Нина Грай "Во имя себя"

– Неужто ты совсем-совсем не волнуешься?

Она всё поправляла атласные банты на моих рукавах, разглаживала кружева на груди. Я же глядела в зеркало и довольно улыбалась: всё было как должно. Кремовый цвет твилового платья в этот раз как-то особенно удачно оттенял голубизну глаз. Волосы убраны в причёску, на шее чёрная бархотка с прозрачной льдинкой-каплей подвеса. На руках перчатки. Я выглядела ровно так, как положено юной девице из древнего дворянского рода.

– Всё уже решено Ваятелем, мне не о чем переживать.

Сваты приехали к обеду. Окна нашей спальни выходили на подъезд и парадное крыльцо. Было легко разглядеть, как медленно и с достоинством сошёл с коляски Его Высокопреподобие протоиерей Мелетий. В ярком свете солнца его белая ряса почти что слепила, седые волосы создавали ореол вокруг головы, блестел на груди золотой знак служителей Ваятеля – две сложенные лодочкой ладони. Он был по-старчески худ, но держался прямо, ступал твёрдо. Было радостно видеть его в роли свидетеля божьего промысла: Его Высокопреподобие всегда тепло приветствовал нашу семью на службах, не отказывал в разговоре по душам.

Вторым сватом был совершенно незнакомый мужчина. Моложе протоиерея, но шестьдесят ему уже минуло. Притом с коляски сходил он тяжело, мотая лысой головой, покрасневшей от жары. Красный мундир на животе был натянут до складок. Оказавшись на земле, мужчина резко выпрямился, вскинул голову, словно желая продемонстрировать свою выправку.

– Забавный такой. – Соня даже не пыталась соблюсти приличия и спрятать любопытство за занавеской. Смотрела, уткнувшись в стекло. – Интересно, кто это?

– Не знаю. – Гости повернулись к дому, и я отпрянула от окна. – У нас его, вроде бы не бывало, да и в салонах я его не видела.

– И чего твой жених такого прислал? – Сестра тоже отошла вглубь комнаты. – Сват должен быть молодым, любезным…

– Это к подобным в твоих книгах девицы из-под венца сбегают?

– Да к чему ты это! – Соня надулась совсем по-детски. – Я же о другом! Сват ведь жениха представляет, прислать такого – это даже неприлично как-то.

– Совершенно.

Я не сдержала улыбки, и сестра, закатив глаза, махнула рукой.

Время спуститься к гостям настало часа через полтора. Все сидели в гостиной полукругом у чайного столика: матушка с батюшкой на диванчике по правую руку, сваты в креслах по левую. Только бабушка заняла место чуть в стороне на козетке у окна: лишь свидетель сватовства, не более.

Хоть и не было причин волноваться, пальцы дрожали как те стеклянные двери, что я, войдя, закрыла за собой.

– Ваше Сиятельство, позвольте представить вам мою дочь – Ульяну Петровну.

Батюшка встал, за ним поднялись и остальные мужчины.

– Ульяна Петровна, это Его Сиятельство Кивач-Луговской Лев Андреевич. Он нынче представляет интересы твоего суженого.

– Весьма, весьма рад знакомству.

Его Сиятельство учтиво поклонился. Я сделала глубокий книксен в сторону теперь уже знакомого мужчины и повернулась к отцу Мелетию.

– А мы с Ульяной Петровной знакомы.

Его Высокопреподобие тепло улыбнулся, когда я приблизилась, испросила благословения, и двумя ладонями «умыл» моё лицо.

– Ваятель не бросит тебя, дитя.

– Дорогая. – Матушка мягко указала в сторону ещё одного пока свободного кресла. – позаботишься о чае для наших гостей?

– Разумеется. – Снова книксен.

Горничная явилась по первому касанию зачарованного камушка на спине сонетки-птички.

– Экая безделица! Позволите, Пётр Афанасьевич?

Лев Андреевич взял сонетку и, пока я отдавала распоряжения о чае, фарфоре и прочем, с любопытством крутил её в руках. Мне же вдруг стало интересно, может ли семья жениха позволить себе ведовство и в таких мелочах? Есть ли в их доме вообще артефакты?

Подали чай со сладостями.

Я сделала горничной знак, чтобы она подкатила столик поближе, и принялась сама ухаживать за гостями.

– Ваше Высокопреподобие, вот гречишный мёд, как Вы любите. Ваше Сиятельство, Вам обязательно нужно попробовать этот чай. Особый сорт, в Булакии его подают только в гаремах. Уверена, Вам понравится!

– Кажется, у Вас сложилось обо мне неверное мнение, Ульяна Петровна.

Я в недоумении подняла взгляд на ухмыляющегося Льва Андреевича, заметила, что улыбаются и остальные, и только в этот момент поняла свою ошибку. В миг потеплели уши, отчего смущение стало ещё сильнее. Отставив чайничек, встала из кресел и, сцепив руки замком под грудью, поспешила извиниться со всем уважением.

– Прошу Вас, Ваше Сиятельство, великодушно простить мне мои оскорбительные слова.

– Ну что Вы, что Вы, Ульяна Петровна! Полно Вам. Уверен, Вы не имели в виду ничего этакого. – Лев Андреевич покрутил ладонью с растопыренными пальцами. – Садитесь, садитесь же.

Его обрюзгшее лицо выражало такую искренность и чуть ли сожаление, что невозможно было не улыбнуться. Я вновь заняла своё место и сосредоточилась на том, чтобы не допустить повторного такого случая. К счастью, вскоре матушка с батюшкой тоже вступили в разговор, и можно было вздохнуть чуть свободнее.

Чаепитие завершилось через час.

– Что ж, Пётр Афанасьевич, Марфа Григорьевна, Ульяна Петровна, и, конечно же, Маргарита Николаевна. – Лев Андреевич обернулся к по-прежнему сидящей у окна бабушке и обменялся с ней поклонами. – благодарю вас за гостеприимство! Ваше Высокопреподобие, спасибо Вам за приятную компанию.

Далее обращался он только к моему батюшке:

– Я вижу, что невеста хороша собой, воспитана и имеет представление о домашних делах. Дар свой усмирила, нынче здорова и невинна. – На миг перевёл взгляд на мой подвес. – На этом мой долг исполнен, я могу свидетельствовать всё перечисленное перед женихом и его родителями. Повторюсь, Стефан Маркович – исключительно положительный молодой человек из семьи, чтящей традиции. К тому же достаток барона Врекова таков, что не заставит Ульяну Петровну сожалеть о жизни в новом доме. Дела же ведовские оставлю Его Высокопреподобию.

– И то верно. Долго вы толковали, теперь мне нужно с невестою поговорить.

Отец Мелетий солидно кивнул.

– В таком случае позвольте откланяться.

Лев Андреевич поднялся, встали и остальные.

Наконец все распрощались, и Его Высокопреподобие попросил проводить его в библиотеку, дабы побеседовать со мной наедине. Я шла, пытаясь думать о ведовском, о духовном, но в мысли то и дело врывались последние слова Льва Андреевича о женихе. Не так уж много он и сказал, а любопытство было велико, и потому мерещились в тех двух фразах непонятые смыслы.

Под библиотеку в Горлицах была выделена небольшая комнатка, но в иных усадьбах их и вовсе не устраивают. В нашу же из городского дома перевезли большей частью развлекательную, способствующую отдыху литературу. Кроме двух шкафов на шесть полок, в той комнатушке имелись стол с парой кресел и артефактный канделябр. Я зажгла свет касанием, помня, что Его Высокопреподобие, как и все отцы Церкви, дара не имел, а пришёл к Ваятелю замаливать свои грехи службой. Тут-то и началась вторая часть моего экзамена.

Отец Мелетий расспрашивал о десяти заповедях, семи смертных грехах и о законах ведовства, на которых зиждется мир. Я смиренно перечислила всё требующееся и разъяснила, как смогла, что Ваятель вылепил первых мужчину и женщину под светом Солнца и Луны и повелел им быть как единое целое. Оттого доступна людям ведовская энергия небесных светил да звёзд, но выдержать её мощь они способны лишь в связи с суженым или суженой. Видна та энергия в минуты сильного душевного волнения или при особом «ведовском» взгляде: переливается повсюду сияющими многоцветными нитями. В человеке же она собирается в особое ядро, расположенное в животе, и, если ведун не в силах укротить её, может хлестать через край. Обычным взглядом это видится многочисленными искрами, которые и правда обжечь могут. Если не научиться успокаивать в дар, то после восемнадцати лет, войдя в полную силу, он в такие моменты и убить может.

Под разными звёздами люди рождаются с разными дарами, всего их числом четырнадцать. Батюшкин рыжий волк, например, даёт чувство лучшего пути или решения, помогает найти нужного человека. А матушкин рыжий вепрь позволяет лечить, убирая ненужное или даже убивая часть организма человеческого. Суженый мой, как и дедушка, родился под знаком жёлтой щуки, а значит должен чувствовать минералы и руды.

Не забыла упомянуть, что могли бы все люди ведовством заниматься, но один из сыновей первых мужчины и женщины нарушил завет Ваятеля и убил брата своего. Оттого лишены его потомки божьего благословения и ведовских сил.

Расспросил меня отец Мелетий и о моём даре. Знаю ли, каков он и чем опасен? Владею ли им? Сильно ли искушение даром пользоваться?

Я не стала лукавить, призналась, что желание велико. Родилась я под знаком жёлтой лисицы, но дар мой не к созданию иллюзий, а к особому зову: могу дозваться человека на достаточном расстоянии, не произнеся ни слова. Такие дары называют «особыми», потому что встречаются случайно и очень редко. Но об опасности я помню, и не забыть о ней никак, потому что у тех, кого позову, случаются невыносимые головные боли на целый день. К тому же овладение ведовской силой происходит через страдания: энергия противится человеческой воле. Укрощать свой дар я научилась, но никогда к нему не прибегаю, как женщинам и положено. Нам достаточно и артефактов, для пользования которыми нужна такая капля энергии, что ни к каким страданиям это не приводит.

– Что же, дочь моя, вижу в тебе ум, мудрость и должное смирение.

Отец Мелетий мягко улыбнулся, и морщины в уголках его глаз стали глубже.

– Помни же обо всём, что поведала мне сегодня, и иди той дорогой, которую уготовил тебе Ваятель. Что бы ни было на ней, он много мудрее нас и лишнего не прилепит.

До самого вечера я ходила, неся себя с особой гордостью: сваты заметили во мне лишь достоинства, разве может такое не польстить? И даже тот конфуз во время чаепития уже почти забылся. Однако, после ужина матушка позвала прогуляться среди её любимых клумб, что означало серьёзный разговор. Здесь я совсем маленькой жаловалась на то, что дети слуг не берут в свои игры, а она объясняла – в этом нет дурной мысли. На краю цветника рядом с парком она вытирала мои слёзы у могилки любимого щегла, отжившего свой недолгий срок.

– Уля, мы с батюшкой очень рады, что твой суженый нашёлся уже сейчас.

Матушка не торопясь шла по посыпанной дорожке, изредка касаясь листьев или бутонов.

– Более нет повода для той тревоги, что терзает каждого родителя. Но мы считаем важным рассказать тебе некоторые нюансы о семье жениха.

Она замерла, рассматривая сложенную из множества неровных камней горку, заросшую совершенно обычными степными травами. Уже жужжали над ними пчёлы и шмели. Таковы были все матушкины клумбы. Здесь редкими гостями были розы, не встречалось художественно выстриженных из кустов оград. Больших трудов стоило найти садовника, способного отказаться от таких украшений.

– После я дам бумаги. Там написано всё, что тебе нужно знать о семье Стефана Марковича, чтобы избежать неловкости в разговорах. Но о паре деталей я бы хотела рассказать сама.

Матушка наклонилась, мягко коснулась уже начавшего расцветать бутона тюльпана. Вздохнула, и, выпрямившись, пошла дальше вдоль клумб.

– Пару лет назад произошла неприятная история, бросившая тень на семью твоего жениха. Вблизи имения родителей его матери нашли погибшую девушку из простых.

Она глянула в мою сторону, что было совершенно лишним. Не скрою, в груди что-то дрогнуло на эти слова, но для недомогания пока не было причин.

– Разумеется, было расследование. Решили, что преступник – кто-то из булакских беглых, покорившихся дурману. То имение расположено недалеко от границы. Но нашёлся свидетель, обвинивший в произошедшем гостившего тогда у родственников Марка Прохоровича – отца Стефана Марковича. Будто бы у того свидетеля даже было какое-то доказательство.

Это был странный разговор. Я шла словно убаюканная теплом вечера, мерным жужжанием пчёл и цикад, что скрипели на дереве неподалёку. В этом полусне всё услышанное казалось какой-то сказкой или сюжетом романа. Видно поэтому не выходило волноваться.

– Вмешался Особый отдел. Расследование шло долго, но в результате вины Марка Прохоровича обнаружено не было. Позже в семьях отца и матери Стефана Марковича случились несчастья: умерли слабые здоровьем племянницы. Разговоры в обществе об их семье стали скорее сочувствующими, чем любопытными. Сейчас всё почти что забылось, но мне бы не хотелось, чтобы какие-то намёки стали для тебя неприятной неожиданностью.

Матушка вновь остановилась и повернулась ко мне.

– Запомни главное, – голос её звучал твёрдо. – Даже Особый отдел не нашёл доказательств преступления Марка Прохоровича, его не в чем обвинить.

Но после этого отвела взгляд.

– К сожалению, семья барона Врекова не вхожа в хорошее общество. Марк Прохорович – неоднозначный человек, и его финансовые дела так же… Неоднозначны. И всё же это не то же самое.

Глава 4

14 цветня 7393 г. от с.м.

Имение Горлицы, Сужгородский уезд

– Что ж вы так тяжело вздыхаете, Ульяна Петровна.

Ловкая Поленька скрутила шнурочки корсета в бантик и отошла полюбоваться. Давно уж не девица, была она нянькой приставлена ко мне. К этому же дню вовсе стала личной горничной и верной подругой.

– День такой дивный, платье по последним модам, жених, говорят, тоже хорош собой. А Вы будто ни капли не рады.

Я медленно выдохнула, и сама не понимая причин волнения.

Прошло четыре дня, и на сегодня был назначен обед-смотрины. Проходил он традиционно в доме невесты, то есть у нас в Горлицах, и суженый с родителями должен был прибыть совсем скоро. Боясь помять деликатные ткани, Поленька разложила детали платья по всей спальне. Светло-персиковое, украшенное лишь тонкой вышивкой и белым кружевом у запястий, оно было совершенно девичьим, как и полагалось. Незанятой оказалась лишь небольшая козетка у окна. Там почти что без движения сидела Соня, пытаясь не оставить ни одной складочки на юбках своего почти «взрослого» дневного платья с махоньким треном. Пожалуй, в тот день она была первой девицей во всей губернии, которой разрешили подобный фасон до выхода в свет. Ради такого сестра несколько дней ни с кем не разговаривала. И хоть батюшка тогда только посмеивался да радовался тому, что младшая дочь в кои то веки ведёт себя как должно благородной девице, матушка в конце концов всё же уступила.

Несмотря на это, Соня сегодня была непривычно тиха, что добавляло мне беспокойства. Поленька довольно кивнула и взялась прилаживать нижнюю юбку, а сестра лишь вновь вздохнула то ли от излишней тесноты корсета, то ли от каких-то своих мыслей.

Я вновь посмотрела на своё отражение. Выйти замуж уже в семнадцать лет – это великое везение, но всё-таки…

– А вдруг я ему не понравлюсь? Любовь – это, конечно, пошло, но совсем без уважения как-то тоже…

– Ульяна Петровна, ну что Вы говорите! – Поленька уже начала драпировать верхние юбки и от таких слов даже остановилась. – Красивая, как куколка, да его суженая. Кто ж от суженой-то отказывается! Это у нас девки иной раз мучаются да голову ломают – любы или нет. А тут и сомневаться не следует: суженого Ваятель послал, значит, и счастье с ним будет. Вот где оно счастье-то.

Поленька быстро глянула в сторону Сони. Та ответила острым взглядом, а я замерла. Не могла ведь она…

– Иди-ка ты, Поля, к матушке. Посмотри, вдруг ей помощь какая нужна, а тут мне Соня поможет.

Проследив, чтобы горничная плотно прикрыла дверь в комнату, повернулась к сестре.

– Она знает?

Стыдливо опущенные глаза, и замерцавшие вокруг волос искры дара стали мне ответом.

– Соня, ну как же так! А если матушка узнает? Или – Ваятель, упаси – батюшка?!

– Поля нашла записку. Это случайно вышло! Он написал, что занят в городе и не сможет приезжать часто. Я так расстроилась и оставила её на столике, а Поля зашла обувь забрать… Но я с ней поговорила! Она обещала сохранить всё в секрете, если я не забудусь. – К концу этой речи Соня нашла в себе силы говорить, не отводя взгляда. – Давай не будем об этом. Лучше поговорим о тебе, сегодня же твой день.

– Мне это не нравится, Соня. Ты даже не говоришь, кто он.

– Уля, пожалуйста.

Что оставалось? Я недовольно помолчала и качнула головой.

– Хорошо. Помоги мне с жакетом.

Соня покорно поднялась.

– Уля, правда, почему ты сомневаешься? Ты же всегда хотела такого замужества, как у бабушки с дедушкой. Твердила, что семья строится на договорённостях, а теперь волнуешься, понравишься ли ему.

Повернувшись так, чтобы сестре было удобно застёгивать мелкие пуговки на жакете, я не торопилась с ответом. Да, брак бабушки с дедушкой всегда был для меня примером. Они построили свою семью на уважении и понимании нужд друг друга. И раньше, и теперь Маргарита Николаевна легко отпускала мужа в постоянные экспедиции: он при помощи своего дара помогал разведывать залежи руд и прочих богатств земных недр. Дедушка же спокойно относился к желанию жены блистать в обществе. Покорившая в молодости высший свет Белой Вежи, бабушка уехала из столицы в имение мужа, лишь когда ей самой захотелось. Такая жизнь была полна риска, ведь суженые должны хотя бы раз в месяц «помогать» друг другу, но они смогли устроить всё так, как им хотелось.

Тогда я верила, что при желании в любой семье возможно такое понимание, но всё же слышала достаточно и других историй.

– У Прасковьи вот не вышло, похоже.