По ночному лесу он шел довольно легко и ходко. Несмотря на то, что голова его была занята разными мыслями обо всем произошедшем, он слышал и видел все, что происходило вокруг. Лыжи скользили по снегу, будто бы и впрямь, шел он проторенной тропой.В темноте он видел все равно, что днем, как кошка, и эта его способность во время его службы не раз спасала ему жизнь, и не только ему. Хотя, от белых, высившихся по сторонам словно громадные крепостные валы сугробов снега, было не так уж и темно. Ему подумалось, не его ли бабуля и здесь руку приложила, чтобы внуку можно было до дома без хлопот добраться? И сам усмехнулся этой мысли. Похоже, теперь он даже в самой простой ситуации был готов увидеть вмешательство неведомых сил.Подходя к своему дому, Глеб увидел около забора приткнувшийся в сугробе УАЗик.
– Вот и гости пожаловали… – Хмыкнул он себе под нос. – Интересно, кого это на ночь глядя принесло.
В окошке маленького дома, который они, несмотря на многочисленные утверждения сельчан, что это «гиблое место», отстроили вместе с дедом Матвеем на прежнем месте, где стоял родительский дом, горел свет. А из трубы, замысловатыми петлями, которые вязал ветер, вился белый дымок. Зайти в дом и распоряжаться там так по-хозяйски мог только один человек, его старый друг и командир Сергей Ивашов. Он сейчас работал в области, был большим начальником, и встречались они крайне редко. И то, что Ивашов к нему пожаловал, да еще на ночь глядя, говорило либо о срочности и неотложности дела, с которым тот явился, либо о какой-то произошедшей беде. Мысли о последнем Глеб отогнал сразу. Зачем думать о плохом? Проблем и без этого хватало.
Обметя с одежды снег на крыльце и поставив лыжив сенях, он вошел в дом. За столом сидел Ивашов и, держа в своих руках, больше похожих на кувалды, которые могли принадлежать кузнецу-молотобойцу, но никак не работнику управления,довольно толстый томик со старинными легендами славянских народов, увлеченно читал. Услышав, как кто-то вошел, он отложил книгу в сторону, аккуратно закрыв слегка потрепанные страницы в старинном коричневом кожаном переплете, и с улыбкой поднялся навстречу Глебу.
– О-о-о… Наконец-то хозяин объявился!!! – Раскинул он руки, готовясь обнять старого друга. – А то я тут чуть не всю твою библиотеку уже перечитал, пока ждалтебя. Вон и печку растопил. Даже чай умудрился заварить. К твоим травкам я не прикасался, а то так, не знаючи, заваришь чаек у друга, да напьешься, а потом, глядишь, и хвост вырастет в самом неподходящем месте. – Коротко хохотнул Ивашов. Они обнялись, похлопывая друг друга по плечам, и майор продолжил говорить. – Знаешь, я тут у тебя занятные вещи откопал. Не зря же говорят, что для того, чтобы узнать человека, нужно посмотреть, какие он читает книги. А у тебя здесь, брат, все больше сказки. Только, они какие-то не совсем привычные что ли. Вроде бы те, да не те…
Глеб улыбнулся.
– Только не говори, Никитич, что ты проехал столько верст по заметенным дорогам, чтобы почитать мои книги, а потом обсудить их со мной. Тебя из твоего города в последнее время и калачом не выманишь.
Ивашов притворно вздохнул:
– Ты прав, Глеб Василич, не за сказками я к тебе приехал, и даже, не за песнями. Конечно, повидать старого друга всегда приятно, но… у меня к тебе дело неотложное…
Глеб его остановил.
– Погоди, Никитич… Что ж ты вот так, сразу, можно сказать, с порога, да о делах. Сейчас быстренько стол организуем, по пять капель выпьем, потом и о делах потолковать можно.
Майор слегка нахмурился.
– Прости, Глеб. Времени в обрез. Мне сегодня еще в район ваш надо попасть. – И видя расстроенное лицо друга, попытался смягчить свой, почти официальный тон. – Мы еще с тобой посидим, будет время, а пока… – Он присел обратно на лавку, и постучал по ней ладонью рядом с собой, приглашая Глеба сесть с ним.
Мужчины уселись за столом, и Глеб неодобрительно покачал головой.
– Нет, так негоже друга встречать за пустым столом. Давай, хоть чая нальем, что ли. – И он кинулся к печи.
Сидя за кружкой чая, Ивашов, без особых предисловий, начал:
– Ты, наверняка, слыхал, что в соседнем районе люди пропали, две группы туристов. – Глеб молча кивнул головой, и Сергей продолжил. – Поиски не дали никаких результатов. Теперь этим делом занялась Служба. Приехали со своими группами, будут вести поиски самостоятельно. Но и нам поручено тоже самое дело, так сказать, параллельно. Ты же знаешь, «старший брат» всегда норовит на чужом горбу в рай въехать. Проводников для «братьев» наших я уже подыскал, а вот в мою группу я хотел бы пригласить тебя. Ты эти места хорошо знаешь. Ну так что… Пойдешь?
Глеб слегка пожал плечами:
– Людей найти – святое дело. Конечно, пойду. Только ведь, насколько я понимаю, люди то пропали не совсем у нас, в соседнем районе. Конечно, и те места я знаю хорошо, с дедом на охоте не один раз бывали, но мне, все же, не совсем понятно…
Майор не дал ему договорить.
– Погоди, брат. Тут еще вот какое дело… – Ивашов на несколько секунд задумался, будто не решаясь, стоит ли говорить другу то, что хотел сказать, или лучше промолчать. Выражение некоторой неуверенности быстро сменялось какой-то сердитой решимостью на его добродушном румяном лице. В конце концов, он заговорил медленно, с прищуром проницательно глядя на Глеба своими карими глазами, словно пытаясь проникнуть в его самые сокровенные и потаенные мысли. – С этими «братьями» приехал один тип, странный какой-то. Представили его, как «специалиста по аномальным зонам», и мне пока непонятно, при чем тут наша область. Насколько я знаю, у нас тут никаких таких «аномальных зон» и в помине нет. И чувствую я, дело тут нечистое. Что-то темнят «братья». А в чем тут дело, пока понять не могу, и меня это слегка тревожит. Не люблю, когда меня используют втемную. – Тут он заметил, как что-то изменилось во взгляде Глеба, и сразу же вцепился в него мертвой хваткой. – А ну-ка, Василич, колись… Вижу, что тебе это словосочетание «аномальная зона» о чем-то говорит. – И тут же добавил с, непонятно откуда взявшимся энтузиазмом. – Точно, точно… У тебя же твоя бабка что-то навроде колдуньи… А ну… поделись с другом, не держи в себе… – И он хитро подмигнул Глебу.
Тот головой только покачал.
– Ну во-первых, не колдунья, а ведунья. Колдовство и ведовство – это две большие разницы. Но, я тебе, бестолковому, их объяснять не буду, все одно не поймешь, а коли поймешь – быстро забудешь. Насчет «аномальной зоны» мне ничего неизвестно. Но то, что места у нас не совсем обычные – это тебе и без меня вон в нашей деревне в любом дворе расскажут. Только вся эта «необычность», сам понимаешь, не для чужих ушей. И службистам, ты уж меня извини, я об этом рассказывать точно, не собираюсь. – Он на несколько мгновений о чем-то задумался, и добавил с некоторым сомненьем в голосе. – А с бабой Фешей поговорить насчет пропавших стоит. Она много чего знает. Глядишь, и подскажет что умное. – И совершенно неожиданно закончил. – А насчет сказок наших, ты не прав. Помнишь, в конце каждой сказки у нас всегда писали: «Сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». Только вот не каждый может этот урок с намеком понять и усвоить.
Ивашов с некоторым удивлением посмотрел на друга. А потом вдруг спросил:
– А мне с тобой можно к твоей бабе Феше? Уж больно ты меня заинтриговал.
Глеб пожал плечами.
– Бабуля чужих не жалует, но думаю, друга моего принять будет рада. Только, без предупреждения к ней нельзя. Да и дорогу к дому совсем перемело. Может, когда в другой раз…
Сергей Никитич посмотрел на Глеба внимательным взглядом:
– Ну, ну… В другой, так в другой. Да и мне все равно сейчас некогда, в район надо к утру быть. – Он поднялся с лавки. – Ну все, Глеб Василич, я погнал. А то, того и гляди, метель опять поднимется. Я с тобой надолго не прощаюсь. Дня через два заеду, тогда и план поисков, маршруты следования разработаем, все, как положено.
Глеб встал проводить гостя. В дверях они крепко пожали друг другу руки, и Ивашов произнес, тепло, без всякой «милицейской проницательности» глядя на своего товарища:
– Спасибо, Глеб, что согласился. С души, можно сказать, камень снял. Будет мне на кого положиться.
Проводив друга, Глеб, подбросив дров в печь, сел за столом и призадумался. Конечно, с проблемой пропавших людей можно было бы обратиться к бабушке. Но, до того ли ей сейчас? Необычная и неожиданная гостья, пришедшая неведомо откуда, занимала сейчас все ее время. Девушка была на грани смерти и бабе Феше, чтобы вытащить ее из лап костлявой, придется приложить немалые силы. Бабуле и до этого приходилось спасать людей, от которых уже отказывались врачи, но здесь случай был особый. Он и сам не заметил, как его мысли с пропавших людей и предстоящих поисков, плавно перетекли на незнакомку. Необычную одежду можно было бы списать на случайность. Мало ли, как в головы людям сейчас приходит странно одеваться. Некоторые и старину любят. Но вот стрела, торчавшая в теледевушки…. Стрела была самая, что ни на есть настоящая. Таких сейчас, да и уже последние лет пятьсот, как никто не делал. Старинное оружие от современного новодела Глеб отличать умел. Помимо стрелы, у незнакомки был нож из необычного металла и боевой топорик. Именно, что боевой, а не какой-нибудь бытовой для колки щепы. Все это указывало, что девушка вовсе не ряженная, а самая, что ни на есть, настоящая, то есть, пришедшая неведомо как из другого времени.
Глебу очень захотелось прямо сейчас, посреди ночи, рвануть обратно к бабушке на заимку, чтобы узнать, как там дела у раненой. И он неохотно был вынужден признать, что незнакомка завладела всеми его мыслями. О чем бы он ни начинал думать, а заканчивалось все ею. Понятно, любого человека притягивало все таинственное и загадочное. А уж гостья-то была – загадочней и таинственней некуда. Но что-то еще, помимо всего этого, цепляло Глеба в этой незнакомке. То ли контрастная нежная красота, переплетенная с силой воина, то ли еще что. Разобраться в этом он пока не мог, и решил пока не ломать над этим голову. Время само все расставит по своим местам. С тяжелым вздохом, поднялся, закрыл на щеколду двери в сенях, и отправился спать. Завтра было много дел. Нужно приготовиться к поисковой экспедиции. А еще, выкроить время, и, все же, сходить на бабушкину заимку, чтобы поговорить с ней по поводу пропавших. Вдруг у нее какая умная мысль появится, и она сможет дать, как всегда, внуку дельный совет? Он не хотел признаваться сам себе, что мысль, что он скоро опять увидит эту таинственную незнакомку, приносила ему некоторое облегчение.
Погасив свет, Глеб отправился в спальню. Дом был выстроен точно так же, как и прежний, родительский. И эта комната, которая сейчас ему служила спальней, была его и в прошлой, такой далекой и почти уже позабытой жизни. Почему-то, в ней ему было уютно и покойно, словно мама опять, сидя на краю его кровати, пела ему свою колыбельную.
Сон к нему не шел. Он ворочался с боку на бок на панцирной скрипучей сетке, стараясь гнать от себя мысли о найденной девушке. Получалось неважно, можно сказать, совсем не получалось. И тут ему в голову вдруг пришла другая мысль. Он даже вскочил с кровати, и принялся взволнованно бегать из угла в угол небольшой комнатки, запинаясь в потемках за домотканые половички, расстеленные на полу. А не связано ли каким-то образом появление незнакомки и пропажа людей? И сам себе тут же ответил. Глупости! Девушку они нашли только сегодня, а люди пропали уже больше недели назад, да и в совершенно другом районе, достаточно далеко от этой горы. Но, несмотря на разумность доводов, эта мысль почему-то не оставляла его. Он был, почему-то, уверен, что все в этой истории как-то связано между собой, только вот, как?
Глеб потер переносицу, словно пытаясь таким образом избавиться от навязчивой мысли. Это не помогло. Он вышел в кухню и подчерпнул ковшом воды из ведра. Выпил почти залпом, будто запалившись от быстрого бега. Уселся за стол, подперев руками голову, точно, прибывая в великой печали. На самом деле, печали, разумеется, никакой не было. Просто мысли одолевали разные. В тихой размеренной жизни, к которой он уже давно привык и которой искал, вернувшись после армии, появилась прореха, образованная появлением незнакомки. И что-то ему подсказывало, что его спокойной жизни наступил конец.Незаметно, голова его склонилась вниз, и он уснул, прямо сидя за столом.
Проснулся он внезапно с головной болью и задеревеневшими мышцами спины. С хрустом потянулся, посмотрел на часы. Время было ранним, но он решил, что дома ему делать нечего. Следовало сходить на работу и разобраться с текущими делами, если таковые вообще обнаружатся. На улице было еще темно. Стылая колючая февральская поземка стелилась растревоженными змеями, обвивая ноги, и пытаясь заползти под одежду. Деревня еще спала. Только в редких окнах уже горели огоньки, да неусыпные часовые солнца – петухи горланили по сараям, возвещая, как и сотни тысяч лет назад, скорый восход светила. Снег сочно хрустел под ногами, и головная боль на свежем воздухе быстро прошла. Но беспокойные мысли, увы, за ночь никуда не делись, и продолжали клубиться с назойливостью болотной мошкары в его голове.
Возле небольшой домушки, где, с одной стороны располагался фельдшерский пункт, а с другой – кабинет участкового, Глеб с удивлением увидел соловую кобылку, привязанную к коновязи. Лошадка стояла, понуро опустив голову, и, время от времени, тяжело вздыхала. Кому принадлежала лошадь Глеб знал, как, впрочем, знала об этом и каждая собака в деревне. Ее хозяин, закутавшись по самую макушку в старую овчинную доху, сидел на крыльце, и, похоже, дремал. Это был, известный на всю деревню охотник-зверолов Ёшка,мужичок неопределенного возраста, небольшого ростика, с кривыми ножками, лохматой большой головой, совершенно неподходящей к его тщедушному телу и простоватым, добродушным лицом с большими, по-детски широко распахнутыми глазами. Выражение наивности в этих глазах многими принималась за простоту, граничащую с придурковатостью. Но, так решить мог только тот, кто совершенно не знал Ёшку. Человеком он был добрым, отзывчивым, и, в некоторых вопросах, действительно, по-детски наивным, но «простым» его можно было назвать только в приступе белой горячки. Когда это было необходимо, Ёшка мог быть довольно жестким, живучим, как кот, и изворотливым, как ящерица, выскальзывающим из любой тяжелой ситуации, оставляя своего недоброжелателя или противника с куском дергающегося «хвоста» в утешение. Впрочем, таких у Ёшки было немного. Разве что, забредшие случайно в эти края браконьеры, любители поживиться на дармовщинку, ставившие изуверские капканы, ломающие лапы дичи, да стреляющие с вертолета по беззащитным волкам городские «охотники» из высоких чинов, которых привечал местный егерь. Милиция района до сих пор так и не нашла исполнителя диверсии, залившего с вечера в двигатель вертолета таких «охотников» пару ведер воды. За ночь вода превратилась в лед и забила все возможные трубопроводы и щели. В общем, вертолету на утро взлететь не удалось. Глеб (а с ним и вся деревня) прекрасно знал, чьих рук это дело. Но, во-первых, мужика он бы не выдал ни под какими пытками, потому что сам был ярым противником подобной «охоты», а во-вторых, как у нас говорится, не пойманный – не вор.
Сам Ёшка охотился «чисто», как говорили местные. Бил пушного зверя в глаз, и исключительно в том количестве, на какое был подписан контракт с охотхозяйством. Если брал крупную дичь, например, лося, то обязательно делился с соседями, особенно с теми, у кого было много ребятишек. Односельчане его любили, и часто пользовались его добротой и умелыми мастеровыми руками.
Вообще-то, его настоящее имя было Иосиф. Совершенно непонятно, чем руководствовались его родители, когда давали сыну имя величественного старца. Но, с самого детства иначе, как Ёшка, его никто и никогда не называл. Даже местные мальчишки не употребляли в обращении к нему никаких тебе «дядей» или, упаси, Господи, «дедушки». Просто Ёшка и все тут! И у жителей деревни никогда даже не возникало вопроса, который мучал добрую часть нашей страны: кто такой Ёшкин кот и где он обитает? Можно было спросить у любого встречного точныекоординаты, и он смело бы указал на небольшой домишко, выкрашенный темно-зеленой краской с заросшим черемухой палисадником, спрятанным за довольно добротным забором, как на конкретное место жительства этого самого кота.
Глеб с минуту рассматривал сидевшего на крыльце мужичка, но так и не дождался, чтобы тот обратил на него внимание. И только когда он подошел к дремавшему Ёшке вплотную, и остановился, деликатно покашливая напротив, мужичок встрепенулся, протер заспанные глаза, и быстро затараторил:
– О, Василич…!!! А я туточки тебя дожидаюсь… Да вот, сморило… Вздремнул немного…
Глеб, осторожно обойдя Ёшку, загремел ключами, открывая свою кандейку.
– Ну, заходи… Чего рано-то так? Поди замерз, на крыльце дожидаясь? Или случилось чего срочное?
Мужичек, бодро семенивший позади участкового, весело ответил:
– Ништо, Василич!!! У меня, вона, тулуп какой!! Я в ём на любом морозе в тайге на снегу, как на печке сплю… А случилось…? Можно и так сказать… Загадка случилась… А разгадать не могу. Может ты подсобишь?
Глеб обернулся, с интересом глядя на мужичка, но ни о чем спрашивать не стал. Пройдя по узкому темному коридору с подслеповатой лампочкой под самым потолком, и выкрашенными в темно-синий цвет стенами, открыл двери в кабинет, снял короткий полушубок, аккуратно повесив его на гвоздь у самых дверей, и принялся деловито растапливать печь. Только когда огонь побежал со слабым треском по сухому дереву, он сел за свой стол, и коротко проговорил:
– Ну, рассказывай, что у тебя там за загадка…
Ёшка слега замялся на пороге, почему-то с опаской посматривая по сторонам, будто опасаясь, что за старым столом, или за облупившимся книжным шкафом с книгами и папками с документами кто-то может прятаться, сделал два робких шажка внутрь, и, распахнув свою доху, что-то извлек из-под нее и с глухим стуком положил на стол участковому.
– Вот… – Торжественно проговорил он. – Погляди, что я нашел…
В первый момент увидев перед собой кусок дерева, или, точнее, кусок толстой ветки, Глеб уставился на Ёшку с немым вопросом в глазах. Мужичок, несколько раздосадованный такой невнимательностью участкового, ткнул заскорузлым пальцем в ветку в то место, где были видны странные прорези, словно кто-то очень неумелой рукой пытался сделать гигантскую дудочку. И проговорил, не скрывая раздражения:
– Да, вот же! Нешто не видишь совсем?! – И, дождавшись, когда участковый, наконец увидит то, что ему показывали, задумчиво спросил: – Что это, как думаешь?
Глеб внимательно, с несколько озадаченным видом, рассматривал ветку. На ней были видны вмятины, будто кто-то очень большой, старался перегрызть толстое прочное дерево. Причем, это не были острые клыки хищника. Скорее, это напоминало следы передних резцов человеческих зубов, только очень, ну просто, очень большого размера. Человек, имеющий такие зубы должен был быть никак не меньше четырех метров в высоту. Не сдержав удивления, он слегка присвистнул, и, в свою очередь спросил:
– Что это такое?
Ёшка поскреб затылок пятерней, и обиженно пробурчал:
– Я думал, ты мне ответишь…
Глеб пожал плечами.
– Я тебе что, ученый-зоолог или антрополог, чтобы по зубам определить вид существа? Ты почему к егерю-то не пошел? Лес – это его епархия. А мое – люди.
Ёшка опять поскреб затылок, тяжело вздохнул, глянул на Глеба с некоторой укоризной. Мол, как же так, я ждал, ждал, а ты… эх, ты… А еще участковый…
– Дык, Василич… Я это… Рази ж егерь-то поймет… – Сердито засопел он. – Он же на меня злой, как черт, после того раза, как у них вертолет-то не взлетел. Хотя я в прошлый раз-то был и вовсе не при чем. А егерь на меня напраслину возводит… – С нарочитой, явно неумелой наигранностью забормотал он.
Глеб усмехнулся.
– Что правда – то правда. Вы с ним, как кошка с собакой. И чего мир не берет? Ведь в одной деревне живете…
Ёшка сердито набычился.
– Энто ты верно сказываешь… Что в одной деревне. Только одна яблоня родит разные яблоки, одни людям на радость, а другие сразу родятся с гнилинкой в самой сердцевине так, что и в рот не возьмешь. Хотя, снаружи куда как румяные, да красивые… до поры, до времени. – Он нахмурился еще больше. – Сам знаешь, лес наш кормилец и защита наша. А кормильца и защитника за тридцать серебряников продавать грех, он этого не прощает. Егерь – человек пришлый, с душой непонятной, я к нему, с голоду помирать буду – в дверь не постучу. А ты свой, корня правильного. Скажи лучше, поможешь загадку разгадать, али нет?
Глеб только руками развел.
– Помочь то хочу, только, пока не знаю как. И потом, ты эту ветку нашел, вот и расскажи, где это было, что еще видел. Вместе и подумаем. Глядишь, что и придумаем.
Голубоватые, почти прозрачные, похожие на льдинки под мартовским солнцем, его глаза, слегка потеплели. Он уселся на стулья, стоявшие в рядок вдоль стены, заняв сразу несколько штук благодаря распахнутой дохе, и начал:
– Ну так вот… Я третьего дня пошел свои угодья проверить, на промысел,короче. Сам знаешь, еще маленько, и сезон заканчивается. А зверя-то и нет. Словно разогнал кто. Я по течению нашей реки до самого верха поднялся, почитай, в самые горы. Там, конечно, уже и не мой участок, только больно мне стало любопытно, кто это так зверя напугал. И следов никаких, сам знаешь ведь, всю неделю метели барагозят, какие уж тут следы. Ну так вот, дошел я почти до самого ущелья, уж и сумерки наползать стали, и тут, наткнулся я на одну поляну. А там бурелому свежего навалено – страсть! Словно смерч прошел. Только прошел он уж как-то больно избирательно. Ровненько так площадка вытоптана. Я попытался следы разглядеть. Знаешь, будто там кто боролся. Пятна крови повсюду. Один, вроде лось, следы острых копыт его ни с чем не спутаешь, а вот другой… не понял я. Шатунов в наших краях вроде бы и нет. Да и следы какие-то невнятные. И, потом, скажи на милость, с чего бы сохатому так возбудиться? Гон-то у него еще когда будет. А в остальное время он мирный зверь. Вот там я палку эту и нашел. А тут вдруг Шалый мой, ни с того, ни с сего, вдруг как заскулит, жалобно так. Хвост поджал меж задних лап, да все ко мне жмется. И стало мне чегой-то не по себе совсем. Был бы хвост, так я бы, как Шалый, тоже бы его поджал. Стыд кому сказать, но тебе говорю, потому как понять хочу, разобраться, значит. Вот мы с моим кобельком, бочком, бочком, и давай Бог ноги. И веришь или нет, а заблудились, растудыть твою в кочерыжку!!! – Он от возмущения сим фактом аж хлопнул себя ладонями по коленкам. – Кто бы мне такое когда сказал, что я могу заплутать в родном лесу – в рожу бы плюнул! А тут… – И он в отчаянье махнул рукой. Посидел, сердито сопя с минуту, а потом продолжил. – Не зря старики бают, мол, леший водит. Сроду в такие байки не верил, а тут так опростоволосился! Да кабы я один!! А то ведь и Шалый тоже!!! Вот что странно-то!! Крутится на одном месте, словно ему кто нюх отбил, да скулит жалобно. Отродясь такого не видывал! Две ночи мы с ним по лесу плутали, да, наконец, на третьи-то сутки, у меня с глаз словно пелена спала. Вот же знакомые места!!! А мы все кругами, да кругами … Но палку я не выкинул, сохранил. Так вот думаю, может, ты мне поможешь в энтом деле разобраться? – Потом, глянув на Глеба исподлобья, шмыгнул носом и тихо пробурчал: – Только, ты это… Не сказывай никому… Стыдоба-то какая… На всю деревню ведь ославят…
Глеб задумчиво глядел на палку, все еще лежавшую на его столе. А Ёшка, почти не дыша, смотрел на участкового, ожидая от него ответа. Наконец, не выдержав, проговорил:
– Ну и чего, Василич, решил…? Может ее в какой институт свезти, ученым каким показать?
Глеб, все еще пребывая в раздумьях, медленно ответил:
– В институт, говоришь? Можно, конечно, и в институт… – И продолжил, будто отвечая уже на собственные мысли. – Только, набегут, весь лес перебаламутят, а толку так и так, не будет. Нет… Нужно как-то самими. Думаю, без моей бабули тут не обойтись. Нужно ей эту палку снести. Вдруг чего и подскажет…
Ёшка, сидевший все время,как мышь под веником, пока Глеб говорил, после этих слов встрепенулся.
– Точно!!! Федосье надо снести!!! Она разберется!!!
Глеб, будто очнувшись от своих мыслей, слегка поморщился, досадуя на себя, за то, что так явно высказался при Ёшке. Поднялся, взял со стола палку и завернул ее в старые газеты, достав их из шкафа.
– Ты, вот что… – Обратился он к мужичку. – Ты ступай. А я, если что узнаю, тебе сразу сообщу.
Ёшка неохотно поднялся и поплелся к двери беспрестанно шмыгая носом и оглядываясь на участкового, словно не желая расставаться со своей находкой. Он уже взялся за ручку двери, когда Глебу вдруг пришла в голову интересная мысль.
– А ну постой… – Мужичок остановился, будто идущий на казнь, которому отменили приговор, и с надеждой посмотрел на Глеба. – У нас тут экспедиция поисковая организовывается. Из города приедут люди. Меня проводником позвали. А я тебя пригласить хочу. Пойдешь со мной в тайгу людей искать?
Глаза у Ёшки заблестели, словно у пацана, которому вместо рогатки пообещали дать настоящий автомат и горсть патронов к нему в придачу. Но он свои эмоции сдержал, и степенно ответил:
– Ну что ж… Коли позовешь, с тобой пойду. Только учти, я всяким там чужакам-командирам подчиняться не собираюсь. Я – вольный человек. Так им и скажи. – Он слегка приосанился, одернул доху и выставил немного вперед ногу, обутую в темно-серый самокатанный валенок, видно пытаясь таким образом показать, какой он вольный. Глеб, еле сдерживая улыбку, глядя на мужичка, кивнул головой.
– Не волнуйся, никто тебя неволить не собирается. Со мной будешь работать. Только ты смотри, по деревне языком не болтай. Ни к чему нашим знать об этом до времени.
Ёшка важно кивнул головой.
– Само собой… Мог бы и не предупреждать. Я не из болтунов, сам знаешь… – И тихонько вышел за дверь.
Глеб посмотрел ему вслед задумчиво, потом, надев полушубок и, схватив палку, завернутую в газету, выскочил вслед за Ёшкой. Вот и появился достойный повод сходить к бабуле…
Глава 6
Меня качалов каком-то золотистом мареве, словно в материнской зыбке, которой я не помнила, а может никогда и не знала. Звезды кружились вокруг, будто кем-то вспуганная стайка разноцветных рыбок, напевая тихую звенящую мелодию. Волны энергии Вселенной пронзали мою плоть, и тело откликалось на их вибрацию, подстраиваясь к этому ритму, вбирая в себя эту музыку, словно иссохшая земля пустыни влагу первого дождя. Здесь не было Времени так, как понимаем его мы, люди. Здесь было только одно понятие, доступное нашему разумению, которое мы могли выразить словом, понятным нам. ВСЕГДА…
Постепенно струящийся свет стал замедлять свой бег, и передо мной стали всплывать неясные образы людей, порой в странных, необычных одеждах, а иногда и в уже знакомых мне по прежней жизни. Вскоре я начала различать их лица. Вот передо мной возникло, изрезанное глубокими морщинами лицо Старца Световлада.Его темно-синие, как океанские глубины мудрые глаза смотрели на меня с сожалением и сочувствием. И я, будто наяву, услышала его тихий голос: «Ты справишься, дитятко, справишься… Вспомни все, чему я тебя учил, и ничего не бойся…»
Его лицо стало отдаляться, голос затих в неведомых темно-фиолетовых глубинах Вселенной, и только, прощальное благословение едва долетело до меня: «Род с тобой, Марфенька…» Сердце сжала непроходящая тоска, словно мы расставались с ним навсегда. Впрочем, я знала, что нет в мире такого понятия «навсегда». Все повторяется. И где-то, когда-то мы можем опять встретиться с ним. И я, наверняка, узнаю его, в каком бы обличии он ни явился передо мной. А образы продолжали сменять один другой, вызывая легкое головокружение. Я попыталась отдалиться от них, уйти вслед за Световладом, потому что знала, что там, куда он ушел, меня ждет покой и безмятежье, мой истинный дом, то, к чему так давно стремилась моя душа. Там дожидается меня крылатый волк Симуран, чтобы отвести на суд грозного бога Варуны. Но мне это никак не удавалось. Одно лицо старой, совершенно незнакомой мне женщины чаще других видится мне. Взгляд ее глаз цвета зимней реки, будто удерживает меня, не давая уйти, уплыть, улететь. Он словно магнитом притягивает меня. Что-то знакомое и в то же время не знакомое видится мне в ее образе. Все время рядом, словно она, эта женщина была моей охранительницей, моей берегиней.
Горько-солоноватая жидкость потекла по моему горлу, вырывая меня из этого волшебного состояния невесомости. Меня стало затягивать в какую-то воронку, и я сразу стала ощущать тяжесть собственного тела. Незнакомые запахи, незнакомые звуки. Медленно открыла глаза.Серовато-белесая темнота раннего утра. Незнакомая изба. Попробовала пошевелить руками и ногами. Все получилось. Только вот под правой лопаткой, куда впилась вражеская стрела еще ощущалась щекочущая боль. Меня неудержимо потянуло наружу. Захотелось вдохнуть полной грудью свежий смолистый воздух, услышать шепот ветра в величественных кронах, увидеть первый луч восходящего солнца. Я осторожно села на мягкой лежанке. Странно, как это люди могут спать на таком прогибающемся ложе? Хотя, нет… На полу, на старом тулупе лежала женщина. Я склонилась над ней, чтобы как следует рассмотреть ее лицо. Сумрак маленькой комнаты был мне не помехой. И без удивления увидела лицо, являющееся ко мне в моем недавном странствии по волнам Вселенной.Я осторожно распрямилась, застелила ложе, на котором лежала, и, аккуратно обойдя спавшую у моих ног, выскользнула из одрины[9 - Одрина – спальня в древнерусском языке]. В горнице меня встретил огромный пушистый кот с шерстью цвета палой листвы и глазами похожими на латырь[10 - Латырь – древнерусское название янтаря]-камень, который привозили купцы от дальних берегов Западного моря. Я опустилась на корточки, и осторожно протянула руку. Кот настороженно принюхался, а потом заурчал, потершись о мои пальцы. Я шепотом проговорила.
– Пойдем, зверь, Ярило ТрехСветлое встречать со мной…
Кот тихонько мяукнул, соглашаясь с моим приглашением.
Выскользнув наружу, я от неожиданности охнула. Кругом лежал снег. Куда же это меня перебросило-то? Хотя, на вопрос «куда», ответ у меня, кажется, был. Вот она Грань, возвышается недалече. Только вот каменные столбы, охраняющие Врата Времени разрушены. Ох, и натворила я бед!! Разгребать мне, не разгрести… Ну что ж… Сама каши наварила, сама и хлебать буду. Сбежала с крыльца, совсем не чувствуя холода снега под босыми ступнями, встала посреди прогалины, и низко, в пояс поклонилась возвышающимися вокруг в белых уборах деревьям.
– Здравствуй, лес-батюшка…
Верхушки елей и пихт заколыхались под невидимой рукой ветра, зашептались, отвечая на мое приветствие, сбрасывая с макушек хлопья снега. А я порадовалась. Пускай это не мое время, но все же, это мой мир, где моя связь с ним оставалась такой же прочной и неизменной, где мои умения и полученные знания, усвоенные от Великих Волхвов, также будут служить мне службу. Восток начал сереть, и я воздела руки, ожидая того момента, когда первый луч солнца вырвется из плена серых туч, набухших, будто беременная матка лосихи, готовая вот-вот разродиться от бремени большими хлопьями снега, и осветит землю, одаривая мир своим теплом.
Солнце выглянуло только на одно мгновение, вызывая в душе неизменное ликование. И я громко поздоровалась с Ярилом ТрехСветлым, кланяясь ему земно.Именно из таких мгновений, озаряемых Светом, и состоит жизнь человечья. Богиня Среча расцвечивает этими яркими нитями ковер наших судеб, внося в них искрящуюся радость бытия. Я почувствовала, как кто-то смотрит мне в спину. Хозяйка вышла из дома и, стоя на крыльце, наблюдала за мной. Я поздоровалась с ней подобающим образом со всем уважением. Без удивления встретилась с уже знакомым взглядом ее серебристо-серых глаз, указующих на принадлежность к Роду д,Арийцев, к коему и я принадлежала сама. Именно она являлась ко мне в моих виденьях, именно она оберегала меня от преждевременного ухода в иную жизнь. Звали ее Феодосьей. Странное имя, со странным значением, в странном времени. Впрочем, истинное имя кто ж сразу незнакомцу открывает? Но она вызывала у меня доверие. Не тем, что помогла мне выбраться из Навьего мира. Она хранила Грань. Значит, была сродственной мне душой, была Знающей. К тому же, Родич Родичу зла никогда не сделает. Феодосья мне поведала, что я оказалась в другом времени, прорвав Грань. И не просто прорвав, а разрушив ее. Судьба отроков, оставленных в Скиту, меня волновала до крайности. Но из обрывков своей памяти я знала, что вороги, посягающие на Скит, скорее всего были уничтожены энергией прорванной Грани.И еще, матушка Феодосья поведала мне, что я теперь не могу вернуться назад, в свое время, так как после выброса энергии, которая увеличилась во сто крат напитавшись моей кровью, дорога в мое время для меня теперь закрыта. Я не стала впадать в отчаянье от услышанного, но решила все проверить сама. Попыталась объяснить Хранительнице, что сделать это хочу вовсе не из-за того, что не доверяю ей. Была надежда, что, уж коли Грань напилась моей крови, то признает сродственницу и пропустит меня, сместится в нужном мне месте.
Быстро облачившись в свою одежду, с благодарностью приняла овчинный полушубок. Посмотрела с сомнением на беленькие катанки, и отказалась от них. Уж больно они были неуклюжи. Матушка Феодосья только неодобрительно головой покачала, а я, почему-то, почувствовала себя виноватой. Нельзя ведь от дареного-то отказываться, особенно, если дарят от чистого сердца. Но для моего дела они не годились. А что холодно, так это беда небольшая. Зато копытца вязанные внутри были из теплого мягкого пуха. Заткнув свой топорик за ремень и проверив на месте ли нож, я выскочила из дома. Тучи все же разродились крупными хлопьями снега, но метели пока еще не было. Впрочем, и метель мне была бы не помехой. Матушка Феодосья, выскочив вслед за мной, с отчаяньем в голосе проговорила:
– Лыжи-то хоть возьми, неуемная!!! Снег в тайге убродный… Пока дойдешь, умаешься. А тебе еще беречься надо после такого-то!
Я с удивлением глянула на хозяюшку.
