– Уверен, что хочешь прервать ритуал? – живо поинтересовался Павел.
– Хватит. Надо мною. Издеваться! – прошипел Йоргос, едва не плюнув в него. Он так жалел, что под рукой нет ничего, что можно сломать или разбить, только объектив. Ярость поднималась изнутри по горлу, и он заорал, выпуская её. Затем развернулся и помчался куда-то.
Скульзев догнал его на тропе минуты через три:
– В темноте ты тут навернёшься, – заботливо сообщил он.
– Зачем?! – Йоргос развернулся, оскальзываясь по грязи. Павел тут же подхватил его:
– Ну извини, брат, – в голосе Консула прозвучало искреннее раскаяние. – Тут такие… хотел сказать, как ты, но, пожалуй, что нет.
Йоргос дёрнулся, и Павел отпустил его, продолжая говорить:
– Приезжают иногда – туристы-журналисты, сетевые папарацци… Вроде, ну чего сюда переться? Горы, лишения, воздух слишком для них чистый. Жаждут зрелищ. У нас отработанная программа. Танцы под луной, костёр до неба, красота. Людям нравится.
– Ты тоже один из «говорящих»? – недоверчиво спросил Йоргос. Он ещё не простил издевательского розыгрыша, но уже понемногу остывал.
– Ну уж нет, – рассмеялся Скульзев. – Хотя звали, это правда. Просто мы с Вождём старые приятели, бок о бок тут уже тринадцатый год кукуем.
– Он и правда Вождь?
– Иногда. Но чаще – Хадиуль. Завтра я вас заново познакомлю, теперь без дураков. Лады?
Утром база выглядела совсем не так таинственно: старые, обшитые рейками дома, кое-где и кое-как подлатанные, самодельные заборы, огораживающие «внутренние дворики» – узкие, маленькие пространства, забитые хламом.
И отстранённые, но вежливые люди, занятые своими делами.
– Некоторые сейчас в полях, – сообщил Скульзев, подводя его к дому Хадиуля. Дом был такой же, как и у остальных, старый, нуждающийся в ремонте, и не скажешь, что тут живёт тот, кто именует себя Вождём. Разве что только над дверьми висели чудны?е рога – не настоящие, деревянные.
Скульзев открыл перед Йоргосом дверь:
– Заходи, гостем будешь.
Они сразу попали в гостиную, прихожей не было, только крючки для одежды справа от входа. У противоположной стены Йоргос увидел огромный шкаф с книгами – старыми, толстыми, блестящими золотым тиснением. У него зачесались руки потрогать их: когда ещё увидишь столько бумажных книг, к тому же – как кажется отсюда – в приличном состоянии.
Посреди комнаты стоял тот самый «трон» из остова кровати, теперь застланный клетчатым пледом. На паркетном, истёртом полу лежали с десяток разноцветных подушек. Это напоминало зал для медитации пополам с приёмной… феодала. Да, средневекового властителя, вершащего суд над подданными.
Йоргосу стало смешно.
– Приветствую в доме моём, – раздался низкий, гудящий голос. Йоргос обернулся: должно быть, Вождь вышел из боковой двери, от входа её не было видно.
Сегодня Хадиуль заплёл волосы в косу, но в ней можно было разглядеть всё те же бусины, и ещё листья, и мелкие цветы. Зато он смыл краску с ладоней и щёк и переоделся в свободные штаны и рубаху из тёмного, неровно прокрашенного льна. Вождь был бос, из-под края штанин выглядывали пальцы с аккуратно подстриженными ногтями.
– Добрый день, – ответил Йоргос.
– Ну, я вас оставлю, – подхватился Павел, как будто вспомнив о делах. – Беседуйте, знакомьтесь, спорьте о философских истинах.
Подмигнув, он вышел, оставив дверь открытой.
– Меня зовут Йоргос Адамиди… Не знаю, назвал ли Консул вам моё имя…
– Назвал, – кивнул Хадиуль, слегка щурясь – из дверного проёма на его лицо падал солнечный свет. – Ты прибыл к нам, чужак, чтобы изучать наши обычаи? Познать мудрость нашей культуры?
– Эм, да, – признал Йоргос. – Именно так.
– И надолго ты к нам?
– Пока не соберу материал. Сколько потребуется, настолько и останусь.
– Учёный человек не торопится, – одобрительно заметил Вождь, – ибо от спешки истина растворяется в воздухе.
Он проследовал к «трону» и уселся на него. Поёрзал на пледе.
– Какие же вопросы ты хочешь мне задать?
– Ну… – Йоргос оглянулся: сесть было негде, разве что на подушки. Как раз, чтобы Хадиуль мог смотреть на него сверху вниз.
– Как насчёт вашего имени, – рассеянно спросил он не то, с чего собирался начать. – Почему такое? Это же старое имя эвенков? Или я ошибаюсь?
– В корень смотришь, учёный человек, – усмехнулся Хадиуль. – И есть у меня длинный ответ для тебя и короткий.
– Начнём с короткого, – предложил Йоргос.
– Потому что.
Коротко и исчерпывающе, в самом деле.
– Хочешь выслушать другой ответ? – Хадиуль лукаво улыбнулся. – В соседней комнате есть стул. Принеси, если хочешь. Ответ я дам тебе действительно длинный…
—
декабрь, два года назад
– Где ты учил язык? В академии? – спросил Павел, вкручивая штопор в пробку шампанского.
– Где же ещё, – ответил Йоргос. Он смотрел во тьму за большим окном, там наверняка бродили волки, медведи, лоси и кто-то ещё, похуже и пострашнее. Духи холода и голода, вечной мерзлоты.
Только сумасшедший приедет сюда зимой добровольно. Сейчас в доме Скульзева таких сумасшедших было шестеро – сноубордисты, прибывшие за два дня до Нового года.
Сам Йоргос с удовольствием пережил бы это время в каком-нибудь городском поселении, но научный руководитель посоветовал оставаться рядом с изучаемыми субъектами, сколько Йоргос ни убеждал его, что «говорящие» празднуют точно так же, как и все остальные люди.
– И как я говорю? – спросил Йоргос, думая о том, что делают сейчас те из его коллег-аспирантов, которым повезло больше.
– Нормально. Перепрошили небось?
– Что? – Йоргос так удивился, что оторвался от созерцания тьмы за окном кухни.
– Ну, говорят, в Городе Университете непрофильные знания прошивают прямо в биоимплант, – заявил Павел. – Или колют, чик – и готово!
– Сказки, – Йоргос усмехнулся. – Про инъекции – абсолютно точно сказки. Я учил сам пять основных языков. А насчёт биоимплантов… Я «естественник».
– В Университете? – теперь изумился Павел.
– Да, в нашей Конгломерации таких очень мало, – согласился Йоргос. – И… думаю, не тайна, что большинство из «естественников» Университета – те ещё засранцы.
Павел булькнул от смеха:
– Да, ругательства в биоимплант не прошьют, небось?
Йоргос пожал плечами:
– Не знаю, что туда прошивают. По-моему, технология настолько ещё нестабильна, что… всё может произойти. Но это не значит, что нужно закидывать гнилыми овощами лаборатории или избивать инженеров. Я с такими дело не имею.
– Молодец.
Павел открыл холодильник, посмотрел на ещё две бутылки шампанского и закрыл дверцу.
– Потом, – пробормотал он. – Каждый год обещаю себе, что уговорю какого-нибудь бедного дурака поработать на первое января. И каждый год этот дурак – я. Мишка готовит вкусно пожрать и сматывается, горничные исчезают, и только я…
Он махнул рукой, но на его лице цвела довольная улыбка. Йоргос вообще не помнил, чтобы Павел когда-нибудь бывал всерьёз огорчён или озадачен.
– Так тебе здесь, наверное, хорошо? – Павел вернулся к теме. – Тут от технологий только столб у меня во дворе да подъёмники. Ну и дорога.
Йоргос помедлил и кивнул: «хорошо» – может быть, и не то слово, но ему тут… не неприятно.
– Посмотри на этих людей, они живут просто, используют простые вещи. Пусть я думаю, что это… перебор – вот так запереться на краю света, но я понимаю их стремление к естественным вещам. Я уважаю это.
– Ага, как ты заговорил! – Павел с улыбкой цокнул языком. Он смотрел на кухонный стол, заставленный едой, прикидывая, что нужно перетащить в столовую в первую очередь.
Йоргос пожал плечами:
– Это правда, теперь я не считаю их дикарями. Я уважаю так же и то, что они никого не заставляют разделять их убеждения и образ жизни. В отличие от… некоторых моих знакомых.
– Это да, – задумчиво согласился Скульзев. – Ты знаешь или нет, что у Хадиуля есть дочь?
Йоргос удивлённо мотнул головой:
– Он ни разу о ней не упоминал.
– Ну, наверное, ему нелегко… она – как ты, но помладше. В смысле, тоже учится, студентка на последнем курсе в местном вузе. Мелком, куда ему до Города Университета. Когда она захотела уехать, Хадиуль даже не отговаривал. Свобода и добровольность. Ты поэтому сюда приехал?
– Из-за… дочери Вождя? – не понял Йоргос.
– Из-за простоты их жизни. Из-за того, что ты «естественник».
– Н-нет… – Йоргос заколебался, но всё же… почему не признаться?
– Я вытянул бумажку из чайника.
Павел оторвался от созерцания еды:
– Жребий? Что, правда?
– Да. Профессор Рекем написал названия малых групп… сект, которые его интересовали, на бумажках, и мы, трое аспирантов, «выбрали» тему своей работы. Вот так вот это сейчас делается…
– Ну, не грусти, – Павел сочувственно похлопал его по плечу. – Новый год же, выпьем, повеселимся. И вообще, считай, это судьба. Ладно, пора кормить сноубордистов. А то полночь близится… а их всё нет.
—
апрель, два года назад
Отодвинув планшет на край стола, Йоргос рисовал на большом листе серой бумаги круги – обводил карандашом несколько строк:
«Попытка «миссионерства». Х. расск-ет об баз. принципах:
1. невмешательство
2. ест. цикл
3. эколог. вз/связи
4. животные говорят на всеобщ. языке (мистицизм??)»
Ниже был план работы:
«1. Поля и огороды. Система орошения (зачем? здесь достаточно осадков).
2. Не охотятся.
3. Неск-ко коз, куры.
4.…
…Просто сделай уже это!»
Последнее было посланием самому себе. Описать «экономику» общины действительно нужно было давно, этот раздел оставался пустым уже полгода, но вовсе не из-за нехватки материала. Из своего быта община тайны не делала, всё было на виду. Они арендовали плоский и обширный кусок земли восточнее базы и возделывали его. Ели яйца и пили молоко, но не трогали мясо. Йоргосу было любопытно, что случается с пожилыми курицами, но пока ни одной при нём не скрутили голову.
Но писать об этом было скучно и лень. Слишком просто. Неинтересно.
