Почему говорят, что старики и дети похожи? Потому что и у тех, и у других значение имеет лишь настоящее, не замутненное обязательствами.
И те, и другие знают то, чего не знают остальные.
В самом начале
С утра ходила как пьяная. Так бывает в самом начале простуды. Легкая эйфория. Немножко невесомости, тяжелая, пустая голова. Не в тему только заложенный нос.
Но мы ведь как устроены? Заболеваем – значит, плохо. И стараемся задушить на корню эйфорию, которая нас поначалу накрывает, не допустить ее в нашу размеренную и понятную жизнь, открещиваемся от нее.
А может, нужно просто расслабиться? Словить этот кайф, раз уж пришел. Принять это состояние начинающейся болезни. Она, болезнь, очень этого не любит. Она любит играть в войнушку. Привыкла, чтобы ей сопротивлялись, боролись с ней и ей проигрывали. А мирного сосуществования не терпит.
Я капнула в аромалампу несколько капель масла розы – и антисептик, и приятно. Выпила лекарство. Сделала себе чашку кофе – ну и что, что нос не дышит? И начала писать в удовольствие.
Болезнь – не повод раскисать, а самое подходящее время для того, чтобы замедлиться. Задуматься, куда бегу. Не пробегаю ли мимо чего-то важного.
Болезнь, может, для того и приходит. И отказавшись от военных действий, я ей не поддаюсь. Я ее обезоруживаю.
Я сегодня нежу себя, а неизвестно как проникший в организм вирус мне в этом помогает. И я надеюсь, это лишает его сил.
7 декабря
Книга про декабрь
Сегодня электронная библиотека выдала мне книгу. Зачем я ее заказывала? Кто ее мне порекомендовал? Она вообще к чему?
Я не помнила. Но начала читать.
Прочла предисловие. Ничего не поняла и перешла к первой главе. А она называлась «Декабрь».
Я как будто услышала это слово, произнесенное кем-то громко и внятно. Вздрогнула.
Первая мысль: это же мой декабрь. Это мне. Эта книга пришла вовремя.
Другие главы были посвящены другим месяцам года. И рядом с каждым стояло какое-нибудь слово. Рядом с декабрем стояло «Любовь».
Откуда я знаю, что этот месяц особенный? Это даже не месяц, а какой-то большой путь, который еще предстоит пройти, изучить, в котором еще предстоит повариться.
Он не спешит проходить, пролетать, случаться, как это было раньше.
Он переворачивается медленно, как пласты весенней земли под ножом тяжеленного плуга.
Моя реальность
Почему я выбрала именно декабрь? Такой неприютный, черно-белый, безрадостный. Сама не понимаю.
Похоже, это он выбрал меня. И когда я пишу об этом, сейчас, в эту самую минуту, в теле появляется тепло. А спине и вовсе становится жарко. Я уже знаю – это подтверждение.
А может, я сама творю свою реальность? Объявляю месяц самым лучшим в году, и после этого у него нет другого варианта, кроме одного – подстроиться.
Эта новая реальность – легкая и текучая, игривая и непредсказуемая. Она запросто включает для меня солнце в пасмурный день, подбрасывает людей в онлайне, с которыми мы никак не могли бы пересечься вживую, щедро дарит безумные идеи, от которых внутри разгорается небольшой костер.
Она дразнит совпадениями и подбадривает подсказками.
Она охотно идет навстречу и загадочно улыбается. В ней так круто!
Она неуловима. Но сегодня утром мне, кажется, удалось к ней прикоснуться. Может, потому, что я про нее написала?
Бомжиха
Я шла по бульвару. Народу в этот ранний час почти не было. Только навстречу мне двигалось какое-то странное существо: пальто явно с чужого плеча, из-под него торчат спортивные штаны в гармошку. Картину завершали драные перчатки и два больших пакета в руках с пустыми жестяными банками.
Существо было женского пола и двигалось прямо на меня. А, не дойдя пару шагов, громко произнесло, глядя куда-то за меня: «Вы мне должны дать пятьдесят рублей на проезд».
Я остановилась. Как вкопанная.
Не знаю, как там гипнотизируют цыганки, когда люди отдают им последнее. Эта дама средних лет цыганкой не была. Но…
Она говорила с интонацией сверженной большевиками императрицы.
Я открыла сумку, достала кошелек… Все это время она смотрела мимо меня и вдруг хорошо поставленным голосом добавила: «Представляете, в трамвае кошелек украли. Такая неприятность!»
Я уставилась на нее с открытым ртом.
Было ясно, что она давно уже не ездит ни на трамвае, ни на метро – ее туда просто не пустят. А уж о том, чтобы украсть у нее что-то, и речи не могло идти.
Но сказано это было тем же торжественным тоном великосветской дамы.
У меня даже не возникло вопроса – подавать или нет. Такое впечатление я просто обязана была оплатить – ни разу никого подобного не встречала.
К тому же, она почему-то вызывала у меня уважение.
Я протянула ей полтинник, услышала в ответ «Благодарю» и почувствовала себя последней замухрышкой.
А она подняла с земли свои безразмерные пакеты и неспешно пошла дальше по бульвару.
8 декабря
Вещи
Начала пользоваться вещами, которые раньше казались бесполезными – их накопилось великое множество.
Тонкий подсвечник.
Теплый плед с рукавами.
Изящный бокал, оставшийся в единственном экземпляре.
Удобная джинсовая рубашка.
Тетрадь с рецептами бабушки…
Всего так много, что чувствуешь себя невероятно богатой.
Так и есть.
Можно достать красную кружку, подаренную кем-то на Новый год, налить в нее ароматный кофе и наслаждаться.
На кружке – пушистая белая ель и праздничное настроение.
Черное и белое
Шла рано утром по темной еще улице.
Людей нет.
Собак нет.
Вдали где-то машины светят красными глазками.
Дороги перехожу свободно – нет помех в такую рань.
Смотрю налево – грязный рыхлый сугроб на обочине. Не перепрыгнуть.
Смотрю направо – в палисаднике у дома белый снег под деревьями. Красивый, девственно-чистый. Теперь такой только в деревне увидеть можно. А вот, поди ж, здесь лежит.
Как будто разные миры по обеим сторонам тротуара: черный и белый. И можешь выбирать, куда смотреть.
Зимой в каком-то смысле проще. Контрастней. Есть два основных цвета. Огоньки автомобилей и цветные рекламы – не в счет.
И никакие оговорки не сработают, никакие полутона не сгладят впечатления, никакими красками мозги не запудрить. Приходится выбирать либо черное, либо белое. Вариантов нет.
Правда, и устаешь быстро от необходимости постоянного выбора – такого прямого и бескомпромиссного.
Размытости хочется, деталей, подсветки, оправданий и летней витиеватости. Чтобы как-то смысл прикрыть, завуалировать.
Но пока мечтать об этом рановато.
Пока – только черное и белое.
Кофеварка
Вчера я приговорила свою кофеварку. Сережа как раз зашел на кухню, и я ему сказала:
– Все, терпение мое кончилось. Завтра покупаем новую.
Вчера она почему-то выдала кофе меньше, чем я налила в нее воды. Сэкономила по-стариковски.
И это была последняя капля.
До этого я ее жалела и затягивала покупку новой.
Я все ей прощала – нудное бормотание, театральные вздохи, медлительность. Я даже свыклась с тем, что кофе приходится ждать двадцать минут.
Но экономить на воде… это уж слишком.
Сегодня я включила ее в полусонном состоянии. Ушла в ванную, а вернувшись, обнаружила, что кофе уже готов. Причем, его было больше, чем я ожидала.
Кофеварка застыла в трагическом молчании. Не ворчала, не пыхтела, не плевалась капризно последними каплями.
Траурная тишина подчеркивала мою бессердечность.
Я налила горячий кофе в свою любимую чашку, вдохнула аромат, и сердце мое растаяло.
Обернулась к ней на пороге кухни и сказала: «Ладно уж, живи».
9 декабря
Утро. Прогулка
Еще затемно прогулялась в поликлинику пустыми холодными улицам – это было круто.
Асфальт матово поблескивал, как будто натертый мастикой. Машины возмущенно шуршали шинами по мерзлому асфальту, вылавливая светом фар одиноких прохожих.
Я задрала голову и увидела звезды. А еще – ломоть луны.
Меня обгоняли ранние троллейбусы – как аквариумы без рыб, ярко освещенные, манящие теплом и безлюдьем.
