Гранатовое вино – коварная штука. Словно шаловливый котенок, дразнит мнимым отсутствием алкоголя, кружит голову ароматом спелых ягод. Нужно время, чтобы осознать его ценность. И не пропустить момент, когда пора остановиться.
– За нас, девочки!
Для Лизы, «курортной старушенции», как, шутя, называла ее Седжиль за двухгодичный стаж в Кемере, двуличность гранатового вина не стала откровением, а подругам-первогодкам она пришлась по вкусу.
– Твой Саша завтра обязательно спросит, где и, главное, с кем мы провели вечер, если я правильно поняла суть ваших деловых отношений, Лиза, – упустившая момент «стоп» Ада отставила опустевший стакан, зажала ладонями пустившуюся в пляс голову. – Потом нахохлится и буркнет: «Приду в следующий раз на ваше море, посмотрю, что на вашем бабском языке значит «разговоры с подружками».
– Это он заботу обо мне прикрывает беспокойством о тебе, косматая, – возвела глаза Седжиль. – Как будто не знает, что, когда Кемер полон туристов, туркам переживать за себя, а не за нас надо.
– Ты при чем?
– Здрасьте, баба Настя! Это вы, русские, в этой стране словно сорняки в поле творите что хотите. А я – ахызка, нам гулять с кавалерами до свадьбы и тем более искать приключений на пятую точку запрещено культурой. Но мне плевать на правила. Жизнь моя, и коротать ее мне!
– Вообще-то Саша – мой патрон, и про тебя он никогда не упоминал в допросах…, – задумчиво откликнулась Лиза, любуясь переливами лунного света в вине. – «Если тебя, говорит, вые… Хм… Вы поняли девочки. Так вот, если с тобой, говорит, это сделают, то, считай, и со мной – морально разницы нет. Потому что весь сезон твои слезы утирать придется мне. Тебе конечно, в этой ситуации приятнее, а мне завиднее, страдаю ни за что. Так что сиди дома. И подружкам своим то же самое передай». В общем, боится он, что я влюблюсь в «кролика», как будто не я эту классификацию изобрела, и не сумею разглядеть в мужчине его пушистые ушки.
– Неужели серьезные отношения в Кемере совсем невозможны? – Гранатовое вино стало первым в жизни Ады алкоголем и с непривычки ее язык начал заплетаться уже после второго стакана.
Заносчивую Седжиль сбить с пьедестала было не так-то просто. Не обращая внимания на вопрос Ады, она продолжала гнуть свою линию.
– Вообще-то Ахмет – мой родственник, забыла, косматая? Саша – лучший друг Ахмета, считай, что брат. Если со мной что-то случится, отвечать перед Аллахом и моей теткой будут оба.
– От главных потрясений в жизни они тебя уберечь не в силах, как бы не старались, – в меланхолию голоса Ады виноградной лозой вплелись ростки смирения. Будто она знала больше, чем могла рассказать. – Хватит о сложном. Сегодня особенный вечер, девочки. Вечер празднования начала нашей дружбы.
– Забыла совсем, у меня для вас есть сюрприз, видимо, в честь нашего праздника, – пухлая ладошка Седжиль с унизанными массивным золотом пальцами утонула в складках мешкообразного платья, покопалась там и извлекла пакетик с сушеными анчоусами. – Угощайтесь, пока я добрая. И пожелайте здоровья Жорику из Минска. Может, знаете его, он на весь отель прославился. Купил жене в отельной ювелирке кольцо с шестнадцатью бриллиантами, самое дорогое из тех какие были, около 40 000 долларов за него отдал. А женушка его на следующий день случайно в море утопила. Ты, косматая, наверняка с ним знакома, этот красавчик у тебя пар десять носков купил. Тех, что с запахом.
– Откуда именно ты это достала? – с подозрением поинтересовалась Лиза, проигнорировав язвительный рассказ подруги о приключениях щедрого туриста. – Не отвечай. Я слишком скучаю по рыбке, чтобы знать правду. Деликатеееес!
– Чего не сделаешь ради любимых подруг. У меня еще и семечки есть, настоящие, черные.
– Седа, я тебя обожаю! – горы удивленно обернулись, услышав оглушающий счастливый визг. – По человеческим семечкам я скучаю еще больше, чем по сгущенке и пельменям. От турецких белесых монстров у меня мозоли на пальцах.
Тихая Ада наблюдала за добродушной суетой подруг, едва сдерживая слезы. Шутки, забота, щедрость… Это были слова из другого мира. Перед глазами девушки, разрывая едва сформированные рубцы, кровоточащими стрелами проносились картинки прошлого.
Провонявшая потом, заляпанная кровью тельняшка. Муж рубил голову курице. А тем же вечером с тем же топором носился по деревне за ней, Адой, пугая встречных соседей бешеным блеском в глазах. В блюде с куриным мясом, редком госте на их столе, оказалось слишком много лука. Вот и вся причина.
Храп мужа в разлившемся алкогольном смраде. Утроенный детский плач. Неуемный, животный. Ее шепот: «Завтра, милые, завтра будет нам хлеб».
Погоны на гостях в форме. Казенная бумага на покрытом дырявой клеенкой столе. Неуверенные подписи свидетелей. Наручники на ненавистных запястьях.
Презрение в голосе матери и братьев. «Твое дело – терпеть!».
Надежда в звонке из Турции от дальней родственницы. «Займи на билет. Есть работа».
Чья-то рука на ее плече. От нее исходит тепло и поддержка. Стоп. Это не может быть кадром из прошлого. Встряхнув головой, Ада огляделась. Так и есть. Заметив ее состояние, Лиза подсела поближе, обняла ободряюще. «Все будет хорошо. Теперь ты не одна», – шептали ее глаза. Тепло, отразившись в звездах, робким лучом прокралось в душу. Потопталось в коридоре, уселось у порога, не решаясь войти в гостиную. Всему свое время.
– …дители погибли в автокатастрофе пару лет назад, мне тогда было всего 17, – донесся до них начавший терять связность голос Седжиль. Увлеченная своим переживанием, она совершенно утратила связь с внешним миром и не обратила внимание на произошедшую в подругах перемену. – А недавно я потеряла последнего родного мне человека – бабушку. Девочки, это так страшно – пустота в жизни. Старое разрушено, новое не построено. У меня есть родственники по материнской линии в Стамбуле, но им нет до меня никакого дела. Они мне чужие, как и я им. Формально выполнили свой долг, после похорон бабушки выделили койку в своей лачуге, а через пару недель, ликуя, спихнули меня Ахмету. Он-то тоже мне семисотая вода на киселе. «Тебе надо отвлечься, дорогая», – кряхтящее-дрожаще передразнила Седжиль свою тетку. – Тоже мне, добродетельная матрона. Знаете, что мне нужно на самом деле, кулемы? Ощущать, что я нужна. Что есть рядом человек, который останется со мной, чтобы ни случилось. Который извинится первым и подарит мне шикарный букет роз, даже если скандал по моей вине. Который вопреки всем культурным рамкам принесет мне обед в кровать, когда я буду больна.
– Твое желание уже исполнилось, Седжиль. Аллах послал тебе меня и Лизу. У тебя есть мы, а у нас – ты. Мы нужны друг другу.
– Что ты несешь, деревенская? У меня никого нет. Ни-ко-го. Как бы я хотела, чтобы и меня тоже не было. Но увы. Знаете, как проходит моя жизнь сейчас? Я из последних сил пытаюсь найти опору. Сижу, сжавшись в точку, наблюдаю за происходящим. А еще за тем, как где-то вдалеке в моей жизни разгорается огонек, который единственный будет давать мне силы. Сейчас он – крохотная точка. Но с каждым днем он все ближе и ближе. С его приближением оживаю и я. Понимаете теперь, почему меня так тянет в кафе к моему любимому? Он лишь взглянет на меня, и я снова верю в то, что счастье существует, и понимаю, зачем стоит жить.
Вторая рука Лизы нашла сочувствующее пристанище на плече Седжиль. Туркменка, русская, турецкая казашка. Шанс на их встречу был один из миллиарда, но они не только встретились, но и несмотря на несовместимые различия умудрились стать друг другу ближе, чем просто знакомые.
Вы все еще верите в невозможное?
Плечо к плечу, сердце к сердцу, судьба к судьбе, девушки сидели на обрыве мира. Перед ними бескрайняя темнота моря слилась с небесами в томном вальсе. Едва слышный плеск воды словно подыгрывал на инструменте, звуки которого касались души. Свежесть ночи дарила покой.
– Смотрите, девочки, мы на краю земли, – шепнула Лиза. – Если не оборачиваться и не глазеть по сторонам, то кажется, будто есть лишь мы, Вселенная с сотнями галактик и мириады падающих звезд. Хоть каждую секунду можно загадывать желание. Давайте сделаем это. Вспомним о самой сильной мечте и запустим ее прямиком к звездам. Пусть ее доставит воображаемый курьер типа китайского фонарика. Звезды – это лучшие феи и джинны, а китайский фонарик – лучший курьер желаний, не знали?
– Совсем ты спятила, косматая. Хотя с таким начальничком как у тебя это не сложно.
– Почему бы и не попробовать, – Ада умиротворением погасила начавшее разгораться пламя раздора. – Мир гораздо интереснее и многомернее, чем нам об этом рассказывает культура, Седжиль. Аллах не просто так познакомил тебя с Лизой, но только от тебя зависит возьмешь ты те идеи и представления, что она предлагает тебе, или останешься жить в своем темном, заколоченном условностями мирке.
– Здрасьте, баба Настя! Было бы все так плохо, как ты описываешь, нищенка, жила бы я сейчас в деревне, как еще недавно ты, и, замотанная, доила бы по утрам коров. Днем и пикнуть не смела бы при муже, а ночью ублажала бы так, словно передо мной правитель мира. Я же хочу свободы и в первую очередь в выборе того, с кем пойду по жизни рука об руку. Я не ты, деревенская, и не вздумай равнять нас.
Глаза Ады сузились, напряженные пальцы сжали полосатую ткань матраса. Но голос не выдал ее обиды.
– Ты права, Седжиль. Ты мне не ровня. У нас разные национальности, разное воспитание, разный опыт. Спасибо маме, мне она привила вежливость и деликатность. Но желания у нас с тобой одинаковые, поверь. Все женщины в любой точке планеты в глубине души мечтают об одном и том же.
– Еще одна кулема развела философию. Ладно, будь по-вашему, сделаю, как вы хотите, хотя мои желания и без глупых фонарей исполнятся. Что делать надо?
Все трое зажмурились, напряженно вспоминая мечту. В их вновь открывшихся глазах поселилась радуга.
– Ну смотрите, кулемы, если завтра любимый не подарит мне кольцо, я вас обеих за волосы оттаскаю, – за ширмой суровости Седжиль затаились новорожденные ростки подснежников.
– Ты можешь лишь попросить Аллаха, а последнее слово остается за ним, – Ада вновь наполнила стаканы искрящейся багряной жидкостью. – Он обязательно подведет тебя к имаму, но кто оттуда обернется на тебя влюбленными глазами – известно лишь ему.
– Ты на что намекаешь, деревенская?
– На то, что все будет в свое время. Сейчас самое время выпить. Давайте посвятим этот стакан тому, чтобы мы как можно чаще смотрели на звезды улыбающимися глазами.
– Здрасьте, баба Настя! Еще не хватало за звезды пить.
– Не за звезды, дуреха. Ада красиво и тонко сказала. Кто чаще остальных смотрит на звезды? Влюбленные и те, у кого в душе мир и покой. Наблюдать за чем-то – это значит не взглянуть машинально, не обратив внимания на детали, а, полюбовавшись, обогатиться увиденной красотой, заметить чудо творения даже в увядающем листке. И последнее: улыбающиеся глаза. У кого они бывают, ответь сама.
– Уймитесь вы со своей философией, кулемы. Давайте просто выпьем.
Глоток за глотком, смакуя, девушки расслабились игривой жидкостью, вновь на время забыв о реальности. Лишь Ада, за годы замужества привыкшая к муштре и стальной самодисциплине, не утратила нить беседы.
– Мы здесь, потому что бежим от чего-то. Я – позора и голодной смерти своих малышей. Седа – от одиночества. А ты, Лиза? От чего бежишь ты?
– Я? – Лиза помолчала, формулируя внятный ответ на никогда не интересовавший ее с такого ракурса вопрос. – Я приехала сюда из любопытства, а осталась потому что в Кемере есть то, что нужно мне как воздух. Девочки, здесь же каждый камень на мостовой, каждый цветок, каждая капля в море и пылинка в воздухе пропитаны свободой и легкостью. Я согласилась с устоями, порядками и правилами, которые диктует город, потому что взамен он дает так много. Здесь любовь царит во всем, не замечали? Уже днем, например, едва отдохнув от ночной смены, луна спешит на небосклон, чтобы встретиться с солнцем, своим возлюбленным.
– Не пускаешь ты в себя, Лиза. Хочешь, я расскажу, почему ты здесь? – Ада прикрыла глаза. – Никакого государственного садика с его инфекциями. Далее – частный колледж. Потом оплаченная родителями учеба в престижном университете. Никаких гулянок, только зубрежка. Никаких ярких увлечений, так, парочка банальных симпатий, хоть и сильных, к университетскому рок-музыканту, главе стройотряда и журналисту университетской газеты. Тогда ты называла эти чувства любовью. Все как у всех в твоем мире. Стандарт. Однажды тебе надоело смотреть на мир сквозь запыленный шаблонами тюль. Вроде все видно, но расплывчато, тускло. Ты захотела отдохнуть от этого. Вырваться из навязанной системы, вздохнуть полной грудью. Узнать, какая ты без паранджи[20 - Женская одежда, соответствующая нормам шариата. Она должна закрывать все тело и волосы женщины. Непокрытыми можно оставить лишь лицо, кисти рук и ноги ниже щиколоток.] условностей. Эта потребность и привела тебя в Кемер, и заставила вернуться сюда снова. Ты прожила что-то в прошлом году здесь, и эта история до сих пор держит тебя в тисках страха. Ты вернулась, чтобы стать свободной. Права я?
Лиза замерла, собирая услышанное в единый пазл. Допустим, про колледж и университет Ада могла догадаться, кое-что про это Лиза и сама ей рассказывала. Но как подруга могла узнать про Валерку, гитариста и прошлогоднюю историю?
– Ты непростая, – наконец вымолвила Лиза. – Психолог?
– Бабушка научила, – впервые с момента знакомства подруги увидели улыбку Ады. Робкую, словно едва распустившийся одуванчик. – Ее – ее бабушка. Эта способность передается у нас через поколение.
– Здрасьте, баба Настя! – взвилась Седа. – Так ты, деревенская, значит, у нас ясновидящая? А в трезвом состоянии ты тоже предсказывать умеешь или твои способности просыпаются только после литра вина?
– Умею.
– Ну-ка, ну-ка, про меня расскажи. Только не надо копаться в грязном белье прошлого, это я и без тебя пережила. Скажи лучше, когда мой ненаглядный руку и сердце мне предложит?
– Позже расскажу. Как ты попала в Турцию, Лиз?
– Как многие, – пожала плечами. – В позапрошлом году, зимой, в университете, где я училась, выступали представители рекрутингового агентства, сотрудничающего с турецкими отелями. Заманивали студентов отдыхом, за который платят. Меня соблазнить на приключения проще простого, Седжиль уже знает. Ответила на парочку простых вопросов типа «Умеете ли вы варить кофе?» и «Любите ли создавать проблемы?». Улыбнулась получезарнее для фото – и вуаля. В апреле прислали рабочую визу и билет Новосибирск-Анталия, встретили в аэропорту, привезли в пятизвездочный отель эконом-класса, засадили за стойку гэст-релэйшена[21 - Сотрудник, оказывающий помощь гостям отелей в решении различных вопросов.].
– Нашла яркость-то свою, кулема?
– А то. Девчонки, жизнь в Кемере это даже не 3D, это 50D фильм. Скоро сами прочувствуете. В каждом лете словно целая эпоха, – Лиза задумалась, подбирая слова для описания наркотика курортной жизни. – Как же вам объяснить… Вы в пионерлагере когда-нибудь отдыхали?
Подруги дружно покачали головой.
– Туда приезжаешь со слезами, до того сильно хочется домой, к подругам, маминым пирожкам и привычному образу жизни. Но проходит всего несколько дней и атмосфера праздника и сплоченности затягивает в свой вихрь. В Кемере – та же история, это пионерлагерь для выросших детей. Да, здесь дикий для меня менталитет в отношениях с мужчинами, например. Здесь работа с людьми, наизнос. Когда ко мне в сто пятнадцатый раз за сезон подошли туристы с нытьем «Почему на завтраке подают не пятьсот видов выпечки???», я хотела впечатать их в мраморную колонну, наплевать на договор с отелем и прочие обязательства, собрать свои вещи и первым же рейсом улететь в Новосибирск.
Но потом приходили другие туристы, которые анекдотами и мудрыми историями вновь убеждали меня: люди прекрасны. А потом наступал вечер. Вечера здесь не такие как в России, девочки. Жарко-морские, волнующие, адреналиновые, с весельем вместе с коллегами до коликов в животе. Турки, русские, поляки, молдаване, украинцы и еще стопитсот национальностей, все вместе, словно нет между нами границ и различий. Вдоволь накупавшись и надурачившись под звездами, мы устраивали танцы на гальке. Иногда дикие, африканские, иногда страстные, испанские, иногда белые, романтичные… это было лето позитива в городе волшебных небес, – мечтательно протянула Лиза, улыбаясь мелькавшим в сердце, ставшими родными лицам из прошлого сезона.
Задорный Али, носатый аниматор, не расстававшийся с ярко-малиновым париком даже после работы. Хрупкая Венера, лишь парой слов умудрявшаяся успокоить даже самого капризного нетрезвого клиента. Бармен Убрус, которого за массивность фигуры прозвали «Советским шифоньером» и который мог без остановки выпить 16 стаканов текилы и ни капли не окосеть. Танцовщица белли-данса Олеся, мечта всех гарсонов и не только.
Ни один из них не вернулся в Кемер, все рассредоточились по побережью в поисках новых впечатлений, новых приключений, новых друзей.
– Как будто у тебя в России друзей не было, придумала же тащиться ради них за тридевять земель.
– Дело не только в друзьях, Седжиль. В Кемере атмосфера другая. Расслабленная, дерзкая, пропитанная обманчивой вседозволенностью. И я здесь другая. Жизнь на курорте юна при всей своей тяжести. Здесь нет завтра, есть только беспечное сегодня. Все торопятся жить, любить, смеяться, радоваться. Чувства фальшивы, но максимально интенсивны. Шесть месяцев буйного веселья – и жизнь здесь замирает, чтобы через несколько месяцев грянуть вновь со свежими силами. И ты, в середине сезона от усталости зарекавшаяся возвращаться сюда, в апреле как миленькая вновь бронируешь билет до Анталии. Билет в лето фейерверков.
– Что тебе с гусями на релэйшене-то не работалось? Зачем к Саше под крылышко прибежала?
– Не захотела вновь связываться с лживым агентством. Вместо обещанных 600 долларов в месяц мне платили по 400, остальное, якобы, ушло в счет перелета, документов, проживания и услуг агентства. Жила с аниматорами в крохотной лачуге без кондиционера под наклонной крышей отеля, а не «современном комфортном ложмане». Днем к окну даже прикоснуться невозможно было без риска получить ожог. Руководитель отдела гэст-релэйшен – турчанка, старая дева, ненавидящая русских девчонок, как она говорила, «своей наглостью и распущенностью уводящих из страны цвет нации» – муштровала нас, как майор новичков в армии. Обед строго 12 минут, в туалет ходить по расписанию, на одного туриста более 7 минут рабочего времени не тратить. И все это на фоне бесконечных обнимашек туристок и бахвальных рассказов персонала о своих победах.
Разлив по стаканам остатки вина, допили молча, любуясь паутиной звезд улыбающимся взглядом. С соседних пляжей, отличающихся лишь цветом матраса на лежаках, сквозь тишину ночи долетали обрывки танцевальных мелодий. Там текла беззаботная жизнь, какая бывает только на отдыхе. Обтягивающие мини, откровенные взгляды, бокал за бокалом, бесконечный драйв под модный тунс-тунс, руки чуть ниже талии партнера, молчаливое согласие.
Но подруги были в другом, для сохранности накрытом куполом мире. Открывшись навстречу друг другу, их души слились в одно, чтобы, растворившись в безмолвном танце, снова стать тремя, но уже объединенными невидимой нитью самостоятельными единицами. Права оказалась Ада, вечер стал особенным.
– Не поняла, я замуж-то выйду? – суровый окрик вернул девушек в реальность, вызвав приступ хохота. Ох уж эта Седжиль!
– Конечно, – сделав большой заключительный глоток, Ада смяла податливый пластик стакана, заботливо спрятала искореженные останки в пакет. – Причем до конца этого года. У вас будет общий бизнес.
При этих словах улыбка Седжиль стала еще шире.
Слова лились из Ады, словно вино на грузинском застолье.
– Твой муж – плотный, с широким носом, миндальными смеющимися глазами и шрамом над правой бровью. Это гарсон?
Улыбка погасла.
– Седа, этот мужчина – твоя родственная душа, подарок Аллаха. Его стоит подождать, потому что его любящее присутствие даст тебе все, в чем нуждаются твои душа и тело. Не нужно бросаться на первого встречного, цепляясь за него, как за последнюю надежду. Абы с кем ты не уживешься. Как старшая сестра тебе говорю.
В узор платья упала капля.
– Какая ты все-таки дуреха, Седжиль, – Лиза вновь приобняла подругу за плечи. – Соглашаешься на тазик прокисшего оливье, вместо того чтобы пару месяцев подождать фуру с самым лучшим мороженым.
– Не нужен мне никакой оливье, косматая. Просто… Я не знаю, чем занять дни, в которых нет моего ненаглядного. Они пусты, понимаешь?
– Тебе есть чем заняться. Живи, наполняй свой мир радостью, создавай из него поле цветущих гортензий. Потому что унылая калоша мужчинам не интересна.
– Учись ждать, Седа. Лучше долго выбирать, чем долго жалеть. – Ада незримо обернулась по линейке прошлого, вгляделась в точку, с которой начался отсчет ее слез. В одно-единственное поспешное решение, вызванное желанием не оказаться хуже сестер.
– И только попробуй «забыть» пригласить нас на свадьбу! Знаю я тебя, лишь бы сэкономить на подругах.
Улыбка воскресла.
– Как можно, кулемы…
Впервые Лиза слышала в ее голосе столько теплоты. Лицо Седжиль расслабилось, глаза заискрились хитрым блеском.
– Ада, а рыжая когда замуж сподобится? Надоела она мне со своими сумасшедшими шуточками.
– Ее с руками оторвут. Чем быстрее перестанет капризничать при выборе и от страха отступать назад при сближении, тем скорее обретет пару.
– Точно про нее, – фыркнула Седа. – В общем, не дождемся мы пирушки с ее стороны.
– Я не капризная! – от силы возмущения Лизы остолбенели даже звезды. – Я также, как и все. Я не собираюсь устраивать из своей жизни проходной двор, становиться посмешищем отеля. Знаем, плавали. В моей жизни достаточно любви, мне для этого не нужен мужчина.
– Жизнь полосатая, – от мелькнувшей в голосе Ады материнской заботы и нежности возмущение растаяло, не оставив и следа в истории их вечера. – У тебя сейчас период такой – свобода и копилка мужского интереса. Одного из толпы пока не выделяешь, не то время, не те ценности. Но пресыщение наступит быстро. Кайфуй, – улыбнулась она, заметив протест в позе новой подруги. – Потом, когда в твоей жизни появится Тот Самый, который перекроет другим мужчинам даже мимолетный доступ в твою жизнь, будешь скучать по этим денькам. Всему свое время. Цени то, что есть сейчас. Всегда.
Откуда в этой деревенской девушке, не знавшей ни мужской ласки, ни доброго слова, столько мудрости?
– Опиши его, Ада.
Ответом ей стала улыбка.
– Ты и без карты не потеряешься. Эх, как мы будем отплясывать на ваших свадьбах. Готовьтесь, подруги!
Ценна та дружба, которая стоит у истока мечты. Тем интереснее, спустя время, с зажмурившимся от восторга сердцем наблюдать за ее исполнением.
– Ты тоже не отставай, – подушка кулака Седжиль в знак участия ударилась о выпирающие косточки плеча Ады. – Долго по своему алкашу не реви, много чести. Мы с вами, кулемы, в Кемере как в курятнике, только мы – петухи, а не топченые наседки.
Аделия промолчала в ответ, с тусклой помощницей-луной, на ощупь, собирая по пляжу снесенные ветром с матрасов использованные стаканы, опустевшие пакеты от орешков и обертки от подсластившего вечер шоколада.
– Пора по домам, девочки. Прошло уже больше недели с моего приезда в Турцию, а я еще не адаптировалась к разнице во времени, глаза слипаются. Да и кемерская влажность молотом бьет по вискам, к этому тоже нужно привыкнуть.
– Готовься к июлю, деревенская. Тогда будет казаться, что ты с похмелья проснулась в хамаме. Ахмет, добрая душа, заранее меня предупредил, что в июле на работу нужно брать сменную одежду. А по поводу твоего нытья о слипшихся глазах: знай, что этим вечером ты запаслась силами на неделю. Просидела бы дома – ничего бы не потратила, но и не получила. Доказано мной и рыжей десятки раз. Но ты права, пора спать, соскучилась я по своему кровату.
Осторожно прокравшись к спящим ложманам по промозглому городу, подруги торопливо пожелали друг другу приятных снов и разбрелись по домам. Каждая чувствовала, что стала богаче.
