Моя биография
Написать свою биография, казалось бы, несложно: перечислил яркие события, жизненные грани, – и всё! Но, грани со временем стираются и, когда-то значимые события, уже могут выглядеть не так ярко.
Вот, я сел за стол и задумался. И решил так: начну, а там, наверное, само пойдет.
Итак, я – Озеревский Анатолий (сейчас уже Вячеславович) родился в большой церковный праздник- Благовещенье, т.е. седьмого апреля 1949 в городе Бабаево Вологодской области. Родился в семье учителей. Мой папа – Озеревский Вячеслав Михайлович, преподавал историю и географию. Был директором школы №25, затем её переименовали в школу №65. Мама – Озеревская Валентина Петровна, преподавала немецкий язык.
Мой замечательный отец
На совещании, в РОНО. Беланов Алексей Семенович, Куракин Игорь Фёдорович, за ним мой отец, Псарев Алексей Данилович (крутит ус), Зарубин Иван Иванович. Работники школы
Мой папа
Нина-жена, сестра Наташа, мама и папа
Так как родители были постоянно заняты на основной и общественных работах, большую часть времени я был предоставлен самому себе. Но в выходные родители, конечно, уделяли нам – мне и сестре Наташе, внимание. Мама даже, помню, выстругивала из полена стрелы для лука, и я их с удовольствием применял по назначению. А с папой зимой мы ставили в прорубях крюки на налимов. Иногда попадались довольно крупные экземпляры, и мама в русской печи пекла вкусные пирожки с налимьей печенью.
Летом папа мастерил мне удочку, и я с плота удил рыбу. Ещё вспоминаются такие моменты. Раннее утро. Сквозь сон слышу негромкий папин голос: «Толя, вставай. Идём на речку». Открываю глаза, – надо мной наклонился отец. Обхватываю его шею руками. Он поднимает меня, помогает одеться. Выходим из дома тихо, чтобы не разбудить маму и мою сестру Наташу. Направляемся к речке, над водой стоит туман. «Слышишь? Это бормочут тетерева», – говорит отец. Со стороны леса доносятся булькающие звуки, это всё завораживает. Я ёжусь от утренней весенней прохлады, но мне любопытно и сон полностью проходит.
Папа любил вставать рано. Как-то летним ранним утром разбудил меня. В руках он что-то держал, из ладоней выглядывала птичья головка. Я оделся, вышли на улицу. Папа осторожно дал мне подержать птицу, это был стриж. Видимо, в погоне за насекомыми он ударился о провода и упал на землю. Его коротенькие лапки и длинные крылья не позволяли стрижу подняться с земли. Я немного подержал птицу в руках, его сердечко колотилось часто-часто. Затем папа взял стрижа, подбросил его вверх и тот улетел.
Став старше, я нашел то место, где токовали тетерева, это было недалеко от нашего городка. В тихую погоду их токовое бормотание по реке долетало и до нашего дома. Эту полянку, где токовали тетерева, ещё тогда, в юности, окрестил «Заветная». Не помню, почему возникло это название. В окружающем её березнячке хорошо росли подберезовики, волнушки. Там было светло, и почва в начале лета прогревалась рано, и грибы появлялись раньше, чем в других местах. А в смешанном хвойном насаждении, неподалеку, росли подосиновики, белые леди?нные, волнушки, грузди, рыжики.
Меня иногда спрашивают, а что за белые лединные?
Встречаются два грибника, начинают расcпрашивать друг друга, каков урожай?
– Я на прошлых выходных в сосновом бору был, боровых нарезал две корзины!
– Мне тоже повезло, белых лединных набрал! В низине у ручья в траве искал с азартом, а они ещё прячутся!
Тут и становится понятна разница – белые «боровые», это гриб в сосновом беломошнике, классический крепенький боровичок на толстой ножке. А белый «лединный» может быть и в сосновом, еловом, смешанном с лиственными породами, растёт, где есть увлажнение в пойме реки, ручья и в траве. Он немного отличается по цвету, не такой крепко коричневый пузан, а немного зеленее с небольшой желтинкой, ножка более стройная и более грациозно вытянута!
Рыжик вкусный, но капризный гриб. Зазеваешься, – и он червивый. Грибы я люблю в любом виде. С удовольствием ем жареные подосиновики, подберезовики, моховики, конечно, белые, рыжики (без предварительной отварки) с луком, картошкой и яйцом. Заметил, что в деревнях всегда в жареные грибы добавляли яйцо. Видимо, чтобы смягчить воздействие грибов на желудок. Грибы, всё-таки, считаются тяжёлой пищей.
Когда удавалось набрать рыжиков, то жарили их в сметане. Очень вкусное для меня блюдо, с горчинкой! Кстати, знаменитый художник Коровин Константин Алексеевич тоже обожал это блюдо. Правда, чистить рыжики жене не доверяю: обнаружив хоть одну червоточинку, Нина Михайловна, выбраковывает гриб и к окончанию чистки к сковородке ничего и не остается. Я же червоточины скрупулезно вырезаю, сохраняя тем самым деликатес.
Как-то в лесу встретил мужчину, собирающего грибы. Разговорились. И он сообщил мне рецепт, как есть сырые лисички. (Кстати, немцы из лисичек давно делают лекарство от онкологии). А рецепт такой: нужно подержать свежие лисички в воде, затем, достав их, мелко порубить ножом, сдобрить майонезом и перемешать. Немного подождав, можно приступать к трапезе. Помня, что грибами легко можно отравиться (сморчки и строчки отваривают один-два раза), вернувшись из леса домой, в интернете стал искать информацию по грибам. И нашел, что в Сибири лисички едят сырыми. Сразу же приготовил это блюдо. Понравилось. При этом жена смотрела на меня так, словно прощалась со мной. Она была категорически против таких экспериментов. Я и сейчас периодически достаю из морозилки замороженные сырые лисички, перекладываю их на ночь в холодильник, чтобы постепенно разморозились и дальше поступаю так, как описывал выше. И ем с удовольствием, представляя, что ем рыжики, т.к. вкус получается с горчинкой. Правда, ем понемногу.
На этой поляне росла земляника, можно было встретить бруснику. В березняке был сильный черничник. Любил я эти места. Вдоль лесной опушки бежал и бежит ручей, Тушиловский. Весной из реки Колпь туда заходила рыбёшка и затем задерживалась в небольших ямках на лето. Я с товарищами гоняли эту рыбёшку, пытаясь её поймать. Став постарше, охотился там на вальдшнепа. Иной раз весной в бинокль подолгу наблюдал за токующими тетеревами. Ток был небольшой и петушиных драк не было. Такое токование напоминало просто ритуальный танец: петухи, то сближались, то расходились в стороны, иногда бегая друг за другом. Но так, чтобы перья летели, я там не видел. Некоторые самцы в качестве партнера выбирали кочку и кружились вокруг нее. Иногда довольно высоко подпрыгивая вверх. Тетерев сам по себе красив, а весной особенно! Оперение тёмно-синее, местами с зеленоватым отливом, хвост лирой, брови, будто из брусники. Самки скромнее, – рыжеватого окраса. Они, как правило, рассаживались на деревьях неподалеку. И делали вид, что петушиные старания их не волнуют. Но стоило появиться человеку или лисе, самки издавали тревожный звук, напоминающий частое кудахтанье и ток замолкал.
Иной раз отец просил меня помочь пожилым знакомым, и я в силу своих физических возможностей помогал. Со временем я понял, что такие, казалось бы, незначительные, моменты, связанные с тетеревами, стрижом, помощью бабушкам и дедушкам и другие случаи, были для меня уроками. Потом было обучение в школе, ВУЗе. Но те, первые жизненные уроки отца, были, наверное, для меня самые главные.
Вспоминаю, как мама играла на пианино вальсы, устраивала вечера музыки. Мне с Наташей показывала иллюстрации картин из журнала «Огонёк». При этом рассказывала биографии художников, написавших эти картины.
Помню, как мама направляла меня к Псаревым помочь им. Глава семьи – Алексей Данилович, был литератором в школе №65. Мама, будучи школьницей, училась у Алексея Даниловича и очень его уважала. Седой, немного грузный, мне, тогдашнему школьнику, Алексей Данилович напоминал слона, большого, неторопливого, мудрого. Я помогал им по хозяйству. Затем Алексей Данилович благодарил меня, говорил, что на сегодня достаточно. Мы садились за стол пить чай. Садились, как мне помнится, с краю стола. Так как у них в доме везде были книги, журналы, газеты. Они лежали в шкафах, на полках, на тумбочках, на столе. И Алексей Данилович, проживший большую, непростую жизнь, неторопливо начинал рассказывать о своем детстве в деревне, о литературе. Один вечер он мог посвятить Анне Ахматовой, другой – Марине Цветаевой и т. д. Рассказывал интересно, не повторяясь за целый вечер. Как литератор Алексей Данилович знал много, Он выписывал журналы: «Новый мир», «Иностранную литературу», «Роман-газету». По тому времени – передовые издания. Где печатались, считавшиеся крамольными, произведения Булгакова, Набокова, Гумилева. И получалось, что я помогал Алексею Даниловичу по хозяйству, а он с моими родителями помогали мне через такие услуги расти человеком.
Старшая сестра – Наташа, мною тоже занималась, но у неё и свои дела были. Поэтому я большую часть времени проводил (пропадал) на улице, на реке, в лесу. С детства у меня проявилась тяга к пиротехнике. Любил запускать ракеты. Брал как заготовку ружейную гильзу 12-го калибра и лист ватмана. Сворачивал ватман трубочкой, склеивал, носовую часть вырезал из пробки, а двигателям являлась папковая гильза, набитая смесью пороха, аммиачной селитры, угля. В голове ракеты в дальнейшем стал вкладывать парашют. На самой ракете делал надпись КЭЦ, – Константин Эдуардович Циолковский. Что интересно, ракеты поднимались, но не высоко, а когда в небо запустил ракету с надписью ЦАНДЕР, она поднялась выше всех прежних. Правда, одна из ракет однажды нечаянно упала на крышу соседского дома. Крыши в то время были покрыты дранкой, а огонь из сопла еще вылетал. Я, конечно, перепугался. Подбежал к дому и длинной палкой уронил ракету на землю. После этого случая стал осторожнее.
Окончив школу с друзьями, устроился работать в химлесхоз разнорабочим. И отработал там год. Мой папа, до этого молчавший относительно моего светлого будущего, наконец сказал: «Толя, ты должен закончить институт». То есть, дал понять, что мне нужно сесть за учебники и готовиться куда-то поступить. К отцу у меня большое уважение и я воспринял этот совет, как толчок к действию.
В это время моя сестра заканчивала Ленинградскую лесотехническую академию имени Сергея Мироновича Кирова, факультет озеленение. Она посоветовала поступать именно туда, раз я (по её словам) люблю лес, рыбалку, охоту. И привезла из Академии программу для поступающих. Я засел за учебники и после успешной сдачи экзаменов, поступил в это старейшее учебное заведение на лесохозяйственный факультет. Будучи уже взрослым, в гостях у знакомых профессоров Ленинградского университета Марковых Бориса Васильевича и Ольги Юрьевны, я признался (к их удивлению), что если бы сильно хотел поступить в ВУЗ, то навряд ли бы это у меня получилось (во всяком случае, с первого раза). Дело в том, что из дома мне очень не хотелось уезжать. Уезжать от родителей, от друзей. Решил так: не сдам экзамены, вернусь домой. Конечно, специально заваливать предметы не стал, но экзамены сдавал хладнокровно, почти не волнуясь. А если бы очень туда стремился, то стал нервничать и, соответственно, допускать ошибки, и, возможно бы, и не поступил. Первые два курса были трудные, затем втянулся и учиться стало интересно.
Нам преподавали выдающиеся специалисты – профессора, академики, просто преподаватели, знающие, любящие свое дело. Они и продолжали формировать науку о лесе. Перед окончанием учёбы профессор Мартынов Евгений Николаевич предложил мне возглавить музей биологи лесных зверей и птиц. Музей этот шикарный. От такого интересного предложения я растерялся. Подумал так: поработаю в Бабаево, встану на ноги и приму решение. Короче, пока вставал на ноги, на пенсию вышел…
А с будущей женой Ниной я познакомился, будучи на практике. Каждое лето мы, студенты Лесотехнической академии, проходили практику в учебном хозяйстве в поселке Лисино – Корпус Ленинградской области. Жили в бывшем императорском дворце, где раньше останавливался царь Александр 2-й, приезжавший туда на охоту. Иной раз нас селили в студенческом общежитии, что на окраине посёлка. Питались в столовой, но, как дополнение брали у частников молоко. Нас это устраивало. Покупали на вечер к молоку батон, – и ужин готов.
В очередной приезд договорились брать молоко у Татьяны Ивановны Ермолаевой, которая проживала рядом с почтой. Женщина была добрая. Иной раз у нас не было денег расплатиться за молоко, и Татьяна Ивановна давала его так. Потом, со стипендии, деньги, конечно, мы отдавали. У Татьяны Ивановны было и есть три дочки, симпатичные: старшая Нина, затем Людмила и младшая Женя. Все они закончили местный Лисинский лесной техникум. Нина по распределению была направлена в Карелию, в местечко Питкяранта. Отработав там какое – то время, вернулась домой и работала на почте телеграфисткой. Нина мне понравилась. Я стал в Лисино приезжать чаще. Помню, как с Ниной ходили в начале лета за церковь вдоль реки на вальдшнепиную тягу. Как вечерами гуляли вдоль речки Лустовки. И первый поцелуй помню: летняя белая ночь, туман. Стоим напротив церкви и целуемся… Вот как-то так через молоко и познакомились.
Свадьба
Мои папа, мама, жена Нина и я
Из Шуйского в Бабаево вернулся с бородкой
Моя любимая жена Нина и я
После учёбы с 1972 года у нас с женой начинается работа в Лесном хозяйстве. В Бабаевском лесхозе свободных мест не было и Вологодское управление лесного хозяйства направило меня с молодой женой Ниной (поженились сразу после окончания Академии) в село Шуйское Междуреченского района. Где мы отработали в Междуреченском лесхозе три года. Я – в качестве инженера-семеновода, а жена Нина Михайловна, – инженером по охране леса. Затем переехали в город Бабаево. Так что, ни в Ленинграде, ни в Шуйском я не остался.
В 1975 году, в связи с ликвидацией Междуреченского лесхоза, переведен в Бабаевский лесхоз в качестве инженера мелиоратора и лесных культур. Жена была принята в тот же лесхоз мастером леса Люботинского лесничества. Жить стали в родительском доме. Появились дети. Родители помогали нам растить детей, к сожалению, папа до появления нашего сына не дожил. Я как-то сравнил свою дату рождения и дату рождения нашего сына. Получалось, что я появился на свет, когда моему папе было 40 лет. Наш сын Слава родился, когда мне стукнуло сорок… Вот такая закономерность.
Работая в Бабаевском лесхозе мне пришлось второй раз защищать проект по лесному хозяйству: первый раз – в Лесотехнической академии, второй – в институте повышения квалификации. А вообще, жизненные проекты маленькие и побольше мне, как и многим другим, приходилось защищать в течение всей жизни. В 1976 году меня направили на курсы повышения квалификации во Всесоюзный институт повышения квалификации руководящих работников и специалистов лесного хозяйства Гослесхоза СССР в г. Пушкино. Тема – лесовосстановление. Хочется вспомнить проведенный там месяц.
Жили, как на корабле, т.е. занятия, общежитие и столовая, – всё было в одном здании. Удобно. В выходные нас возили на экскурсии в Москву. Запомнилась Грановитая палата с уникальными драгоценностями. Запомнились и другие моменты.
Перед завершением стажировки нужно было подготовить проект по лесохозяйственной теме и его защитить. Набросал черновик и пошел к своему руководителю Дерягину (к сожалению имя и отчество не помню). Тот взял мой незаконченный труд и сразу стал делать замечания. Вступление, в котором все должны были опираться на материалы очередного съезда КПСС, оказалось недостаточным по количеству страниц.
У меня – на трёх листах, а надо было на пяти. Второй абзац тоже был слишком сжат. Я несколько удивился и сказал преподавателю, что он нам сам дал программу для каждого материала. Тогда Дерягин спросил: «А вы кто?». И когда он понял, что я – прибывший на курсы повышения, рассмеялся и сказал, что принял меня за аспиранта, принесшего кандидатскую. Недоразумение разрешилось, и я пошел дописывать работу. Взялся усидчиво. Писал и у себя в комнате, и в библиотеке (богатая там библиотека).
Кстати, в комнате нас расселили по трое. Кроме меня там жили Коля с Дальнего Востока и мужчина (был старше нас) из Якутии. Имени его не помню. Он работал в лесоустройстве. И помню рассказывал, как квартальные столбы, где не было деревьев, они сооружали из кучки камней. А про предстоящий проект товарищ из Якутии сказал, что за свою жизнь их столько наделал, устраивая лесхозы и охотничьи хозяйства, что теперь их щёлкает как орешки.
Коле, с Дальнего Востока, учёба поднадоела. Он чаще стал заходить в пивную. Потом по утрам жаловался, что у него болит голова. А раз мы с якутом (вообще-то он был русский по национальности) защитили Колю. Было 12 часов ночи. Уже многие в комнатах спали. Вдруг слышим Колин голос: «Вы уже спите?». При этом он шёл по коридору и громко стучал в каждую дверь. Мы оделись и выскочили в коридор. И как раз в это время открылась очередная дверь и оттуда вышел разъяренный мужчина в трусах и майке. Комплекцией он был как Иван Поддубный, которого мы видели в кино. Сразу поняли, что Коле будет плохо. Подбежали к мужчине и заверили, что буяна уведём. Тот, похожий на Поддубного, с неохотой нам уступил. А Коля периодически продолжал пить пиво, но в двери комнат уже не стучал.
Проект я (похвастаюсь) защитил на «отлично», а «якуту» поставили «удовлетворительно». Помню, как он сел расстроенный на кровать и долго молчал. Может быть его срезали дополнительные вопросы экзаменаторов. Комиссия там была серьезная, человек пять. И вопросы они задавали разные…
Через пять лет в лесхозе сменился директор. С ним я не сошёлся характером и уволился. Устроился работать в межхозяйственный лесхоз. Долго работал лесничим, главным лесничим. Жену – Нину Михайловну впоследствии из мастеров леса перевели инженером по культурам. Она награждена значками «10 и 20 лет работы в государственной лесной охране». Имеет почётные грамоты. На пенсию Нина Михайловна вышла досрочно, имея пятерых детей. Хотя дети у нас общие, но у меня таких льгот не было, и я отработал, как говорят, от звонка до звонка.
Родительский дом, который строил ещё наш дедушка, требовал большого ремонта и, соответственно, денежных вложений. На наших сберкнижках денег не было. Они закончились, когда наши дети стали поступать в высшие учебные заведения и я устроился работать главным лесничим в «Вологодские топливные биотехнологии». (Тем более, меня туда давно звали и зарплата там была значительно выше моих предыдущих заработков). Проработал там три года. И уже окончательно вышел на пенсию. Правда, дома сидеть не пришлось: по просьбе коллег выезжал в лес на отводы делянок под рубки ухода, главное пользование; консультировал. То есть делал то, что умел. Да и дома дел хватало. Держали коз, поросёнка, кур, индоуток, собак. Они все тоже требовали ухода.
Из наград имею грамоты. Одна от Министерства лесного хозяйства, значок за 10-летнюю безупречную службу в государственной лесной охране. За содействие выполнению планов и в честь профессионального праздника получал денежные премии. Это было существенней… И ещё – значок «Молодой гвардеец пятилетки» за велопробег со школьниками Вологда -Великий Устюг (проехали по населенным пунктам Вологодчины где-то 670 километров). Это – официальные награды. А неофициально имею орден, которым горжусь. Но это – уже другой рассказ.
Вырастили с женой Ниной Михайловной четырех дочек и сына. В настоящее время у нас двенадцать внуков. У дочки Юли – дочь Лиза и сын Саша; у Ирины – сыновья Артём и Кирилл; у Оли – дочь Настя и сын Максим; У Наташи – дочери Даша, Диана и Катя, у сына Вячеслава – дочери: Полина, Меланья и Есения. И самая младшая на сегодняшний день – это Есения. Ей исполнился один годик. А самый старший из внуков – Артём. Ему двадцать три года.
Любил и люблю путешествовать по лесам и озёрам. И, вообще, жить люблю!
Я, с коллегами в ресторане отмечаем очередной праздник
Я на Каменке
Рабочий кабинет автора
Слева – направо: Марков Борис Васильевич, – профессор, академик; сзади его жена Ольга Юрьевна, – профессор (ленинградка); Смирнова Татьяна; Нежельская Валентина – экономист; Мамончиков Владимир Степанович – кандидат технических наук;
Озеревский Анатолий, – инженер лесного хозяйства; Каткова Валентина – товаровед; моя сестра Наташа – инженер-декоратор. Это всё – бабаевская диаспора в Санкт- Петербурге (кроме Ольги Юрьевны). Раз у Наташи в Питере собралось живших на нашей улице (включая и меня) шесть человек, плюс с соседних. Такие встречи проходили весело: пели под гитару романсы женщины их много знают, читали стихи. И вспоминали родное Бабаево, – детство, юность…
Орден
В своей биографии обещал рассказать об ордене, – рассказываю.
Справляли мой юбилей. Собрались родные, близкие. Было поздравление и через газету. На следующий день, повстречавший меня сосед спросил:
– Дети на торжество все приехали?
Я ответил:
– Да. Десять детей и одиннадцать внуков!
На лице соседа появилось откровенное изумление. Он даже слегка попятился. Но сразу же сообразил и рассмеялся. Я добавил, что за своих зятьев, невестку мы так же болеем и переживаем, как и за родных детей. Так что это все – наши дети.
Юбилей прошел весело, с юмором. Как и подобает такому мероприятию. Родные и гости переодевались. Исполняли под гитару и аккордеон цыганские романсы (и не только) с измененными в сторону именинника текстами. В общем, повеселились хорошо! Когда гости разошлись, за столом остались я и ещё кто-то из родни. Работал телевизор. Он, как правило, у нас включен с утра и до вечера. Смотрю, а там президент награждает орденом спикера верхней палаты Валентину Ивановну Матвиенко. Надо сказать, что Валентина Ивановна родилась в том же году, что и я. И в один и тот же день, то есть 7-го апреля. Я и пошутил:
– Надо же, Валентина Ивановна прожила семьдесят лет, ей за это орден дали. Я прожил ровно столько же (изо дня в день), а мне – ничего. Негромко так сказал. Но, видимо, и правду говорят, что стены имеют уши…
