разбудить. Потому что лучше сделать ошибку и потом сожалеть, чем мучиться всю жизнь от того, что ее не сделала. Ну, а если я ошиблась и ты счастлива с мужем во всех смыслах, то и слава богу и никакие книги твое счастье не нарушат.

…Анна ехала домой, была встревожена.

«Да, у нас с мужем нет страсти, как в книгах. Но и не влекло ни к кому другому… пока!»

Она отогнала эти мысли и стала думать о предстоящей поездке в Москву с ответственной миссией в семью брата.

«…Вронский… захотел еще раз взглянуть на нее —потому, что в выражении миловидного лица… было что-то особенно ласковое и нежное. … свет в глазах… светился против ее воли в чуть заметной улыбке…»

Мысли, которые занимали Анну и Алексея, отличались.

«Не красавец, но благороден, смотрел с интересом…».

«Хороша, было бы приятно ее… И заманчиво, такая недоступная…»

Но было и общее: их обоих «зацепило», но они даже не подозревали об этом…

«…XXIII

…Бал… Каждый раз, как он говорил с Анной, в глазах ее вспыхивал радостный блеск… Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен…

…XXIX

«Ну, все кончено, и слава богу!»…

«… увижу Сережу и Алексея Александровича, и пойдет моя жизнь, хорошая и привычная, по-старому»…

В Бологом она вышла освежиться…

…XXX

«– Вы знаете, я еду для того, чтобы быть там, где вы, – сказал он, – я не могу иначе… … она чувством поняла, что этот минутный разговор страшно сблизил их; и она была испугана и счастлива этим.»

Анна вернулась в вагон. Аннушка дремала в кресле. Она с руками укрылась пледом и прикрыла глаза. Разговор с Вронским не оставил сомнений: он признался в любви, а значит, хочет быть ее любовником! А она?!

«Это исключено, но…»

Анна вновь и вновь перебирала в мыслях все моменты общения с ним и погрузилась в сладостную дрему: она опять в позе, но на ней уже не муж с лицом Байрона, а уже Вронский, смотрит своим преданным и восторженным взором… Она ощутила позывы «внизу» и непроизвольно просунула руку под юбки, под белье…

…Она проснулась: ее тормошила Аннушка:

– Анна Аркадьевна, простите, но Вы так стонете!

Анна ужаснулась: хорошо, что руки были под пледом! Она почувствовала презрение к себе, встряхнулась.

– Дурной сон, Аннушка.

…В Петербурге на вокзале ее встречал муж.

«Ах, боже мой! отчего у него стали такие уши?» – подумала Анна…. Какое-то неприятное чувство щемило ей сердце».

XXXI

«…Вронский… увидал ее мужа… и испытал неприятное чувство …. Он только за собой признавал несомненное право любить ее…»

«Раздевшись, она вошла в спальню, но на лице ее… не было того оживления, которое в бытность ее в Москве так и брызгало из ее глаз…»

– Я соскучился по моей любимой и заслуживаю вознаграждение за терпение! Как считает она?

Анна, конечно, тревожилась за свое поведение после объяснения с Вронским. Но обошлось и даже были свои плюсы: она закрыла глаза и представила на его месте Вронского, его лицо вблизи своего… Новые ощущения оказались настолько сильными, что она даже неожиданно для себя ощутила оргазм и это непроизвольно отразилось на поведении при соитии.

«Потому что я была с Ним!!».

Она не думала, что Алексей Александрович это может заметить, она вообще в этот момент думать была не способна. Но он заметил и неожиданно поцеловал «после». А вот это новшество было Анне неприятно…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

…IV

Петербургский высший круг, собственно, один; все знают друг друга… Вронский был везде, где только мог встречать Анну, и говорил ей, когда мог, о своей любви.»

Бетси наблюдала за братом. Он впервые здесь после Москвы, прохаживается по салону, ни с кем подолгу не заговаривая, но и не уходил. Подошла.

– Что с тобой, Алекс? Ты кого-то ждешь?

– Каренина будет?

– Да. А что у тебя к ней, неужели нацелился?

Вронский помедлил, потом решился:

– Это другое, Бет, не интрижка. Я люблю ее.

– А она?

– Уверен, что и ее влечет ко мне.

– Так в чем проблема?

– Она не обычная, не может решиться, хотя муж староват для нее…

– Все мы необычные… поначалу. Не особенно церемонься, братец, она жаждет африканских страстей!

– Почему так думаешь?

– Имела возможность догадаться.

Она рассмеялась.

«– А как я вспоминаю ваши насмешки!

– Куда это все делось! Вы пойманы, мой милый…

…Он знал, что в глазах Бетси и всех светских людей роль человека, приставшего к замужней женщине …, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье никогда не может быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою… улыбкой… посмотрел на кузину…»

…«Анна ему не подавала никакого повода, но каждый раз, когда она встречалась с ним, в душе ее загоралось то самое чувство оживления, которое нашло на нее, когда она в первый раз увидела его».

Вот уже недели две, как она вернулась из Москвы и каждый раз при интиме с мужем она, как сказали бы в наше время, «виртуально» была с этим «мальчиком-офицером», как она подумала о нем поначалу, пытаясь отдалить себя от него. И каждый раз испытывала оргазм!! В третий раз Алексей Александрович впервые не отвалился на свою половину, а прилег рядом, опираясь на локоть.

– Анна, ты можешь объяснить, что с тобой происходит?

– А что ты имеешь в виду?

– Я заметил, что ты стала м-м… эмоциональнее при coitus. Я на вершине счастья. но так у нас впервые. Как ты это объяснишь?

Анна смотрела в его излучающие высшую для него степень ласки, но внимательные глаза и готова была провалиться сквозь землю… но что ей было сказать?!

– Не знаю, милый, само собой как-то…

– Я даже подумал, не захотела ли ты зачать?

Он смущенно и как-то жалостливо улыбнулся.

– Нет, не поэтому. Но я не против… если на то будет божья воля.

Алексей Александрович выглядел счастливым.