– Нам повезло, что он еще этого не сделал, – заметил Дэлзиел.
Инспектор Макферсон тоже испытывал удовлетворение. Он выехал в Ньютон-Стюарт рано утром, чтобы положить перед сержантом Дэлзиелом свою таблицу, и теперь его распирало от гордости.
– Моя версия подтверждается, – заявил он. – Готов съесть собственную фуражку, если это не велосипед Фаррена.
А тем временем сержанта Дэлзиела ждало потрясение. Предыдущим вечером его распирала гордость от сознания быстроты и эффективности собственных действий. Возвращаясь из Эра, он заехал в полицейский участок Гервана, чтобы оставить там несколько фотографий с указанием предъявить их для опознания носильщику Макскиммингу, как только тот явится на работу. И вот теперь Дэлзиелу позвонили из Гервана с сообщением о том, что вышеозначенный носильщик был доставлен ночью в больницу с острой болью в животе, которая оказалась приступом аппендицита. Позвонив в больницу, сержант выяснил, что беднягу как раз оперируют и в последующие несколько дней поговорить с ним будет нельзя. Сержанта обеспокоили слова «перфорация», «угроза перитонита» и «неудовлетворительное состояние сердечной мышцы». Выругавшись, Дэлзиел тотчас послал Росса на станцию с еще одним комплектом фотографий. На сей раз их следовало предъявить для опознания другим сотрудникам.
Второй удар настиг инспектора Макферсона.
– Готов съесть собственную фуражку, если это не велосипед Фаррена, – сказал он, но едва эти слова сорвались с его губ, как на столе зазвонил телефон.
– Звонят из полиции Критауна, – раздался голос в трубке. – Мы нашли велосипед мистера Фаррена. Он валялся в холмах Фолбе. Нет никаких сомнений в том, что велосипед принадлежит именно этому джентльмену, поскольку к рулю прикреплена бирка с его фамилией.
Не стоит забывать о том, что накануне вечером инспектор отправил отряд в заброшенный рудник, где год или два назад случилось несчастье. Рудник состоял из полудюжины узких шахт, прорубленных в гранитной поверхности холмов, раскинувшихся в нескольких милях к востоку от Критауна. Попасть туда можно было, следуя по дороге, ведущей на ферму Фолбе. Отсюда две узких тропы, протоптанных отарами овец, тянулись к шахтам. Работы здесь производились на небольшой – тридцать – сорок футов – глубине. Тут все еще можно было обнаружить клети, в которых рабочие опускались вниз, хотя остальное оборудование исчезло. Рудник снискал дурную славу, особенно после того, как здесь покончила с собой несчастная девушка, бросившись в одну из шахт. Местные жители старались сюда не заглядывать. Даже пастухи обходили это место стороной. Поскольку люди на рудник не захаживали, дорога тут и обрывалась. Несмотря на близость к цивилизации, рудник выглядел заброшенным, словно находился посреди пустыни.
И вот в этом зловещем месте обнаружили велосипед Фаррена. Поспешно приехавший на место происшествия Макферсон встретил здесь полицейских из Критауна и нескольких добровольцев, сгрудившихся у входа в шахту. Один уже обвязался веревкой и готовился к спуску.
Велосипед находился в нескольких сотнях ярдов от фермы и примерно в полумиле от ближайшей шахты и пребывал в неплохом состоянии, хотя блестящие детали начали понемногу покрываться ржавчиной, поскольку он несколько ночей пролежал в зарослях папоротника. Никаких следов повреждения обнаружено не было. Все выглядело так, словно его тут бросили, когда тропа стала слишком ухабистой и крутой для езды на велосипеде.
– Тело не нашли? – спросил инспектор.
Нет, не нашли ни тела, ни одежды. Но не исключено, что бедняга Фаррен лежит на дне одной из шахт. В соответствии с полученной инструкцией полицейские намеревались обыскать все шахты по очереди. Сделать это будет непросто: на дне одной или двух скопилась вода. Макферсон велел продолжать, и если обнаружится что-нибудь важное немедленно сообщить ему. После этого, раздосадованный и разочарованный, он угрюмо поехал обратно в Керкубри.
На долю начальника полиции выпала тяжелая миссия сообщить миссис Фаррен о том, что с ее мужем могло произойти несчастье. Хозяйка с улыбкой открыла дверь. Впервые за несколько дней она выглядела по-настоящему радостной, поэтому слова давались сэру Максвеллу с огромным трудом. В целом миссис Фаррен восприняла известие относительно спокойно. Начальник полиции сделал упор на том, что у следствия пока нет доказательств самоубийства, а поиски на руднике лишь мера предосторожности.
– Я хорошо вас понимаю, – произнесла миссис Фаррен. – Все это так любезно с вашей стороны. Честно говоря, мне просто не верится, что Хью отважился на столь ужасный поступок. Я уверена, что это ошибка. Знаете, муж весьма эксцентричен, и я скорее готова поверить в то, что он просто где-то гуляет. Но вы, конечно, должны обыскать рудник.
Начальник полиции задал женщине еще несколько вопросов, стараясь действовать как можно тактичнее.
– Ну, раз уж вам все известно, я должна признаться, что, уходя из дому, Хью пребывал в гневе. Его легко вывести из себя. А в тот раз мужа расстроило что-то за обедом. О господи, нет, это не имеет никакого отношения к мистеру Кэмпбеллу. Что за нелепая идея!
Сэр Максвелл почувствовал, что оставлять без внимания ее слова нельзя, и постарался мягко объяснить, что в тот злополучный вечер несколько человек стали свидетелями инцидента, когда Фаррен не слишком лестно высказывался в отношении мистера Кэмпбелла.
Миссис Фаррен призналась, что муж действительно возражал против визитов Кэмпбелла в их дом.
– Но как только Хью все хорошенько обдумает, – продолжила она, – поймет, что был ко мне несправедлив. Он никогда бы не дошел до того, чтобы наложить руки на себя или кого-либо другого. Сэр Максвелл, вы должны мне поверить. Я знаю своего мужа. Он импульсивен, но быстро остывает. Я убеждена, что Хью жив и не совершил ничего плохого. Даже если… вы найдете его мертвое тело, ничто не переубедит меня в том, что произошел несчастный случай. Что-либо другое просто невероятно, и скоро вы вернетесь и сообщите мне, что я была права.
Женщина говорила так уверенно, что Джеймисон начал колебаться. Сказав, что хочет надеяться, что все именно так, как говорит миссис Фаррен, сэр Максвелл попрощался и ушел. На повороте ему встретилась машина Стрэчена, и, обернувшись, сэр Максвелл заметил, что она остановилась у дома Фарренов.
– Что бы там ни случилось с Фарреном, – пробормотал он себе под нос, – Стрэчен имеет к этому какое-то отношение.
Сэр Максвелл повернул обратно. Он вспомнил, что Макферсон так и не получил ответа на свой запрос в Гейтхаус относительно местонахождения Стрэчена в понедельник в 21.15.
– Мистер Стрэчен! – воскликнул он.
– Доброе утро, сэр Максвелл!
– Хотел кое-что у вас спросить. Не знаю, слышали ли вы уже… тревожные новости о Фаррене.
– Нет. А что с ним такое?
Сэр Максвелл рассказал о найденном велосипеде.
– О! – выдохнул Стрэчен. – Выглядит не очень хорошо, верно? Фаррен ужасно вспыльчив. Надеюсь, с ним не случилось ничего дурного. Миссис Фаррен знает?
– Да. Я решил, что лучше ее подготовить на случай…
– Она расстроена?
– Нет. Держалась стойко. Кстати, мои люди искали вас вчера вечером.
– Да? Ну, извините. Мы все отправились в Сэнд-Грин, а служанку отпустили. Зачем я вам понадобился?
– Просто хотел спросить, не было ли вас дома в понедельник, в четверть десятого.
– В понедельник вечером? Сейчас вспомню. Нет, я отсутствовал: уезжал на рыбалку в Тонгланд. А что?
– Фаррена видели на Лористон-роуд, и мы подумали, что он заехал к вам.
– Об этом мне ничего не известно, – произнес Стрэчен. – Но я спрошу у жены: она-то наверняка знает, – а если не она, так служанка. Они ничего мне не говорили, так что, думаю, Фаррен к нам не заезжал. Бедолага! Ни за что себе не прощу, если он действительно искал встречи со мной и я мог бы предотвратить… Впрочем, пока неясно, что с ним случилось.
– Вы правы, – ответил начальник полиции. – Но мы в любом случае надеемся на лучшее.
И он тронулся в путь.
– Совершенно непробиваемый человек, – пробормотал он. – Не доверяю я ему. Но, конечно же, Фаррен не имеет к этому никакого отношения. А вот удивительный рассказ Уимзи…
Дело в том, что часом раньше сэр Питер сообщил ему такое, что все остальное по сравнению с этим звучало детским лепетом.
Бантер
Потрясение было необычайным и не утратило своей силы, даже будучи преподнесенным в форме укора. Уимзи встретил бурю со склоненной головой и настолько пал духом, что смиренно позволил снять с себя серый фланелевый костюм и отправился на похороны Кэмпбелла в черном сюртуке, цилиндре и черных лайковых перчатках, к ужасу своих друзей и восхищению мистера Макуэна.
Проблема заключалась в следующем. В четверг утром Бантер попросил выходной, чтобы сходить в кино, и, естественно, получил его. Поскольку Уимзи обедал с инспектором Макферсоном в Ньютон-Стюарте, а затем сразу отправился к Бобу Андерсону, Бантера он увидел снова лишь после полуночи, когда вернулся домой после визита в полицейский участок.
Его первыми словами были:
– Бантер! В доме Гоуэна что-то происходит.
На что камердинер ответил:
– Я тоже хотел поговорить с вами об этом, милорд.
– Кто-то только что спешно покинул дом, – продолжил Уимзи. – Я сообщил об этом полиции. – Вообще-то на улице непроглядная тьма, и я споткнулся о какую-то ступеньку и сильно ударился. Но суть дела от этого не меняется. Кстати, нет ли у вас настойки арники?
– Милорд, в отсутствие вашей светлости я взял на себя смелость ознакомить сэра Максвелла Джеймисона с планом побега мистера Гоуэна. У меня есть основания предвкушать, что его задержат в Дамфрисе или Карлайле. Если вы, ваша светлость, будете так любезны и снимете с себя костюм, я нанесу лекарство на раны.
– Ради всего святого, Бантер, – простонал лорд Питер, падая на стул, – объяснитесь немедленно.
– Когда вы, ваша светлость, проявили любезность и ознакомили меня с результатами расследования инспектора Макферсона в доме мистера Гоуэна, мне пришло в голову, что у слуг в доме мистера Гоуэна можно выведать много полезной информации. Причем они охотнее доверятся не представителю власти, а такому же слуге, как и они сами. Помня об этом, я испросил у вашей светлости позволения посетить кинематографический сеанс. У мистера Гоуэна, – Бантер тихо откашлялся, – работает молодая особа по имени Элизабет, от которой в легкой и непринужденной беседе я узнал, что она освобождена от работы на целый вечер. Я пригласил ее посетить киносеанс. Сам я уже видел этот фильм в Лондоне, но для нее он был в новинку и она с радостью приняла мое приглашение.
– Не сомневаюсь.
– Во время сеанса мне удалось перевести наши отношения на более доверительный уровень.
– Бантер, Бантер!
– Вашей светлости совершенно не о чем беспокоиться. Если в двух словах, то дело обстоит следующим образом. Юная Элизабет призналась, что не совсем довольна своим нынешним положением. Миссис Гоуэн всегда была к ней добра, как и супруги Элкок, однако в последние несколько дней возникли кое-какие обстоятельства, пробудившие в ее душе беспокойство. Я поинтересовался, что это за обстоятельства. Элизабет намекнула, что ее беспокойство связано с пребыванием в доме таинственного незнакомца.
– Просто нет слов!
– Благодарю вас, милорд. Я немного надавил, но юная Элизабет опасалась, что кто-то может услышать ее рассказ в людном месте. Я смиренно дождался окончания фильма (а закончился он в десять часов) и пригласил девушку прогуляться по городу. Дабы не утомлять вас слишком длинным рассказом, милорд, скажу, что вытянул-таки из нее подробности. Таинственные события, причиняющие ей беспокойство, начали разворачиваться в прошлый понедельник, когда Элизабет получила разрешение навестить вечером больную родственницу. Вернувшись домой в половине одиннадцатого, она узнала, что мистера Гоуэна внезапно вызвали в Лондон и он уехал поездом в двадцать сорок пять в Карлайл. Элизабет утверждала, что не придала бы значения данному обстоятельству, если бы дворецкий и экономка не говорили о нем многозначительно. На следующий день она удивилась тому, что миссис Элкок запретила ей подниматься на верхний этаж дома. Там располагается несколько нежилых комнат, и при обычных обстоятельствах Элизабет и в голову бы не пришло туда заходить. Наша служанка ничем не отличается от остальных женщин, и поэтому запрет пробудил в ней жгучее любопытство. При первой удобной возможности, когда остальные слуги были заняты на нижнем этаже, она поднялась в запретный коридор и прислушалась. Ничего интересного Элизабет не услышала, однако ее весьма чувствительный нос уловил слабый запах бактерицидного средства, и она почему-то сразу подумала о смерти. Кстати, милорд, это напомнило мне, что ваши раны…
– Забудьте о моих ранах и продолжайте!
– Элизабет, и без того пребывавшая в смятении, перепугалась еще больше, услышав на лестнице чьи-то шаги. Не желая быть уличенной в непослушании, она поспешила спрятаться в крошечной кладовой для хранения метел, расположенной на лестничной клетке, и, выглянув в щель, увидела, как Элкок с кувшином горячей воды и безопасной бритвой миновал коридор и вошел в самую дальнюю комнату. Убежденная, что в доме находится труп, который Элкок собирался обмыть и побрить перед похоронами, Элизабет бросилась вниз и, забившись в кладовую, дала волю слезам. К счастью, миссис Элкок поблизости не оказалось. Вскоре Элизабет успокоилась и вернулась к своим обязанностям.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=51802092&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
В русском названии романа использован дословный перевод английской идиомы «red herring» – ложный след, отвлекающий маневр.
2
Прозвище солдат Шотландского гвардейского полка. – Здесь и далее примеч. пер.
3
Прозвище итальянцев, португальцев, испанцев.
4
Мифический остров в кельтских легендах.
5
Марка мячей для гольфа с рельефной поверхностью.
6
«Волшебница Шалот» («The Lady of Shalott») – баллада английского поэта Альфреда Теннисона (1809–1892).
7
