Конь, в свою очередь, тяжелой поступью последовал за ним.
Из круга в круг, в один и тот же день красеня, когда солнце было самым большим и жарким, старик расчесывал Траяна на холме за домом и молча наблюдал за рассветом Ярилиного дня.
Так и случилось и в этот раз.
Теплые лучи летнего солнца пробивались через стволы и кроны деревьев и падали прямиком на мрачное лицо старика, а золотой волос Траяна так сверкал, что обжигало глаза. Старик медленно водил гребнем по конской гриве и не сводил взгляда с небесного светила, как и Траян. Издалека Яромиру казалось, что в глазах коня поблескивали слезы.
Старик лишь раз за шестнадцать зим обмолвился, что так они с Траяном оплакивают близкого для них человека и впредь запретил Яромиру спрашивать про это.
Яромир же, немного понаблюдав за ними, зашёл в избу, набрал в маленькое ведерко теплой воды, прихватил в сенях новехонький подойник, которым старик Веня рассчитался с ними за прогнанного овинника, и пошёл в пригон к корове.
В невысоком бревенчатом пригоне было темно. Света от маленького оконца, проделанного в одном из верхних бревен и затянутого бычьим пузырем, явно не хватало, а резкий запах навоза и сена так ярко бил в нос, что казалось будто сами стены за много зим пропитались им.
Яромир сделал шаг и под ногой всхлипнуло что-то очень мягкое и скользкое. Он взглянул вниз и грустно вздохнул. Ведь ещё с вчера всё здесь было вычищено дочиста, но за ночь Милка успела-таки оставить на пороге подарок в виде добротной коровьей лепешки.
Плохая примета.
– Только новые лапти достал. Эх! – недовольно пробурчал Яромир, тряся ногой и стряхивая с лыка коровий помёт. – Вот, Милка, ты мне удружила, так удружила!
В глубине пригона раздалось грозное мычание, за которым последовал гулкий цокот копыт по деревянному настилу. Из темноты на свет медленно вышла бурая корова, опасно выставив длинные рога на Яромира. Всем своим видом она показывала, что была готова к атаке.
Яромир нахмурился, медленно опустил подойник и приготовился.
Он действовал первым.
Задержал дыхание, рванул вперед и, пока Милка сообразила, что к чему, он уже схватил её за рога.
– Му-у-у! – ехидно передразнил Яромир Милку, улыбнулся и легко помотал её головой в разные стороны. – Что ни скажи – страшенная зверюга! Какие там лешие и боруты, когда тут есть целая ты!
Милка довольно замычала и облизала большим шершавым языком слишком близко подставленное лицо Яромира. Он поморщился, наспех отёр слюну предплечьем, взял висящую на входе лубяную веревку и привязал Милку к клети за рога.
– Сегодня не вычешу. Некогда. – твёрдо заявил Яромир и игриво почесал корову за рогами.
Милка довольно мотнула головой.
Бурая корова Милка была любимым собеседником и отдушиной Яромира. Она всегда внимательно слушала, смотрела понимающим взглядом и никогда не перебивала, не спорила и не отвечала. Проще сказать, оставалась самой что ни на есть обыкновенной коровой, а не как этот чудной Траян, чванливо старающийся походить на человека. И за эти самые качества Яромир души в Милке не чаял.
Все мысли Яромира занимал только предстоящий поход в деревню. Тем более, это первые в его жизни гуляния, причём без бдительного надзора старика! И Яромир не хотел на них опоздать, поэтому так торопился, что забыл привязать Милкин хвост.
Яромир подставил низкую лавку, опустил подойник под вымя, омыл его, смазал жиром и уселся доить. Не прошло и мгновения, как об богатыря уже терся и мурчал наглый кот, в надежде на то, что ему перепадёт немного свежевыдоенного молока.
– И каждый раз так…
Яромир по обыкновению начал разговор с Милкой полушепотом. Он всегда с ней так говорил, чтоб ни старик, ни Траян ненароком не услышали, как он её жалуется.
– Понимаешь, надоело мне сидеть с ними в этом Темнолесье. Яромир – то, Яромир – сё. Благо хоть отпустил. Представь – ещё и одного! Да ещё и не на работу! Когда такое видано?!
Милка снова протяжно промычала.
– Вот и я диву даюсь!
Яромир погладил Милку по боку и почувствовал, как нетерпеливый кот, сходящий с ума от запаха молока, сильно боднул его головой в ногу.
– Попрошайка усатый! – усмехнулся Яромир и пустил несколько струек из вымени прямиком в кота.
Кот прыгал вокруг, жадно ловя каждую каплю. Получив желанное, он сел поодаль, с явно довольным видом вылизывая мокрую от молока шерсть.
– «Малой ещё. Всему своё время» … Лишь бы только поучать. А коль чего не по нему, то сразу за посох хватается. – Яромир обиженно топнул ногой и едва успел увернуться от пролетающего возле уха хвоста. – Был бы родной отец, так ведь нет же… Сам всю свою жизнь по лесам попрятался и хочет, чтобы и я, так же как он. Ну уж нет! Мне уж как почти семнадцать зим, а я дальше Туманных топей и не хаживал. Может я мир поглядеть хочу?! Ну, как, пойдешь со мной?
Милка повернулась и пристально посмотрела на Яромира туповатым взглядом.
– Значит, решено! Возьмем седло Трояна, запряжем тебя и пустимся галопом по лесам! Вот потеха-то будет!
Яромир встряхнул руками, будто погоняя коня поводьями, сильно напугав при этом кота, который стрелой пронёсся между коровьих ног и скрылся в темноте пригона.
– И что это за "баб тут у нас нет"? Вот возьму и приведу девку, пускай хоть зашибёт. Как пить дать: пальчиком поманю, и любая моя за мной хвостиком увяжется! Будет нам каши варить и вот – тебя доить. Хотя, кого я обманываю… Что бы ни было, старик всегда оказывается прав. Но не может же быть всё только так, как он скажет?!
Яромир забылся и сильно дернул Милку за вымя, за что тут же получил жгучий удар хвостом по затылку. Богатырь почесал голову, тихо выругался и обратил взгляд на дальний угол пригона, из темноты которого на него торжествующе сверкали два желто-зелёных глаза кота. Ещё один урок…
Яромир отвязал Милку и, весело подгоняя, выгнал её на выпас.
Он взял ведро с молоком, закрыл за собой калитку пригона на задвижку, после чего отнёс молоко в избу.
Тем временем солнце уже поднялось над деревьями. Старик закончил с Траяном и отпустил его со двора. Радостный от полученной свободы, конь рысью скрылся в тени леса.
– Занеси ведро в дом, – наказал старик Яромиру. – Аз сам сегодня займусь надоем, а ты иди, закончи с водой.
Яромир зашёл в избу и поставил подойник на скамейку, стоящую справа от двери, после чего снова вернулся во двор. Он опростал дубовую бочку, стоявшую между баней и сараем, от застоявшейся в ней воды и принялся наполнять её чистой из колодца. Стоило сделать виток, как из-за верхнего колодезного бревна, побаиваясь, выглянул пёс.
– Почему так? Сорокаведерную бочку поднять могу, а старика побороть не хватает сноровки. Как бы мне такую же мастроту обрести? – говорил Яромир псу, выливая очередное ведро в бочку. – С водой ещё этой возиться. Запрягли бы Траяна, съездили к речке и делов. Хоть какой-то от него прок был… Тут верхом до Тихой рукой подать. Разом бы все ведра и бочки набрали, а то так таскай их по одному. Благо хоть колодец есть… Надо же было старику в этой проклятущей глуши поселиться.
Солнечный блик от воды попал прямиком в глаз Яромира. Он прищурился, смахнул пот со лба рукой и посмотрел на небо. Времени у него оставалось всё меньше и меньше. Яромир, чуть ли не бегом, наполнил бочку и заменил воду во всех поилках и мисках.
Наконец, управившись со всеми делами, Яромир снова освежил себя водой из колодца и отправился в избу собираться в дорогу, прихватив ведро с водой для рукомойника.
Ещё с вечера он приготовил свою самую опрятную льняную рубаху с вышитыми красной нитью рукавами, подаренную пасечником за то, что юный богатырь спас его ульи, от медведя, повадившегося их разорять. Пасечник же ещё и бочку меда пообещал им со стариком к зиме приготовить.
Старик учил, что любой труд должен иметь свою цену.
Яромир поднялся на крыльцо, скинул замаранные лапти под дальнюю скамейку в сенях, и зашёл в избу, больно стукнувшись головой о низкую притолоку. Сильно уж торопился.
Он почесал зудящую от боли макушку и поставил ведро с водой на скамью, что стояла слева, возле большой русской печи застеленной бурой медвежьей шкурой, на которой так любил спать старик.
Сам же хозяин дома сидел на лавке, в красном углу, где вместо идола стоял крепко сколоченный дубовый стол. По словам старика, он давно разочаровался в богах, поэтому и места им нет, ни в его доме, ни в сердце.
Старик завтракал пшеничным хлебом с молоком, внимательно всматриваясь в шкуру лесного черта – борута, висящую на стене напротив, прямиком над лежанкой Яромира. Чёрная шерсть игриво поблескивала в солнечных лучах, пробивающихся через срединное слюдяное окно с деревянной задвижкой.
Жесткий длинный волос так сильно щекотал Яромира по ночам, что он не выдерживал и несколько раз бросал эту шкуру на пол, за что каждый раз получал страшного нагоняя от старика. Да и признаться: Яромиру было как-то не по себе спать рядом с тем, что при жизни жестоко убивало людей.
Старик же в одну душу твердил, что эта шкура должна висеть именно здесь и нигде иначе. Что именно из-за неё никто за столько зим не нашёл двор старика. Говорил, что сильное колдовство в ней скрыто. В конце концов и спорить со стариком было бесполезно.
При виде Яромира старик окинул его тяжелым взглядом.
– Садись, позавтракай. Добрый хлеб аз вчера испёк.
– Значит, каши снова не будет? – проворчал Яромир, доставая из посудника, стоящего напротив устья печи, рядом с ларем, увесистую дубовую кружку, которую любой другой человек принял бы за небольшой бочонок.
– Ишь ты какой! Коль аз соблаговолил тебе пойти на гуляния и смилостивился, оже за хозяйством сам присмотрю, ещё не значит, оже теперича буду для тебя кашеварить. Аз тебя, детина, и так кормил, и поил, пока ты тряпки марал. Вот этими вот руками пеленал и с ложки потчевал. Так что не забывайся… И вообще, сам должен старику каши варить! Из уважения! – старик недовольно хлопнул ладонью по столу. – Мне-то и этим наесться хватит, а ты молодой. Тебе вдоволь нужно. Откуда силушке богатырской браться? Да и свадьба… А там девки! А где девки, там и хлопцы! А там и кулаки в ход!
Яромир улыбнулся старику и сел на против, налил себе полную кружку молока из глиняного кувшина и тут же залпом её осушил.
– Куда деревенским колупаям до меня, отец? – Яромир демонстративно напряг мясистые руки, закалённые постоянной тяжелой работой и тренировками. – Я их всех – одной левой!
Старик перебил его, снова громко хлопнув ладонью по столу, да так неожиданно, что Яромир вздрогнул.
– В бесконечный раз повторяю – никаких кулаков! Понял? – старик вновь грозно нахмурил брови. – Уметь драться это одно, а уйти победчиком без драки – другое. Тут своя мастрота нужна. И не забывай про старшину. Наш стол и сытая зимовка сильно от него зависят! А в ноги кому-то кланяться аз не стану. Аже за тебя… Лучше голодом просижу, чай не впервой! И тебе наука станется!
– Не гневайся, отец. – Яромир постарался успокоить старика, хотя внутри всё так и свербело ответить ему чем-нибудь таким-эдаким. – Я мигом. Туда и обратно.
– Да это разве ж аз гневаюсь? – слабо улыбнулся старик и отломил ломоть от краюхи хлеба. – Всё забываю, оже там за невеста-то такая, раз у этого колоброда – Ерёмы, терпежа до вересеня дождаться никакого нет? Всё никак девку эту не припомню.
Яромир сполоснул кружку в рукомойнике, прибрал ее на место и подошел к вещевому шкафу в дальнем углу избы, от которого на весь дом пахло лавандой, в избытке разложенной внутри него, чтобы моль не поела хранящиеся там зимние вещи.
– Видел ты её, отец. Дочь кузнеца Аяра – Алеся. Волосы черные – как смоль, глаза зеленые – точно изумруды. Да каждый в деревне спит и видит, как бы её первым уволочь. За такой девкой я и сам бы побегал, и всю деревню на уши поставил! Повезло Ерёме….
– Понесла… – старик закинул в рот ломоть хлеба. – вот Аяр и торопится скрыть позор…
– Полно тебе, отец, – Яромир снял с дверцы шкафа праздничную рубаху и натянул на себя. – Всё у них по любви и согласию.
– Ну, да, как же, по любви… – ухмыльнулся старик и отвернулся к окну. – Чую – беду навлекут. Помяни моё слово.
– Хоть раз бы чего доброго сказал. – пробурчал Яромир, потуже завязывая пояс на штанах.
– А мне не пристало душой кривить. Аки есть, таки и молвлю. – старик, снова изрядно помрачневший, отпил из кружки. – Никто с проста на Ярило свадьбу справлять не станет. Тем более деревенские. Липень месяц на дворе! Значит всё неспроста! Плохой это день для гуляний, а люд и не понимает…
– Чего же ты тогда каждый круг этому Ярилу кланяться выходишь? – излишне нагло перебил старика Яромир.
– С огнём балуешь! – старик бросил на Яромира устрашающий взгляд. – Посох-то в углу стоит, дожидается. Не забывай. И моё это дело: кого чтить, а кого – нет, а тебе разуму ещё набираться и набираться!
Как Яромир усвоил из уроков старика, большинство божественных имен было позабыто уже вскоре после кончины великого Славомира Сварожича, которого принято считать последним из известных богов. В честь него даже первый людской город в Сварге назвали – Слав-город, из которого, пришедшие сюда из Иного мира Русичи, и начали разбредаться по всему свету.
Нечисть же, брошенная здесь Чернобогом после Великой Ассы, не хотела делить территорию с людьми и всячески пыталась им помешать, разоряя селения и нападая на зачастую беззащитных полеводов.
Но русский дух оказался силён и под защитой потомков Славомира – прозванных богатырями и обладающих нечеловеческой силой, люди смогли отвоевать значительную часть земель, а кровавые сечи за право главенства над Сваргой идут и по сей день.
Сам же старик зачастую называл себя «последним стражем Этого мира», но вспоминал про это в самых редких случаях и без особой за то гордости, что совсем ничего не говорило Яромиру.
Мало ли чего старому взбрендит…
Яромир достал из своего рундука охотничьи сапоги из бычьей кожи с жесткой подошвой.
Эту очень дорогую и редкую обувь он нашёл в лесу на охотнике, которому не посчастливилось попасться одной из последних волчьих стай, оставшихся в этих краях.
Яромир обмотал стопы холщовой тканью и с трудом натянул сапоги.
– Гой еси, отец, – он отвесил старику низкий поклон. – за меня не волнуйся. Не пропаду.
Старик лишь проводил его настороженным взглядом.
Яромир вышел в сени, наполнил питьевой водой бурдюк из зайца, заткнул за сапог охотничий нож и вышел на улицу.
Когда Яромир уже дошёл до калитки, его окликнул старик:
– Обожди, сын!
Старик вышел из избы и, опираясь на любимый резной дубовый посох, пошёл по направлению к Яромиру, неся в руках небольшой сверток.
– Ты аки на гулянья, да с пустыми руками собрался? Негоже к молодым да без подарка.
Яромир, впавший в лёгкий ступор, в замешательстве почесал затылок.
– Это же первая моя свадьба! На других мне как-то не довелось побывать. – ответил Яромир с явным уколом в сторону подхода старика к воспитанию, за что тот больно стукнул его по плечу посохом.
– Не ерничай! Всему тебя, бестолкового, учить нужно. Передашь это жениху. – старик протянул Яромиру сверток. – Смолвишь, оже это в дар им, от нас обоих. Еже снимать не будет, то принесет им удачу и долгих, спокойных лет, а может и убережёт…
Яромир взял довольно увесистый подарок и привязал его к поясу.
– И аки договаривались: на третий, абы воротился. – продолжил старик, пригрозив Яромиру пальцем. – И Яромир, раз уж ты один идешь, будь добр… абы мне за тебя краснеть не пришлось.
– Будь покоен отец. Тише воды, ниже травы. – с улыбкой ответил Яромир.
– И про зерно не забудь, оже на обратном пути забрать у старшины надо, и про точило!
– Не забуду отец. Я мигом.
Яромир ещё раз низко поклонился, закрыл за собой калитку на ворот и побрел в Три дуба, через густую чащу Темнолесья.
– Гой еси, сын мой. – отпустил старик ему вслед, опираясь на толстые березовые прясла ограды. – Ныне и присно, и от круга до круга.
Их подворье находилось в самой глубине Темнолесья, вдали от любопытных взглядов, и до деревни было треть дня пути. Яромир поднял голову и обратил внимание что солнце уже было близко к зениту. Он не хотел опоздать к началу выкупа невесты и, чтобы успеть, ему нужно было поторопиться. Поэтому юный богатырь перешел на бег, а за ним принялся гнаться целый рой громко жужжащих комаров, поднятых им из высокой травы.
Только Яромир выбежал на цветочную поляну, как за спиной послышался топот копыт. Яромир остановился перевести дыхание, как подбежал Траян и встал рядом.
Конь посмотрел на успевшего устать от жары Яромира и громко шлепая губами потряс головой. После чего толкнул богатыря в плечо и жестом показал на свою спину.
Предложил помощь.
Удивлению Яромира не было предела, так как ему всегда казалось, что Траян его, мягко сказать, недолюбливал. Но отказываться от помощи Яромир не стал и легким движением оседлал коня.
