– Ты смотри, мамке не проболтайся про кладбище! – шепотом попросила Арина Свету. – Она ж не поймет ничего и вообще подумает, что мы с тобой рехнулись!
– Почему мы? – хмыкнула Света. – Это же ты проводила обряд – я только сопровождала тебя!
– Да что ты! Умная! Просто молчи и все!
– Да ладно, ладно! Я поняла.
Наевшись пирожков, все отправились в ближайшую бухту. Шли через степь по грунтовой дороге. Лара фигурировала впереди с коляской и, не умолкая ни на минуту, постоянно говорила с Машенькой.
– Ав! Ав! – показала девочка в степь, где гулял мужик с большим псом.
– Да, это собачка! Бобик! Видишь, как он лапку поднимает?
– Пи-пи!
– Да, да! Все Бобики так делают! – Лара даже остановила коляску и прошлась перед Машенькой, показывая, как Бобики поднимают заднюю лапку, чтобы сделать пи-пи. – Вот так они делают! Вот так!
Ее легкая юбка развевалась на ветру, и Лара не обращала внимания, что она немного задирается, когда она поднимала совершенно по-собачьи ногу.
– Мамка в своем репертуаре! – заявила Арина Свете. – Смотри, смотри, что она делает! Мужик с собакой обалдевает!
Света рассмеялась. Лара действительно очень смешно изображала писающего кобеля.
– Как коряга! – покачала головой Арина. – Меня всегда поражала ее способность вести себя, как дура. Я бы никогда не устроила такую клоунаду. А даже если бы и устроила, то обо мне бы все подумали, что я спятила, а маманька почему-то нормально смотрится в любой ситуации.
– Артистка. Бабушка постоянно говорит, что в ней погибла великая актриса.
– Да, я бы тоже не отказалась стать актрисой, но я не такая смелая, как она. И мне не нравится быть смешной.
– Тебе бы подошла роль романтичной красавицы, в которую влюбился бы главный герой, – пошутила Света, но Арина ее слова восприняла всерьез.
– Да? Ты так считаешь? А вообще-то я смогла бы сыграть такую роль, тем более что в жизни у меня таких сюжетов было очень много. Например, когда мне было шестнадцать лет, в меня влюбился одноклассник. Может, ты помнишь его? Хотя, ты тогда маленькая еще была…
– Ну и что! Я всех твоих одноклассников помню.
– Да ладно!
– Брусилова помню, Уварова, Полянского, Наташку, такую грудастую помню, еще какой-то Дима у вас был из старого квартала…
– Вот! Вот этот Дима и влюбился в меня! Но как ты всех запомнила? Тебе же всего десять лет было, когда я школу окончила.
– Запомнила. Ты тогда как раз переехала к тете Ларе жить и пошла в мою школу. Подруг у тебя какое-то время не было, и ты со мной постоянно гуляла? Я скрашивала твое одиночество. А ты мне про своих женихов рассказывала.
– Ну да, помню! Ты такая миленькая была, и я обнимала тебя, целовала, а ты стояла, как бревно…
Свете неприятно было, что ее сравнивают с бревном, но со стороны, наверное, так все и выглядело. Хотя нет. Она прекрасно помнила, как спокойно гуляла с Акмарал и другими девчонками, и вдруг, к ней, с какой-то сладострастной улыбкой подлетала моднявая, надушенная Арина, хватала ее, целовала, обнимала и все это у ошарашенных девчонок на глазах и при этом, почему-то сюсюкая, будто она совсем маленькая, повторяла: «Светочка! Сестренка моя дорогая! Какая ты лапочка в этих шортиках! Какие у тебя косички! Ах ты моя мисипусечка!»
Света тоже обожала Арину, но поведение сестры при девчонках смущало ее. В девять лет она считала себя вполне взрослой, и сюсюканья Арины вгоняли ее в ступор, и она действительно стояла, как бревно. Если бы все это происходило наедине, то ладно, ничего такого, но при приятельницах такие бурные сцены казались Свете настоящим позором. Она даже потом стала прятаться от своей обожаемой и любимой сестрицы, чтобы избежать ее бурного тисканья и сюсюканья. Эмоциональная Арина воспринимала поведение сестры, как холодность, и, так же, как и Лара считала Свету несколько бесчувственной.
А Света со своей стороны, хоть и любила Лару и особенно Арину, однако считала их особами хоть и красивыми, но глуповатыми и психически неуравновешенными. Такую позицию ей сначала внушила ее мама, а потом она и сама стала так считать.
А тогда, когда ей было девять лет, ей приходилось часто быть в обществе еще не освоившейся на новом месте Арины. Именно тогда Света очень много узнала от сестры о ее одноклассниках и одноклассницах. В Арину тогда влюбился красивый Дима, но девушка почему-то отвергала симпатичного и умного парня. Потом она не раз удивлялась, почему же она бросила такого мальчика, почему не воспринимала его?
– Он мне стихи посвящал! Представляешь? Такие красивые стихи! Ходил за мной, как тень. Но за мной тогда многие бегали, и я как-то не очень дорожила парнями. Мне же было всего шестнадцать! Что я там могла понимать? Я была такой, как ты сейчас. Кстати, ты такая классная стала! Фигура, ноги, руки… С твоей внешностью ты никогда одна не останешься. Признавайся, за тобой тоже парни бегают?
Света посмотрела на Арину, и ей захотелось вдруг плакать. Она слишком ранена для любви… Слишком запугана и скована ужасом, чтобы вертеть хвостом, флиртовать, встречаться, и вообще жить…
Арина восприняла молчание сестры, как проявление холодности ее характера и подумала, что будь у нее сейчас такая фигура, как у Светы, то она бы уж…
На пляже уже были отдыхающие. Дети с визгом резвились в воде. Взрослые чинно загорали на берегу. Как же тут хорошо! Просто прекрасно! Лара расстелила покрывало, все разделись, и Света с Ариной сразу же поспешили в воду. Арина в восторге хохотала, а Света сдержано смеялась. Лара, немного понаблюдав за ними, предалась своим мыслям. Сейчас, в поле, при виде мужчины с собакой на нее нахлынули воспоминания десятилетней давности. Ей было тогда тридцать пять лет. Какая она была еще молодая! Правда тогда ей так не казалось… Она встретила Сергея в парке. Он гулял с овчаркой, и его пес, разыгравшись, чуть не сбил ее с ног. Сергей кинулся извиняться, наделал ей кучу комплиментов, а она, едва отойдя от испуга, сразу же попала под его обаяние, заметив, что он очень даже симпатичный мужчина. У них начался бурный роман. Все происходило очень стремительно. Сергей завалил ее цветами и конфетами, ювелирными украшениями, клялся в любви. Она была свободна и думала, что наконец-то встретила мужчину мечты, но потом выяснилось, что Сережа женат. Это стало для нее настоящим ударом. Чужой муж… Какая гадость! Она рассталась с ним, но долго пребывать в депрессии было не в ее духе. Она слишком любила жизнь, чтобы предаваться унынию. Лара и тогда и сейчас считала, что все ее многочисленные романы возникали только потому, что она не смогла встретить одного единственного мужчину, потому что, несмотря на свой легкий, даже легкомысленный нрав, ей все-таки всегда хотелось найти только одного человека и прожить с ним долгие годы, всю жизнь. Но в последнее время она стала сомневаться в своей способности вообще создавать нормальные отношения. Во-первых, она почему-то в мужья выбирала себе каких-то слабых, не приспособленных мужчин. Все они вначале подавали большие надежды, а на деле всегда оказывалось, что зарабатывать они не в состоянии и их приходилось содержать. А во-вторых, она сама слишком артистична для брака, и ей постоянно хотелось и сейчас хочется чувствовать на себе внимание любимого мужчины. Двадцать четыре часа в сутки мужчина должен на нее смотреть, восторгаться, реагировать на каждое ее действие, замечать малейшее изменение ее настроения, улавливать интонации ее голоса. Причем, все это он должен хотеть сам, чтобы ей не приходилось постоянно торкать его: «Смотри! Смотри!». В общем, мужчина должен быть одержим ею. Именно этого ей хочется, и именно от такого отношения к себе она бы цвела, пахла и никогда бы не старилась. Но разве такие мужчины бывают на свете?
Из воды вышли Ариночка со Светой. Точеная фигура племянницы, как будто была примером идеальной женщины. На ее фоне Аринины телесные недостатки сильнее бросались в глаза. Дочка во время беременности набрала восемнадцать килограммов, и теперь никак не могла обрести прежнюю форму. А какая она была! Лара всегда гордилась своей дочерью, любила наряжать ее. Все просто шеи сворачивали, когда они вдвоем нарядные и красивые шли по улице. Люди буквально спрашивали друг у друга: «Откуда такие красивые берутся?» А сейчас все сворачивают шеи на племянницу. Вон как утихли те парни в сторонке… Так и пожирают глазами эту девчонку.
Лара снова почувствовала неприязнь к Свете. Ее даже передернуло… Нет, зря она взяла с собой эту холодную неэмоциональную девочку. Что толку от ее красоты, если она сама вся такая бесчувственная, неживая. Ариночка и смеется, и шутит, и что-то рассказывает постоянно, а от этой не дождешься ни одной эмоции, а если и дождешься, то, какое это все убожество! Кажется, что девчонка совсем не умеет радоваться жизни… Но тут Лара снова вспомнила, как в самом начале пути они вдвоем со Светой бурно ликовали, глядя на проезжаемые красоты. Племянница была очень воодушевлена, и очень радовалась всему увиденному, это потом она сникла… Лара снова почувствовала укол совести, но этот укол не наполнил ее состраданием к Свете, а еще больше раздражил ее. Зря она взяла с собой эту девчонку! Ой, зря!
А Света, ничего не подозревая, шла вместе с Ариной и чувствовала голод. Ей здесь постоянно хотелось есть. Дома она ела в два раза больше, а тут ей казалось, что она объест всю семью, если будет лопать от души, и потому вылезала из-за стола полуголодная. Даже вкусные Ларины пирожки, которые ей так понравились, она съела всего две штуки, потому что их было мало. Мама дома, если пекла, так пекла! Сразу несколько противней запекала, и потом все ели ее пирожки целую неделю. Тетя Арина пожарила всего двенадцать пирожков. Двенадцать! Каждому по четыре, и это если маленькую Машу не считать. Только дразнить таким количеством… Света даже стала подумывать о том, что ей непременно нужно будет под каким-то предлогом отлучиться из дома, чтобы сбегать в магазин, купить там хоть батон с кефиром и где-нибудь в укромном месте у леса наесться до отвала.
Лара вместе с внучкой отправилась к воде, и стала учить ребенка делать из песка башенки. Света с Ариной остались лежать на покрывале. Арина читала книгу, а Света глядела на живописный берег озера. Песок вокруг лежал красивыми дюнами, напоминающими застывшие волны. «Опять придется нам с Ариной тащить коляску с Машей на руках до дороги» – подумала она.
– Слушай, тут такое написано! – вдруг воскликнула Арина. – Девчонка в пятнадцать лет пришла к священнику и стала исповедоваться ему в том, что занималась мастурбацией, а он стал подробности у нее выпытывать! «А как ты это делала? Пальцем? Нет? Ах, все-таки пальцем! А как!» – девчонка расплакалась и убежала. Потом она к другому священнику пришла. «Ничего страшного! – успокоил ее старенький батюшка. – Слишком не заостряй на этом внимание, и как только почувствуешь смущение, то бери прыгалку, и прыгай».
Арина захохотала на всю округу, хитро посматривая на сестру, а отсмеявшись, снова уткнулась в книгу, покачивая от переполняющих ее эмоций светлой головой.
«Какая она дура!» – в какой уж раз подумала о сестре Света.
Взявшая на себя обязанность кухарки, Лара так и продолжала готовить все маленькими порциями. Но за два дня до отъезда она вдруг сварила большую кастрюлю борща, и Света впервые за все время пребывания здесь, наконец-то наелась. Тетка налила ей полную тарелку, положила туда кусок мяса. Жадно, словно не ела вообще ничего со дня приезда, Света съела свою порцию с четырьмя кусками хлеба и почувствовала сытость. Ариночка тоже ела с жадностью, и даже маленькая Машенька съела целую тарелку. Лара была довольна. Все нахваливали ее борщ, все уписывали его за обе щеки. Да и сама она наконец-то отвела душу, наевшись досыта. До нее дошло, что на большую семью надо готовить целыми кастрюлями и тазами. Причем, почти каждый день. Ей стало жалко Ариночку. Такая молоденькая, а на ней уже ребенок, муж. Вот вернется Ваня из командировки и тогда бедной девочке придется часами стоять у плиты, чтобы накормить его.
– А я не заморачиваюсь! – весело откликнулась Ариночка, на Ларины сетования. – Главное, чтоб в холодильнике были щи или суп, ну и какое-нибудь второе, и обязательно колбаса и сыр для бутербродов. И все! Я нисколько не переживаю на этот счет!
– Ах ты моя хорошая! Настоящая хозяйка! – поглаживая дочь по выступающему животу, нахваливала ее Лара. – Такая молоденькая, а все у тебя как надо!
– В прошлый раз все было точно так же! Ты приехала и сначала ругала меня за то, что я плохая хозяйка! Кидалась готовить, наводить порядок, а перед отъездом вдруг понимала, что все у меня хорошо! Дежавю какое-то!
– Дежавю, это когда тебе кажется что-то знакомым, но ты не можешь вспомнить, когда с тобой это было, – возразила Света. – Поэтому у тебя не дежавю, а просто повторение ситуации.
– Ой, хватит! – раздраженно махнула на нее Лара. – И так все понятно.
Она заметила, что Света сразу сникла, и ее раздражение на племянницу еще больше возросло. Все-таки зря она взяла с собой эту девчонку. Ой, зря! Только настроение от нее портится…
На обратном пути в поезде, Света, чтобы как можно меньше соприкасаться с постоянно раздраженной теткой, забивалась на свою верхнюю полку и притворялась, что спит. Лара видела, что та украдкой то читает, то просто глядит в окно, и не трогала ее. Женщине казалось, что как только она обратится к племяннице, то не удержится и скажет ей какую-то гадость, и потому предпочла игнорировать девчонку. Лежит она и пусть себе лежит на своей полке. И Бог с ней. Ларе было с кем поговорить. По крайней мере, первое время. Их соседями в купе оказались муж с женой примерно сорокалетнего возраста, и Лара, включив весь свой артистизм, неумолчно болтала с ними. Сначала они весело откликались на ее призыв поговорить, но потом постоянная говорильня утомила их, и они перестали реагировать на Лару. Без эмоциональной подпитки, без внимания к себе, Лара почувствовала себя плохо. Она пыталась любоваться проезжаемыми видами из окна, пыталась читать книгу, но все это быстро надоедало ей. Какие книги? Какие пейзажи? В книги надо вникать, пейзажами надо любоваться, но ей хотелось не вникать в чужие мысли и не любоваться чем-то вне себя, а самой быть для других источником, в который нужно вникать и которым нужно любоваться. Ей самой есть что показать, есть чем поделиться. В ней столько всего!
Из-за невозможности выплескивать из себя энергию и взамен получать эмоциональную подпитку, Ларе всегда становилось не по себе. В такие моменты она чувствовала себя переполненной и опустошенной одновременно. Если бы еще она была совсем одна, как, например, дома, то с этим еще можно было справиться. В квартире у себя она могла затеять уборку, перемыть окна, сделать ремонт, или просто поваляться перед телевизором, но если рядом были люди, то они действовали на нее раздражающе. И сейчас, в поезде, соседи в купе, равнодушно валяющаяся племянница – все они, потенциальные для нее зрители, как будто бы пребывали в эмоциональной отключке. Лара стреляла глазами по равнодушным лицам пассажиров, и ей казалось, что она превратилась в человека-невидимку, которого никто не видит и не замечает. Не выдерживая вакуума, она поднималась, шла в тамбур, стояла там у окна, стреляя на всех проходивших мимо нее глазами, заговаривала с проводницей, заговаривала с пассажирами, и, если ни у кого не было охоты общаться с ней, она возвращалась на свое место и пыталась забыться сном. Она косилась на постоянно лежащую Свету и недоумевала, что та, такая молодая девчонка, постоянно лежит на месте и не желает поразмяться.
Света же, исподтишка наблюдающая за теткой, чувствовала исходящее от нее раздражение. Тетю Лару будто что-то крутило изнутри, будто все в ней было не на месте, будто что-то рвалось из нее во вне и, не имея возможности выйти, обжигало ее. Девочка старалась не обращать внимания на тетку, не смотреть в ее сторону, чтобы не чувствовать жуткое напряжение этого человека. Но если она нечаянно все-таки взглядывала на Лару, то ее словно било током, и она поскорее отводила глаза. Света почти ничего не ела и не пила, редко ходила в туалет, лишь бы не соприкасаться с ужасающей энергетикой Лары. Во время остановок поезда, когда можно было выйти и прогуляться, она отказывалась выходить. Лара раздраженно ворчала на нее, иногда насильно тащила ее вон из вагона, но Света упорно отказывалась выходить и продолжала лежать. Тогда Лара шла прогуляться одна. Но как только она выходила, Света тут же спрыгивала с полки и пулей неслась на улицу, где находила глазами ярко наряженную Лару, и бежала от нее в противоположную сторону. Она изо всех сил носилась по перрону и вокзалу, а потом бежала обратно к своему вагону, занимала место на своей полке и затихала, довольная тем, что ей удалось поразмяться и при этом избежать общества «свихнутой тетки».
«Как хорошо, что она не моя мать, – то и дело думала девчонка. – С ней же вообще невозможно жить! Даже ее Арина не очень-то ладила с ней, когда они жили вместе. А мужья? Как они выдерживали ее? Понятно, почему она одна. От нее либо сбежать хочется, либо она сама тебя отторгает, и хочешь не хочешь – она вытолкнет тебя из своего окружения».
Но и о собственной матери Света думала, что и с ней тоже тяжело жить… В отличие от Лары, Тоня была более уравновешенной, хотя и ее изнутри как будто что-то постоянно мучило. Это что-то делало Светину мать беспокойной, как будто все вокруг не устраивает ее. Муж не устраивает, квартира не устраивает, работа, еда, сериалы – во всем она находила что-то отталкивающее. Света знала, что даже в ней, ее дочери, Тоня находила изъяны. Девочка понимала, что мать не все принимает в ней, и это материнское неприятие больно ударяло ее. Вернее, сама Света больно ударялась о материнское неприятие. Сама же мать ждала от Светы понимания к себе, к своим проблемам, и, находя все это в дочери, была благодарна ей, но при этом не воспринимала проблем самой Светы. А проблемы были, и девчонке сейчас совсем не хотелось возвращаться домой. Она лежала на верхней полке, чуть покачиваясь в такт движению поезда, смотрела в окно на мелькающие поля и перелески и думала о том, что мать, тетя Лара и тетя Ариадна какие-то странные. Может, на них троих кто-то порчу навел? Почему они такие не такие? Старшая из них, тетя Ариадна, как будто пребывает в каком-то тихом восторге от всей жизни и во всем находит что-то удивительное. Это хорошо. Это очень хорошо, но почему же тогда она производит впечатление какого-то раненного хрупкого, закомплексованного человека, который словно улитка постоянно уползает в панцирь своего одиночества? Семьи у нее нет, живет всю жизнь с матерью… Ни счастья, ни любви… Тетя Лара совсем другая. В ней никогда не было ни душевной хрупкости, ни закомплексованности. Она похожа на дикую кошечку, в мягких подушечках лапок которой скрыты острые когти. Она не прячется словно улитка, а нападает, но при этом и она несчастна и одинока. А мать всегда напоминала Свете какую-то расползшуюся студенистую медузу, нуждающуюся в опоре, но при этом имеющую многочисленные длинные, словно у осьминога щупальца с клешнями на концах. Ее жалко и хочется как-то помочь, но в то же время хочется и увернуться от ее цепко хватающих настойчивых клешней. Мать единственная из сестер прожила всю жизнь с мужем, причем с одним и тем же, но, как и сестры, так и не познала ни счастья, ни любви. Интересно, а они с Ариной будут счастливы? Или же и они по наследству получат эту бесконечную неустроенность? А ее подруга Акмарал? У нее тоже пьющий отец и издерганная, вечно усталая мать. Станет ли она, выросшая в такой семье, когда-нибудь счастлива?
Почему-то Света была уверена, что Акмарал сможет быть счастливой. У нее, в отличие от самой Светы, был какой-то стержень внутри, сила. У Светы такого стержня не было. Она многое понимала, но ей часто не хватало душевной силы. Акмарал привлекала ее именно своей внутренней мощью.
Глава 5
Утром третьего дня поездки Света, проснувшись, почувствовала сильную тошноту. Кажется, ее совсем укачало. Она осторожно посмотрела на нижнюю полку под собой – Лара еще спала. Это хорошо. Спустившись вниз, девочка на ослабевших ногах отправилась в туалет и едва успела войти в него, как ее начало жестоко рвать. Рвотные спазмы следовали один за другим, голова кружилась. Все, что она ела вчера, изверглось из нее без остатка. Она пробыла в туалете почти полчаса и недовольные пассажиры уже начали стучать ей в запертую дверь. Проснувшаяся Лара тоже направилась в туалет, и, увидев возле него очередь, была неприятно удивлена.
– А что это за столпотворение? Всем вот прям так одновременно приспичило? – громко спросила она.
– Кто-то сидит там уже полчаса! – пожаловались люди. – Мы и стучали, и ругались – никто не выходит!
– Понятно, – хмыкнула Лара. – Кого-то, видать сильно прихватило! Диарэя, небось, напала!
В это время дверь туалета открылась и оттуда вышла бледно-зеленая Света. Взвинченные ожиданием люди не ожидали увидеть юную несчастную девчонку, и их желание накинуться на того, кто их всех задерживал, сразу же угасло.
– Девочка, тебе плохо? – посочувствовали ей, а Лара, увидев свою племянницу в таком виде, испугалась. Не хватало ей еще потом перед Тоней оправдываться за Светкину болезнь!
– Света! Что случилось?! – с видом хозяйки она взяла девчонку под руку. – Ты заболела?
– Меня тошнило… Я пошла в туалет и меня там рвало…
– Ну ничего, пойдем скорее, я тебя уложу и полечу, – елейным голосом, стреляя глазами на любопытно глядящих людей, сказала Лара.
Света, пошатываясь, медленно пошла вперед на свое место, Лара последовала за ней. Женщина смотрела на сильную, обтянутую футболкой спину племянницы и невольно сама расправляла плечи – у нее никогда не было такой шикарной спины. С молодости Лара гордилась узостью своей грудной клетки и плеч. Она была очень изящной, хрупкой девушкой, и чтобы плечи ее так и оставались узкими, она их даже сжимала, и это со временем привело к сутулости, а потом и к сильному кифозу. Сейчас у нее спина была довольной округлой, и это уже не нравилось Ларе. Она смотрела на развернутую спину заболевшей племянницы и как будто видела перед собой пример, какой должна быть здоровая, красивая спина. Не надо было ей с молодости сжимать свои узкие плечики. Вон у Светки какие плечи широкие, и ничего… Даже красиво.
Света устало взобралась на свою полку и обессиленно легла. Чрезмерный запах Лариных духов раздражал ее. Когда же они, наконец-то, приедут, и она начнет дышать обычным, свежим воздухом без примеси этого приторного запаха роз?
– Сейчас! Сейчас, моя бедняжка! – елейным голосом приговаривала Лара, доставая из своей сумочки таблетки. – Сейчас я дам тебе лекарство и тебе сразу станет лучше! И тошнить перестанет!
Света сверху глядела, как тетка достает пачку каких-то таблеток.
– Это от укачивания? – спросила она ослабевшим голосом.
– От укачивания? Нет, это энтеросорбент. На-ка, выпей, и тебе сразу станет получше!
– Но меня просто укачало! Я вчера ела только булочку и не могла отравиться…
– Давай, давай! Хуже не будет! Что это ты артачишься? – Лара почувствовала раздражение. – Суй в рот и глотай! На, водичкой запей! Давай!
Света послушалась и запила таблетку водой.
– Булочку она ела! – проворчала Лара. – Разлеглась, не ест ничего, чахнет там, на полке, а теперь еще и заболела…
– Все пройдет… – Света смотрела на бледные, еще не накрашенные губы тетки, на ее глаза без слоя туши, и ей на мгновение показалось, что тетя Лара очень похожа на ее мать. Сердце девочки сжалось. Если бы мама была рядом, как было бы хорошо! Но тут же ей стало больно – последнее время мать как будто стала какой-то недосягаемой, какой-то жесткой. Светина душа постоянно стукалась о ее душу, как о стену… Как будто у матери для нее не осталось никакого понимания и сочувствия, как будто она совсем перестала быть матерью, а превратилась в вечно недовольное, страдающее существо, ждущее утешения и поддержки. Но от кого мама ждала утешения? От нее? Своей депрессивной дочери? Да, Света постоянно испытывала депрессию и апатию, но она чувствовала, что должна быть сильной, и она вела себя как сильная, оказывая матери поддержку в ее нелегкой судьбе жены алкоголика. «Мы с тобой ни при чем! Пусть матери сами разбираются со своей жизнью! А мы с тобой всего лишь дети!» – вспоминала она частенько слова Акмарал, и ей хотелось оторвать от своей души мать вместе с отцом, закинуть их далеко-далеко, забыть о них и просто жить. Жить без страха перед отцом, без страха перед страдающей и скандалящей матерью. Просто спокойно жить нормальной жизнью, чтобы приходить домой без страха, не сжиматься от ужаса… Света подумала, что даже счастливые примирения отца с матерью после скандалов уже перестали утешать ее. В детстве она радовалась их спонтанным объятиям и поцелуям где-нибудь посреди комнаты или в коридоре, бежала тут же к ним, обнимала их обоих и чувствовала в душе настоящее счастье. Но в последнее время она перестала виснуть на них во время их бурных сцен примирения, и сердце ее словно червяк точила мысль: «Надолго ли этот мир между вами?» И вся душа ее уверенно отвечала, что нет, мир ненадолго. Да ну их! Надоели они! Права Акмарал, что нужно уйти в сторону и предоставить им жить своей жизнью, что она ни при чем.
– Эй, малыш! Ты меня не слышишь, что ли?! О чем задумалась? Что случилось? Светочка!
Света вздрогнула и увидела перед собой уже расчесанную и накрашенную Лару. Ресницы ее, как всегда, клацали, рот был по-вампирски красным, а сильный запах духов, казалось, стоял вокруг нее плотным смоговым облаком.
– Как ты себя чувствуешь? – елейным голоском сладкозвучной серены снова пропела тетка. – Мне кажется, что ты не такая бледная! Щечки нормальный цвет обрели!
Лара протянула руку с длинными красными ногтями и потрепала Свету по щеке. Девочка тут же отпрянула, а на лице Лары мгновенно отобразилось раздражение.
– Ой! Колючка! Прямо не тронь тебя! Как ты себя чувствуешь? Все еще тошнит? – последние фразы она снова произнесла елейным голоском лисички.
Света вдруг с удивлением поняла, что тошнота ее прошла.
– Нет, не тошнит. Мне стало лучше.
– Кушать хочешь? Хотя нет! Нет! Не надо тебе пока ничего есть, а то снова начнется что-нибудь. Пусть живот успокоится. Лежи и смотри в окошко. Нам осталось всего лишь сутки добираться, и мы приедем! – Лара села на свое место под Светиной полкой, и девчонка перестала видеть ее ярко размалеванное лицо. Но запах сладких духов так и продолжал стоять в воздухе плотным облаком. Какая вонища!
– В прошлый раз я летала в Сибирь на самолете! – сообщила Лара двум, сидящим напротив нее новым пассажирам, сменившим вышедшую вчера вечером семейную пару. – На обратном пути наш самолет попал в зону турбулентности, и я столько страху натерпелась, что решила, что больше никогда не буду летать. Но на поезде тоже ничего хорошего! Четыре дня туда ехали, а теперь четыре дня обратно! Нет! В следующий раз снова на самолете полечу! Подумаешь, немного испугаюсь, зато быстро долечу! А поезд – нет! Кажется, я на всю жизнь накаталась! Меня теперь тошнить будет от одного только вида поездов! Да!
Появление новых людей, очень оживило женщину. Она приободрилась, и было заметно, как она старается произвести на вновь вошедших самое яркое впечатление, тем более что новыми пассажирами были мужчины. Один из них был молодой, а второй уже в возрасте. Это были отец и сын, возвращающиеся от родственников. Света, любопытно поглядывающая сверху, снова почувствовала тошноту, но теперь дело было не в желудке, и не в укачивании, а в самой тетке. Ларе явно понравился более взрослый мужчина. Она услужливо предлагала ему печенье, стреляла на него глазами, дергала плечами, и говорила, говорила, говорила… Какая гадость! Смотреть противно! Света постаралась не слушать теткину болтовню, и, перестав свешиваться, улеглась на полке поглубже. За окном показалась речка, мостик, потом длинная лесополоса, за которой простиралось поле подсолнухов. Красиво! Вот бы там сейчас погулять с Акмарал. Подруга обожает природу, и ей бы здесь очень понравилось.
А Лара была в ударе. Она, сидела у окна и, не закрывая рта, болтала с мужчинами, и те, пока еще не очень утомленные поездкой, с интересом смотрели на эту красивую и благоухающую, как роза, женщину, внешность которой казалась им неординарной. Ее шутки смешили их, и они покатывались со смеху, ее рассказы были им интересны.
– А вы случайно не артистка? – спросил ее вдруг старший мужчина. Он сидел как раз напротив Лары, по другую сторону окна. – Мне кажется, я вас где-то видел. В каком-то фильме.
– Да уж! Артистка! С погорелого театра! – воскликнула Лара с иронией, однако с искренней благодарностью посмотрела на Олега (так звали спросившего). – А вообще, я мечтала поступать в театральный институт, но родители мне не позволили. Отец считал, что актрисы, «актрисульки», как он их называл, все равно, что проститутки. А отца моего переубедить было невозможно, и я поступила в железнодорожный техникум. Проучилась там немного, бросила, вышла замуж, родила дочь, с мужем развелась, работала то тут, то там… А! – махнула она рукой. – Что там говорить? Артистизм из меня прет, а что толку? Я всего лишь торговка с рынка.
– Вы работаете на рынке? Вы?! – удивился Олег. – Но вы же призваны блистать! У вас талант пропадает!
– Ой, да что вы… – смутилась Лара, что вообще-то было ей не свойственно. – Талант пропадает… Он не пропадает, а уже пропал!
– Неправда! Талант не может пропасть. Он либо есть, либо его нет. А у вас он однозначно есть. Вы актриса. Прирожденная актриса. Вам надо играть, иначе ваш талант разорвет вас изнутри!
– Ой, Олег! Зачем вы бередите мою душу? Мне уже сорок шесть лет, и все, что обо мне, уже позади.
Света, забыв о красоте пейзажей за окном, с интересом слушала беседу Лары и Олега. Неожиданно тетка вдруг предстала перед ней совсем в необычном виде. Благодаря словам этого незнакомого мужчины, девочка впервые подумала о Ларе не как о болтливой, крашеной дуре-пустышке, а как о талантливом человеке, не сумевшем в жизни проявить свой талант и испытывающем душевные муки из-за этого.
Сын Олега тоже с интересом смотрел на Лару. Кажется, они были очарованы этой яркой женщиной, и даже сильный аромат духов почему-то не отпугивал их. Мужчины совсем не замечали тихо лежащую на верхней полке скромную девушку. Ну-ну! Света подумала, что еще немного полежит, а потом спустится прямо перед ними, пройдется демонстративно в своих шортиках и обтягивающей футболке, сходит за кипятком и понаблюдает за их реакцией. Она была уверена, что, увидев ее фигуру, эти двое сразу же поведутся на нее и будут пожирать ее глазами.
– Знаете, Лара, – Олег с большим участием смотрел на женщину. – Никогда не поздно начать делать то, что всегда хотелось делать. Это все решаемо. Некоторые люди только после пятидесяти начинают осуществлять свои мечты, и у них все получается, и они счастливы.
– После пятидесяти? – деланно удивилась Лара.
«После пятидесяти?! – вскинув брови, подумала Света. – Это будучи уже бабкой?!»
– Да, – кивнул Олег. – Лучше поздно, чем никогда. Талант – это как маленький огонь внутри тебя, как искра, которую мы должны поднести к чему-то, чтобы возгорелось пламя, иначе эта искра, этот малый огонек внутри нас, будет сжигать изнутри и выжжет всю душу.
– Но как? В театральный мне идти поздно… Да нет! – Лара махнула рукой. – Что попусту говорить? Мой поезд ушел! Однако спасибо вам, что разглядели во мне что-то. Я и сама всегда чувствовала в себе желание играть перед людьми. Все у меня напоказ, все для того, чтоб обратить на себя внимание… – женщина вдруг умолкла, а из глаз ее брызнули слезы. Но даже в этот момент, она не забывала о своем выражении лица и старалась выглядеть перед мужчинами особенно трогательно…
– А вы найдите курсы актерского мастерства, запишитесь в какую-нибудь самодеятельность! – не унимался Олег. – Вы – роза, царица цветов, и потому должны расти на самом видном месте. Вы для того, чтобы радовать глаз! Вы не скромный полевой цветок, а царица! Да у вас даже духи пахнут розами!
