– А! Понятно.
Подъехали к дому Алексея, сына Семена. Дом большой добротный, обшитый светлым сайдингом, всюду плитка тротуарная, клумбы и деревья. Сам хозяин, только что вышел из гаража и подошел к входной двери. Его окликнул отец:
– Алексей! Леха!
– О! – откликнулся сын и повернул голову, его маленькие ехидные глазки прищурились и стали еще серее, а выражение лица приобрело оттенок серьезности и безразличия.
– Здравствуй, Алексей! – поздоровалась Зоя.
– Здрасьте! – ответил Алексей и посмотрел с укором на спокойного отца, который пожал плечами, мол, извини, что без предупреждения.
– Как поживаешь? – спросила Зоя.
– Лучше всех! Ремонт вот в доме затеял… пыль, грязь… а так, в общем, все в порядке.
– Молодец! – похвалила Зоя племянника. – А где твоя половинка?
– На работе, – ответил Алексей. – В дом будете заходить или как? – спросил он равнодушно и холодно.
– Давайте зайдем, – спокойно, довольным тоном произнес Семен.
– Нет, в дом мы заходить не будем, – также спокойно произнесла Зоя.
– Тогда, обойдите его вокруг и шуруйте отсюда, – с сарказмом ответил Алексей.
Зоя не ожидала такого ответа, больше похожего на шутку. Даже дети ее удивленно улыбнулись, не всерьез воспринимая сказанное. Но Алексей не шутил, гостям он не был рад, как Виктор да Тоня. Но почему? Может они не любили Зою и ее детей? А может быть, просто не были гостеприимными или надо было предупреждать заранее о приезде.
Зоя улыбнулась и взглянула на своих детей, внука. И ей стало их жаль. Они стояли перед ней такие осиротевшие, жалкие. Семен тоже не ожидал от сына такого холодного приема. И взяв инициативу в свои руки, он еще раз пригласил гостей в дом. Алексей молчал. Стояла пауза.
– Нет, нам пора! – взволнованно проговорила Зоя и опять взглянула на своих детей.
– До свидания! – сказал Максим.
– Пока! – ответил Алексей, он хотел сказать: «Приезжайте еще», но язык не повернулся у него. Он косо взглянул на отца, потом на родственников. В этот момент он был очень похож на Тоню, свою мать, тот же ехидный прищур глаз, которые не просто смотрят, а прицеливаются для выстрела в упор. В них много ненависти и ехидства, ранящие до глубины души.
Уже садясь в машину, Семену стало стыдно за своего сына. И он подумал: «А это все Тонин настрой… Вот заноза…Да, это все она».
В машине никто не разговаривал, все молчали, переваривали услышанное. И, уже подъезжая к дому тети Тани и дяди Пети, Зоя думала, что, если и здесь их примут плохо, то она никогда больше не приедет к родным, забудет к ним дорогу.
Тетя Таня встретила их радушно. Ее светлый просторный дом, наполненный теплом, оказался куда гостеприимнее, чем три предыдущих дома. На кухне был накрыт стол, затопленная печь радостно потрескивая, отдавала тепло. Гости согрелись и наелись.
А Семен напился. Он сидел за столом красный, как рак и посматривал на родственников, которые веселились и пили вино. Зоя рассказала, как ее негостеприимно встретил Алексей и как недовольны были Тоня и Виктор. Тетя Таня посочувствовала и позвала Зою в гости на рождество.
– Только вы предупредите меня заранее, чтобы я могла накрыть стол, – сказала она, глядя на Зою своими большими добродушными глазами.
– Конечно!
– Точно! – произнес громко Семен, что все обратили на него внимания. – Без предупреждения никак нельзя, а иначе есть вам один хлеб с чаем.
– Что? – спросила Зоя, не поняв юмора брата.
– Без предупреждения нельзя, предупрежден, значит – вооружен… предупреждать надо заранее, что приедете.
– А ваших хоть предупреждай, хоть нет, они гостей терпеть не могут, – с укором проговорила Татьяна.
– Это почему же? Мои дети гостеприимные люди… просто позвонить надо было заранее. Я теперь понял, почему у нас в стране бардак. Мы не можем наладить контакты, – он сказал это и осекся, потеряв суть мысли. И теперь Семен думал, что же он этим хотел сказать. Но ничего не придумав, он произнес: «За гостеприимство!» и выпил стопку самогонки.
Анатолий Викторович
Анатолий Викторович сидел на кожаном диванчике в большой светлой зале Онкологического отделения. То и дело загоралось табло на регистратуре для следующего больного. Анатолий Викторович тоже ждал своей очереди. Настроение у него было подавленное, потерянное, а впрочем, какое может быть настроение у человека, у которого обнаружено злокачественное образование желудка и, который уже готовился к операции. Целых два месяца терзаний, скитаний по врачам, обследований пришлось вынести не только самому больному, но и его семье. Много раз больной думал, что все это напрасно, и что ему, семидесятилетнему старику стоило бы уже успокоиться и подумать о вечном, но он хотел жить. Ведь умирать очень страшно. Его родная сестра Варя умерла двадцатипятилетняя от рака желудка, родной брат Константин уже в возрасте тоже умер от рака желудка.
«И значит, – думал Анатолий Викторович, – пришла моя очередь!»
К регистратуре подходили люди, у каждого была своя боль, страдания, свои надежды и мечты.
«Как же много, однако, больных, – думал Анатолий Викторович, – А ведь кто-то из них, как и я уже прощается с жизнью. Все смертны, и никто не знает, кому сколько отпущено на этом свете… Вот, допустим, этот старик, совсем дряхлый… Сколько он проживет? А может быть его уже завтра скрутит от какой-то другой болезни, нежели рак. Но нет, он цепляется за соломинку, чтобы прожить хотя бы немножко. А какая разница, если ты проживешь на неделю больше или на неделю меньше… Хотя, неделя – это тоже много»
Анатолий Викторович почти всю жизнь проработал столяром на производстве. Он делал рамы, двери, столы, стулья и гробы, если поступал заказ. Но он никогда не задумывался о смерти глубоко.
«Ну, умер человек, мы все там будем, конечно, это очень прискорбно, – думал он, – и жить хочется всем, не считая суицидных. Но ничего не поделаешь, видно судьба у каждого своя».
Однажды ему пришлось делать гроб свояченице Лиде, сестре жены. Лида была еще жива, но она умирала от рака. Она уже высохла, никого не узнавала, бредила. Было очень тяжело на нее смотреть.
Жена Валя приезжала с города, где жила сестра с мужем и дочкой старшеклассницей, потерянная, с темными кругами под глазами. Она сама сильно похудела, стала молчаливой, часто плакала. А иногда делилась с мужем своими переживаниями.
И вот, приехав в очередной раз, она сказала:
– Все, Лида очень плоха, она скоро умрет, надо начинать делать гроб. Надеюсь материал у тебя есть.
– Да, материал у меня есть, только мне нужен размер…
– Я тебе его скажу потом, – сказала Валя и заплакала.
Анатолий Викторович приготовил материал в столярке, привез его домой. В выходные приступил к работе.
Он расположился на улице. Стоял конец мая, погода была теплая, щебетали птицы.
На перекуре Анатолий Викторович задумался: он вспомнил Лиду еще молодую, ее мужа, маленьких детей. Потом он подумал, что она и сейчас еще не старая, ей бы жить да жить. Сын уже отошел, а дочку еще подымать надо – вот и все, что он подумал.
Он докурил сигарету и снова приступил к работе.
Вскоре умерла Лида.
Валентина знала, что она умрет, и все же новость о смерти ее сильно потрясла. Сердце у нее сжалось, появился ком в горле, и она тихо заплакала. Все же где-то в глубине души она надеялась, что этого не произойдет никогда и, что Лида не умрет, а будет жить долго. Наверно, это происходит с каждым человеком, он всегда надеется на чудо.
Лиду похоронили.
Валентина замкнулась в себе, она стала потихоньку выпивать, тогда она не работала.
И Анатолий Викторович, который тоже частенько прикладывался к бутылке, сначала этого не одобрял, а потом они уже попивали вместе.
Две дочки у них были замужем, а третья младшая заканчивала школу.
Мужчина и с работы приходил подвыпившим.
Скандалы в семье участились. Случались и драки…
Теперь, находясь в Онкологическом отделении Анатолий Викторович подумал, что жизнь он прожил не так, как надо было и как он мечтал еще по молодости. А теперь, когда поздно, он задумался об этом.
Воспоминания накатили с новой силой:
Когда-то он работал водителем «КрАЗа».
Это было еще по молодости, в маленьком поселке, где они раньше жили с семьей, а потом переехали в другой поселок.
Технику Анатолий никогда не любил, она постоянно требовала ремонта и ухода, в любое время года. Но, машина позарез была нужна, так как он перестраивал, купленный домик.
Анатолий приходил с работы грязный, пах мазутом и соляркой. Продрогший от холода, промокший, и все чаще мечтая о теплом и спокойном местечке.
Через какое-то время таким местечком оказалась столярка. Анатолия позвал в столярку старший брат Иван, который работал начальником столярной мастерской.
Анатолий с радостью согласился, а Валентина, конечно, не одобрила его выбор. Она сказала:
– Там все пьют! И ты сопьешься!
– Я пить не буду, у меня другие интересы в жизни, – ответил муж, но запил.
Там нельзя было не пить. Многие за работу рассчитывались водкой или самогонкой.
Сначала с Анатолием это случалось редко. А года через полтора, когда он стал настоящим столяром и принимал сам заказы, это стало происходить чаще.
Две дочки были еще малы и требовали внимания от родителей. И они, конечно, получали это внимание. Анатолий был хорошим отцом, внимательным и заботливым. Он был работящим и ответственным. В доме он делал все сам. Но частенько с работы приходил подвыпившим, и жена ничего не могла с ним сделать.
У Вали и отец был столяром, он всю жизнь пил. И мать терпела его скандалы и выкидоны.
Частенько отец приходил к дочери и просил опохмелиться. Его сухая маленькая фигура тряслась, молила о пощаде. Дочь понимала и всегда подносили отцу живительную жидкость. Отец дрожащими руками брал подношение и употреблял. Когда ему становилось легче, он просил на чекушку денег, Валя давала, и он уходил. Это повторялось почти каждый день, когда Семен Иванович был в запое. Потом он какое-то время не пил.
Валя очень переживала за отца и мать ей было очень жалко. Но ничего поделать она не могла. Пьющий человек – это больной человек, практически, неизлечимо больной.
Анатолий Викторович зашел к врачу взволнованный и потерянный, бледный, а вышел от него немного успокоенный – врач подарил надежду.
«Все будет хорошо, страшного пока ничего нет, но придется удалить большую часть желудка», – сказал врач.
Анатолий Викторович пошел ложиться в отделение.
Потом он стал ждать операцию.
Операция прошла удачно. Послеоперационный период протекал очень тяжело, но больной выдержал, и вскоре пошел на поправку.
Через две недели он был дома.
Пока Анатолий Викторович лежал в больнице многое ему приходило в голову. Он видел тяжелобольных, понимал их страдания. Иногда самому Анатолию Викторовичу становилось очень страшно. Стены больницы давили на него, сердце колотилось, поднималось давление и тяжесть от, неминуемой безысходности, наплывала, словно черная и тяжелая туча на небо.
«Вот она смерть, ходит рядом, стоит сделать один шаг назад, и ты уже там, – думал он. – А что там за пропастью? Пустота или млечный путь? Есть ли там жизнь не телесная? Или вечная темнота? Как это страшно. Мы пришли из темноты и уйдем туда обратно. А жизнь – это одно мгновение во всей вселенной. Ты лишь пылинка на этой земле…»
Валентина встретила больного мужа пьяная. Ее сухая, бледная фигура стояла в коридоре, когда Анатолий Викторович зашел в дом. Глупое выражение ее невозмутимого лица, слегка удивилось и исказилось в злобе, при виде мужа. Потом на ее лице показалось что-то доброе и теплое, а потом опять пришло равнодушие, словно какой-то механизм переключал ее эмоции.
Хозяин дома спокойно сказал:
– Здравствуй, Валя!
– Тебя что уже выпустили? – удивилась жена.
– Мам, ты бросай пить, мы тебе папку привезли из больницы, – сказала средняя дочь, заходя в дом вместе с отцом.
На следующий день Валентина не пила, но она сильно болела. Целый день она ходила чумная и ее рвало. Анатолию самому было тяжело, а тут еще жена больная с похмелья. Пришлось ухаживать за ней.
Прошел еще день, Валя уже чувствовала себя лучше, могла что-то приготовить поесть и стала ухаживать за мужем.
Незаметно пролетел месяц.
Валя стала нервной, ей все надоело: муж со своими болячками, постоянная готовка, уборка.
«Я как служанка: принеси то, унеси это, а я тоже жить хочу, – жаловалась она дочерям. – Лучше бы он сдох!»
А дочери знали – ее тянуло выпить. Она может скоро сорваться – запить. И это случилось.
К этому времени больной уже немного окреп и сам мог о себе позаботиться. И дни уже не были такими тяжелыми и напряженными. Хотя, неприятные ощущения послеоперационного периода сидели еще в его памяти. Он вспоминал тяжелобольных, себя. Иногда думал о смерти.
Анатолий Викторович отказался от курева, от спиртного, он решил не злоупотреблять.
Старшая дочь говорила: «Пап, тебе послана эта болезнь для того, чтобы ты переосмыслил свою жизнь и начал жить по-другому. Стал вести здоровый образ жизни и радоваться каждому дню».
Анатолий снисходительно улыбался и молчал. Он был доволен собой.
А дни бежали. Наступило лето. В своем доме очень много работы. Анатолий потихоньку занялся огородом вместе с женой. Занимался он и ремонтом дома. После операции прошло всего три месяца, а он уже набрался сил. Иногда, конечно, ему становилось тяжело, и он ложился отдыхать. Частенько он спал днем.
Анатолий Викторович был рад тому, что смог начать новую жизнь, в отличие от жены, которая частенько была пьяная и ничего не хотела делать.
С усердием и воодушевлением он занимался домашними делами. Он ездил на велосипеде к дочерям. Делился с ними новостями. Дышал, как говорится, полной грудью.
