Иль всё, о чём беседуем с богами –
Одни мечты?
– Нет, почему же, – отвечала тень. –
Такой обмен возможен, но с ним вместе
Отдать ты должен мне всё честь по чести,
Что приобрёл. При этом каждый день
Потери будут длиться лет так двести, –
Предупредила тень.
– И что я потеряю лет… за двадцать?
– А что имел: друзей, любовь, жену.
За идеалы перестанешь драться.
За осень будешь принимать весну.
Зато все двадцать лет – тебе награда.
Ну, соглашайся.
– Нет, подумать надо.
А вот скажи: еще за тридцать лет
Что потеряю, может что оспорю?
– Переживешь детей. В излете лет
Они уйдут, а ты предашься горю.
Зато стихи польются водопадом.
Ну, соглашайся.
– Нет, подумать надо.
А вот вторые двадцать, что они
Года те унесут – возможна ль слава?
– Твои стихи забудут, извини.
Но прежде будут бить их слева, справа.
Из всех стихов останется баллада.
Так что с обменом? Если да – рискни…
– Довольно, тень. Мне ничего не надо.
Ноябрь 2017г.
КОНЕЦ РОМАНТИКЕ
Нет денег на обувь. На куртку нет денег – тем паче.
Любовь умерла, и исчезли все старые дружбы.
Два года служил он, вернулся из точки горячей.
Остался один институт, где учился до службы.
Вот плохо одетый зашел он в огромную залу,
Где лекции слушал профессора о символизме.
Звонок. И заполнили залу ту малу-помалу
Красивые девочки-мальчики, баловни жизни.
Всё тот же профессор читал им стихи Гумилёва,
Пытаясь в стихах показать красоту акмеизма.
И девочки-мальчики явно старались все «измы»
В тетрадь записать, чтоб запомнилось каждое слово.
А он просто слушал и думал: « От жизни далёко.
Чтоб так все туземные страсти лились водопадом –
Поэт приукрасил. Понятно, ему одиноко,
Как мне одиноко, когда никого нету рядом.
Но что-то в стихах этих есть. Может, запах пустыни?
Иль шорохи ветра в оставленном наспех жилище?
А может быть краски – от охры, оранжа и синей
Болит голова до сих пор. И еще много нищих.
Вот нищие те, их столетия не изменили
Как видел поэт, так увидел и я их отрепья.
От нищих в России их вид независимей. Или
Скорей благороднее нищее великолепье.
А что до пустыни, то там по-другому стреляют.
И нет, чтобы кто-то скакал на верблюде двугорбом.
И девочки-мальчики вряд ли себе представляют,
Как их однолетки лежат с перерезанным горлом…».
Он вспомнил всех мертвых . И дактили, ямбы, хореи
Пустою игрушкой ему показались. И прежде
Чем кончил профессор беседу, он вышел за двери
Уже без романтики – к будущей жизни в надежде.
Февраль2020 г.
СУВОРОВ
Я начинал читать роман
с конца в какой-то книге,
В конце там умирал старик,
чье имя знал весь мир.
Он перед Богом был один,
он сбросил, как вериги,
свой высший генеральский чин,
фельдмаршальский мундир.
О чём в час смертный думал он?
О Праге пред Варшавой?
О тех, кто голову сложил ,
кто был в снегах отпет?
Фельдмаршал знал, что будет он
воспет в веках державой.
Но вот простят ли мертвецы –
Бог не давал ответ.
Блаженен муж, коль защищал
в боях свою Отчизну.
Но будет ли блаженен тот
кто воевал во вне
за интересы трех держав,
и воинскую тризну
