Побег на Роанок
Ольга Истомина
Отправиться в полное приключение и опасностей путешествие? Выполнить таинственную миссию, спасти остров и стать настоящей героиней? Оставить в прошлом совершенные ошибки, начать жизнь с чистого листа и завести новых друзей?Именно об этом я так отчаянно грезила, соглашаясь плыть на Роанок, где стремительно разворачивалось противостояние между добрыми и злыми магами.Только вот реальность быстро щелкнула меня по носу. И наемники вовсе не спешат принимать в компанию благородную эльфийку, приключения оказываются не такими радужными, как рисовало воображение, а прошлое не желает отпускать из своих когтистых лап.
Ольга Истомина
Побег на Роанок
Сознание возвращается медленно. Кажется, что мне завязали глаза плотной повязкой, и сквозь темноту пробиваются светлые пятна. Медленно-медленно мрак расступается, позволяя разглядеть очертания предметов.
– Предательница! Хорошо, что мы сумели быстро выявить ее до того, как позволили воспользоваться нашим гостеприимством.
– Вопрос в том, сколько вреда эта крыса уже успела причинить?
Негромкие голоса окончательно помогают вынырнуть из забытья. Перед глазами все плывет, дерет пересохшее горло. Пытаюсь дотронуться до лица, но не могу пошевелиться. Руки и ноги скованы кандалами. Я распята на стене и почти вишу на цепях. Шею обхватывает стальной ошейник, из-за чего с трудом получается дышать.
– Гляди, очнулась! А Двалин боялся, что слишком много порошка потратил. Слишком мало. Эти твари живучие! – один из тангаров[1 - Крепкие бородачи из подземных поселков.] неприязненно косится на меня.
Второй неспешно заканчивает чертить какой-то узор на столе и лишь потом оборачивается ко мне.
Мы находимся в темнице. Кроме двух тангаров здесь больше никого нет. Воспоминания по-прежнему путаются в голове. И я изо всех сил пытаюсь понять, почему и когда успела превратиться в пленницу?
Между тем тангары одновременно делают шаг ко мне. Представители подземного народа всегда казались мне похожими, но эти тангары кардинально отличаются. Первый явно постарше, с темными волосами и густой бородой, весь в броне, вооруженный двумя топорами. У второго борода скудновата, на нем только кольчуга, да на поясе висит нож. Но кое-что общее у тангаров находится – полный ненависти взгляд, которым они окидывают меня.
Сердце судорожно колотится в груди, я пытаюсь отступить назад, еще сильнее вжаться в камень! Стена холодная, но спину почему-то обжигает огнем. Моя гримаса вызывает усмешки у тангаров.
«Да что происходит?!» – я открываю рот, но не могу издать ни звука.
Тангары же, наконец, приходят к какому-то решению. Один достает топоры и замирает в боевой стойке, а второй грубо срывает с меня одежду.
Рубашка рвется с оглушительным треском, обрывки белой ткани падают на каменный пол. Я извиваюсь в цепях, но стражники не спешат закончить начатое.
Вместо этого смотрят на меня, и в их глазах отражается ужас.
– Вот же мракобесие, – с отвращением сплевывает тот, что постарше.
Я опускаю взгляд и давлюсь воздухом при виде охватившей тело черноты. Тьма охватывает левую руку, спускается на грудь и часть живота. Короткие щупальца тянутся дальше, к шее, оставшейся белоснежной коже. Я практически чувствую, как один из отростков скользит по ключице.
И в этот момент память стремительно возвращается ко мне. Груз воспоминаний настолько тяжел, что я обвисаю на цепях. Расширенными глазами смотрю вперед, пытаясь свыкнуться с собой. Разум лихорадочно анализирует информацию, в то время как сердце падает куда-то вниз.
Если все, что я вспомнила, правда, то в темнице я нахожусь совершенно заслуженно. А значит, в скором времени меня ждет смерть, ведь те, кто заключил сделку с самой тьмой, не имеют шанса на помилование.
«Интересно, это будет костер или плаха?» – мелькает совершенно не званая мысль.
Услужливое воображение рисует картины пылающего костра, помоста с палачом, точащим огромным топором, и волосы на голове встают дыбом.
Ошейник на шее не мог уменьшиться в размере, но с каждым вздохом все сильнее обхватывает горло. Барахтаясь в цепях, я задыхаюсь от накатывающего волнами отчаяния.
Тангары словно забывают обо мне. Что-то обсуждают, переглядываются. Один их них, что более рослый и крепкий, разворачивает мешок, в котором оказываются пыточные инструменты. Он любовно перебирает их, поднимая и проверяя действие то одного, то второго предмета.
У меня же темнеет в глазах. От нереальности происходящего хочется кричать. Не может быть, чтобы это происходило со мной! Не может быть, чтобы мои воспоминания были настоящими!
В конце концов, я не какая-то преступница, я Ланниэль из дома Серебряной Луны! Единственная дочь и наследница герцоского титула! Передо мной всегда кланялись, уважительно целовали руку и осыпали комплиментами. И, происходи все на землях отца, тангары также должны были приветствовать меня. Даже плевать на титулы и разное положение: я леди и имею право на соответствующие привилегии!
Но вместо этого я прикована к стене и по-прежнему не могу говорить.
Эмоциональный всплеск быстро проходит, и только цепи помогают удерживаться в вертикальном положении. У меня трясутся ноги, а внутри все сводит от ужаса.
«Нет! Меня же не могут по-настоящему пытать! Это неправильно! Это несправедливо!» – бьются в голове лихорадочные мысли.
Вот только просто разговаривать со мной тангары явно не намерены. В их глазах я нежить, и приговор мне уже подписан.
Мужчина, наконец, выбирает подходящий инструмент – тонкий нож с острым лезвием, и шагает ко мне
– Пожалуйста… Я не хочу плохого… – кое-как проталкиваю слова через сжатое спазмом горло, пытаясь достучаться до своего палача.
И убеждаюсь, что тангары действительно не намерены разговаривать. Первый отодвигается в сторону, а второй с силой бьет меня по лицу. Во рту мгновенно появляется металлический привкус, из разбитых губ бежит кровь. Я осторожно дотрагиваюсь языком до зубов и чувствую, как один из них шатается.
«Будто бы мне есть кому улыбаться. Старая жизнь осталась в прошлом», – спохватываюсь я.
Палач же склоняется над моим боком. Я вся подбираюсь и, не в силах наблюдать, зажмуриваюсь. Напряженно прислушиваюсь к ощущениям, ожидая острой боли, но не чувствую ничего.
– Подай тот нож, – командует тангар напарнику, и я приоткрываю один глаз.
Кошусь вниз и вижу глубокую рану на левом боку. Удивительно, но крови нет. Видимо то, что убило бы меня в обычной жизни, благодаря «украшающей» кожу тьме становится обычным порезом.
Осознание приходит мгновенно и заставляет мурашки бежать по коже. Я по-прежнему толком не понимаю, во что меня превратили, но расползающийся внутри холод не несет ничего хорошего.
Между тем тангар берет нож пошире, с зазубренным лезвием и оценивающе взвешивает его в руке.
Боли по-прежнему нет, но я кричу на пределе возможности. Если тангары желают сперва измучить меня, чтобы не думала врать, пусть считают, что у них вышло. Проверять, окажется ли таким же нечувствительным здоровый бок, совершенно не тянет.
Но, видимо, мужчины преследуют какую-то иную цель. По крайней мере, проделав внушительную дыру в моем теле, палач останавливается.
Они ждут всего минуту, а потом дверь бесшумно отворяется, и порог переступает третий тангар – старейшина. На нем вовсе нет доспехов, но на груди висит связка амулетов. Даже рукава и низ широкой рубахи расшиты защитными узорами. Волосы и борода мужчины белоснежные, только ярко-синих глаз не коснулась старость. Наверное, другим тангарам его глаза напоминают безоблачное небо, к старейшине все идут за советами и спокойствием. Только я вижу зимнюю стужу.
Двое тангаров почтительно кланяются и отступают в сторону. Старейшина скрещивает руки на груди и внимательно рассматривает меня.
– Она гниет изнутри. А ведь когда-то была красивая девушка, – задумчиво произносит он.
Наверное, если бы я могла, то разрыдалась бы. Старейшине хватает одной фразы, чтобы с лихвой выполнить работу палача. Пусть физической боли я не чувствую, но испытывать эмоции все еще могу. И воспоминания о прошлой жизни режут без ножа.
Я помню, какой покинула дом. Веселой, беззаботной, наивной.
Красивой.
И как выгляжу сейчас. Ожоги давно уже не болят, но я по-прежнему не могу без содрогания смотреть в зеркало. Выкинуть из головы тот кошмарный день никак не получается. Каждый раз, когда я вижу костер, то вспоминаю, как долго горела и как безуспешно пыталась сбить языки пламени. И без того нерадостную картину усугубляет чернота.
«Наверное, я напоминаю куклу, сшитую из разных лоскутов. Очень дешевую и потрепанную куклу», – с горечью осознаю я.
– Итак, нежить, ты явно умеешь говорить, так что рассказывай, – налюбовавшись, тангар приступает к допросу.
И я рассказываю. В первый момент еще пытаюсь избегать упоминания имени Белзира, но после того, как мужчина повторяет вопрос, говорю все, как есть.
Вновь возвращаться в воспоминания нелегко, но я рада возможности сказать правду. Мысль о том, чтобы выгородить себя, даже не приходит в голову. Хватит! Я и без того слишком долго терпела.
Это как воспаленный нарыв на коже. Он дергает болью и медленно сводит с ума. Вскрывать его больно, но вместе с тем боль приносит облегчение.
Я рассказываю совершенно все, что происходило со мной. Как очнулась в комнате и увидела Грегори. Как получила шанс на спасение, и ухватилась за него, толком не осознав, что потребовали взамен. Как дважды получила приказы помешать друзьям и дважды исполнила их.
– Пожалуйста, я не нежить. Я не всегда была такой. И приехала на Роанок, чтобы помочь. Если не можете избавить меня от проклятия, то убейте, – заканчивая рассказ, глухо произношу я.
– Еще успеем, – старейшина качает головой и почему-то не спешит давать знак палачу.
Мне казалось, на сегодня я испытала весь спектр эмоций, но брови в очередной раз удивленно взлетают вверх.
«Почему? Сами ведь сказали: я нежить. Так убейте!»
Тангарам явно что-то не дает покоя. Они переглядываются, косятся на меня. Сначала с привычным отвращением, потом – все больше с опаской и, наконец, ужасом.
Я схожу с ума от волнения, изо всех сил пытаюсь разобрать хоть слово, но, кажется, подземные жители просто шевелят губами, не издавая ни звука. Наконец, они приходят к решению и выходят из камеры.
Понятное дело, поделиться своими размышлениями со мной никому из них не приходит в голову.
Время тянется ужасающе медленно. Минута за минутой, час за часом. В темнице нет окон, сюда не доносится ни единого звука, и я понятия не имею, сколько уже провела взаперти.
Свалившиеся воспоминания, пытка, допрос… Сейчас я настолько вымотана, что бессильно обмякаю на кандалах и начинаю мечтать об обмороке.
Даже темное беспамятство будет лучше нынешнего положения! Но сознание не спешит уплывать, и шанса на спасения не предвидится.
Разглядывая пол, я начинаю вспоминать все, что случилось со мной за последний месяц. С того самого дня, как я согласилась отправиться в место своей будущей гибели – на Роанок.
ГЛАВА 1. ПРИБЫТИЕ
За час, прошедший с момента отплытия, я успела облазить корабль вдоль и поперек, едва не доведя матросов постоянными расспросами, как называется то или иное приспособление. В итоге, когда в попытке забраться по канату едва не свалилась на голову коку, терпение матросов подошло к концу, и они пообещали привязать меня к фок-мачте прямым морским узлом, если немедленно не уймусь.
Обиженно хмыкнув и старательно скрывая досаду, я отошла к борту. Подумаешь, невидаль! Да если бы я только захотела, папа бы корабль с целой командой купил. Впрочем, отца здесь нет, и, понемногу успокаиваясь, я перевела взгляд на водную гладь.
Океан был удивительно красивым, буквально завораживая бескрайними просторами. На глубине вода казалось темно-синей, и от корабля расходилась белая пена.
А вдалеке, где еще виднелись очертания покинутого нами города, вода сверкала серебром. Солнечные лучи отражались от водной глади, весело танцуя с резвящимися волнами.
Ветер наполнял паруса, играл с волосами и заставлял трепетать плащ. Подняв лицо, я вдохнула морской воздух полной грудью. Как же упоительно пахнет океан! Свободой, безмятежностью и чем-то притягательным, заставляющим кровь бежать быстрее, а сердце ускоренно биться в предчувствии новых чудес.
Громкий плеск заставил радостно взвизгнуть и захлопать в ладоши.
– Смотрите, это дельфин! Самый настоящий дельфин! – я ткнула пальцем в погружающееся и выпрыгивающее из воды животное.
– Да что же ты громкая такая?! – Гардис, на свою беду стоявший рядом, демонстративно поковырялся в ухе и отошел на несколько метров в сторону.
– Есть какая-то морская примета, что встретить дельфина к удаче? – не обратив на него внимания, пристала к проходящему мимо матросу. – А что это за звуки? Он смеется, правда? Желает нам счастливого пути? Дельфины часто встречаются?
– Дамочка, мы в открытом океане. Здесь какой только живности не водится, – закатил глаза тот. – И дельфины, и акулы, и осьминоги. Молитесь, чтобы кракен не встретился, не то ко дну все пойдем. Вот когда наобнимаешься со своими дельфинами напоследок!
– Кракены? А они часто попадаются? Их можно заранее заметить и свернуть в сторону? – новая тема вызвала новый шквал вопросов.
Но болтать с любопытной пассажиркой матросу оказалось недосуг. Махнув рукой, он отошел и начал проверять веревочные крепления на шлюпках. Восторг в груди стал медленно гаснуть. Любоваться океанскими красотами хотелось в компании, и, не зная, с кем разделить воодушевление, я почувствовала себя глупо.
Что самое обидное, на мой возглас совершенно никто не отреагировал, и каждый продолжил заниматься своими делами. Гардис курил трубку, Миса деловито точила мечи, то и дело проверяя остроту пальцем. Один раз наемница все же подняла голову, оценивая обстановку, но, не обнаружив ничего опасного, сразу вернулась к своему занятию.
Наверное, если сравнить нас, Миса должна завидовать мне. У нее самая простая одежда и поношенный плащ. Для дроу внешность – не главное, но даже для темной эльфийки девушка выглядела отталкивающе. Короткие белоснежные волосы обстрижены (опалены?) кое-как и торчат в разные стороны, лицо все в коротких тонких шрамах. Издалека это смотрится даже своеобразно, будто белоснежный узор на темно-фиолетовой коже. Выделяется только свежий шрам, кривящий губы и создающий впечатление усмешки.
И я – дочь герцога, с рождения привыкшая получать все самое лучшее. Пусть сейчас на мне не платье, а дорожная одежда, но из самой крепкой ткани. Плащ подбит мехом черного, редкого в наших краях льва, белые волосы уложены в сложную прическу, а продав оружие, я могла бы безбедно жить целый год.
