– Михаил Александрович, давайте не будет трогать эту тему… Вам трудно одному в этих стенах… поговорим о ваших близких… они помогут вам выйти из клиники как можно быстрее…
– Конечно, здесь мне немного одиноко, и прежде всего я не могу писать свои картины… Я уже вижу последний портрет по-иному… Но мне все время кто-то мешает представить его окончательно, хочет намеренно исказить…
– Вот вернетесь домой и напишите так, как надо… Вместе обсудим его…
– Вы, Петр Иванович, хорошо меня понимаете… душа моя с вами отдыхает.
Он посмотрел с улыбкой на приятеля:
– Еще не хватает прогулок с собакой… Вот Лола только молча смотрит… и понимает все во мне… без слов…
– Я постараюсь почаще бывать у вас.
Они шли по аллее, и глаза больного вновь засветились:
– Петр Иванович, а вы не думали никогда, что пожилые люди понимают и осознают свою молодость лучше, но не могут объяснить это своим детям?
– Что вы имеете в виду?
– Мне кажется, человек устроен так, что только собственные шишки от ударов на брошенные под ноги грабли способны по-настоящему его убедить и направить по избранному пути, если он, конечно, стремится к этому…
– Ну, да… педагогика движет цивилизацию, но вещь эта с индивидуальным подходом… старики должны жить немного отстраненно… своими интересами… и не очень мешать молодым.
– Это еще раз подтверждает, что и вы такого же мнения… Нельзя уподобляться мелким нравоучениями и, тем более, обидам… Все это в конечном счете называется совершенно правильно – занудством или чрезмерным брюзжанием.
– Ну, это вы немножечко перехватили, Михаил Александрович.
– Нисколько. Я еще раз убеждаюсь, мы должны жить своими интересами и двигаться независимо ни от кого… Хотя многие все время нам твердят, что мы – уже вышедший из употребления некий израсходованный материал… Я хочу сказать, что потенциал человеческого мозга рассчитан на более длительный период жизни, и только к реальной зрелости или даже старости он насыщается необходимой глубиной. Возможно, даже более значимой ее стадией восприятия мира… Вот, к примеру, мой сын… Я вижу, что мое присутствие к этой клинике как-то по-иному влияет на него, и он становится более отстраненным… Да и вообще, здешнее лечение – это просто абсурд, если не примитивный идиотизм…
– Конечно, я вас понимаю, но медицина есть медицина.
– Вы думаете, я ничего не осознаю и не понимаю, где нахожусь? Но ведь это может произойти с каждым. И если человек до этого не дожил, он лишился чего-то, ему непонятного… ранее неизведанного.
Петр Иванович хотел возразить, но больной продолжал:
– Главная медицина, Петр Иванович, – в нашей голове, а все остальное – «от лукавого».
– Вы твердо так считаете?
– Вы намекаете на некую грань сумасшествия… А ведь по большому счету именно за этой перегородкой я чувствую свое лучшее состояние, собственное осознание… и даже выход…
– Выход?
– Да-да… Когда мы снимаем сами же придуманные иллюзии, мы ближе к здоровью… к истине…
– Мне трудно это понять.
–Вы знаете, это прозрение… все это началось сравнительно недавно, несколько лет назад. Я будто приглянулся высшим силам, и они начали со мной разговаривать и пояснять окружающее… А вот эта самая медицина… просто смешно… надменно определила в этом мою болезнь…
– Но согласитесь, – начал было собеседник…
– Да-да. Я понимаю… более того, мне стало предельно ясно, что сама медицина – однобокая и примитивная.
– Вполне возможно, – улыбнулся Петр Иванович.
– Вы не верите, но она заставляет меня отказаться от влияния этих сил, а ведь то, что мы видим вокруг, – обман или воображение надломленного сознания нашим ложным восприятием…
– Я опять не очень вас понимаю, Михаил Александрович.
– А тут понимать нечего… Вот к примеру, у вас, Петр Иванович, большие способности к живописи, особенно при восприятии пастельных или акварельных цветов, а вы об этом не знаете и даже не догадываетесь… Я это сразу увидел, посмотрев на вас и вашу реакцию на живопись… Я всегда ярко вижу все впечатления от увиденных кем-то настоящих красок…
– Да, я люблю смотреть на нежные переходы цветовой гаммы, но сам… никогда не брал в руки кисть и даже карандаш…
– Вот видите… в этом вся суть… Мы не знаем себя, не знаем, что хотим, будто кто-то нас постоянно обманывает, завлекает страстями, кажущимися нам необыкновенной свободой, а в зрелом возрасте жизнь нам кажется некой бессмысленной увядающей чередой событий… Но мы при этом очень часто не понимаем и не знаем, что от нас требует душа или связанный с всей вселенной тонкий мир предначертания при появлении собственного «Я».
Петр Иванович молча впитывал слова приятеля, который размышлял:
– Что-то нам по жизни очень нравится, мы откладываем «на потом».Мол, сначала надо выучиться, обзавестись семьей, обеспечить хороший быт, даже о интересующей нас работе забываем, трудимся где попало, лишь бы побольше заработать… Часто откладываем свои самые заветные мечты на будущее… А будущее в этих условиях – это плод собственного искажения действительности, не более того, его просто не будет… Существует реально только то, что сейчас… в данную минуту… Это и есть жизнь настоящая, а не иллюзорная… в будущем… или в прошлом… Человеку трудно вообще осознать, что жизнь ограничена во времени… И вот настает момент, когда он это осознает, но силы уже не те, что в молодости, и не подкрепленные ничем мечты моментально угасают…
– Наверно, вы правы…
– И вот тот, кто являлся мне раньше во сне в сиреневом цвете, говорил это… Он, конечно, не говорил речью, но как-то в тишине внушал… Правда, многого не досказал… с ним хочется продолжать общаться…
Михаил Александрович продолжал, немного прикрыв глаза:
– Но это все происходило на грани поиска себя, хотя немного было страшно… с этими силами нельзя поравняться… Он менял мои мысли и желания под каким-то непонятным чувством страха и напирал сверхъестественной волей.
– Может, это и переутомляет вас?
– Вовсе не переутомляет, даже страхом вселяет некий покой и понимание своего «Я».
– Вы так считаете?
– Я не считаю… Я знаю и чувствую это давно, а последнее время особенно остро… Это подобие какого-то демона, он все время меня настраивает на свою волну, и медицине и еще многим другим кажется, что я действительно вижу… не так, как раньше… А меня это обогащает и… воодушевляет, а многим окружающим я кажусь нелепым…
– Может, тут какая-то религиозная основа?
– Если бы мы жили в прошлом веке, то это было бы возможно… Религия не противоречит всему этому, и я православный человек. Но для меня сегодня религия – мои краски… Они – мое «Я»
– Странно. Вы действительно так себя ощущаете?
– Утром, когда лежу после сна и думаю, как все просто в жизни. Но почему нас кто-то отвлекает и заставляет заниматься другим – неестественным… ненужным… А как прекрасно живется птице! Когда хочет – поет, когда хочет – вьет гнездо и потом улетает на другой конец земли… Ищет свои постоянно меняющиеся краски и наслаждается жизнью.
Пожилые люди услышали за спиной шаги и обернувшись.
– Насилу вас нашел. Вы просто бегаете, как молодые, – выдохнул Игорь Михайлович.
– Ну, что сказал доктор? – невозмутимо произнес отец.
– Все нормально… Но через десять минут у тебя процедуры.
– А-а… Ну, пойдемте обратно, – как-то безнадежно продолжил Михаил Александрович.
– Игоряша, я забыл у тебя спросить: как там ведет себя Лола?
– Мама справляется с ней, они даже подружились.
– Лола не может не подружиться… Я скучаю по ней… Мне кажется, в ее глазах столько слов и красок, они всегда наполняют меня.
Петр Иванович вдруг невольно почувствовал, что после этих процедур, когда их бесполезное, как считает больной, действо будет закончено, Михаил Александрович вновь будет страдать, ощущая безысходное одиночество.
– Завтра я обязательно забегу к вам часам к 17, у меня тут недалеко назначены переговоры в середине дня, – произнес он.
– Прекрасно! Буду вас ждать.
– И непременно захвачу маленькую бутылочку коньяка…
– Ну, это ни к чему, врачи против, – вставил Игорь Михайлович, он знал о пристрастиях отца.
– Игоряша, не горячись! Немного не повредит никогда.
На этой позитивной ноте будущей встречи они попрощались, и Михаил Александрович пошел в палату.
6
Возвращаясь после посещения больного, оба мужчины также долго молчали в машине, и каждый думал о своем.
Вспоминая последние слова приятеля, Петр Иванович думал в влиянии близких и своей бывшей жены.
«Вот, если бы она была рядом, мог ли я также рассуждать и думать – и тем более подружиться с Михаил Александровичем? Нашлась бы масса дел и занятий, которые оградили и в то же время ограничили мою свободу размышлений, не говоря уже об интересующем меня общении… Хорошо ли это? Или не очень? В то время я даже бы не задумывался об этом… »
Петр Иванович вдруг вспомнил слова своего весьма скучного и необщительного тестя:
«Если что-то непонятно в обществе, посмотри и сравни, как это делается в живой природе более низшими существами – животными… Они ведь – как дети, ведомые не только разумом… Противоположные особи, самцы и самки находятся вместе, только когда надо размножиться и вырастить детей, а потом жизнь их разводит и делает в остальное время даже далеко не друзьями».
Он попытался проанализировать разговоры с новым приятелем:
«Михаил Александрович близок к детскому восприятию жизни… он спокойно, не раздумывая, отвергает то, что не принимает душа… и радуется больше природному инстинкту… Его сознание не ломает естество и само существование в этом сложном мире природы…»
Петр Иванович смотрел в окно на не смолкающее и давящее на сознание шумное автомобильное движение.
«А ведь Игорь Михайлович думает больше об обгоняющих машинах или еще о чем-то… Вряд ли глубина его внутренней мысли сейчас активна в естестве… в лучшем случае она затаилась… либо уже давно утратила желание расслабиться… Живем мы все… на автомате…»
Молчащий пассажир смотрел на дорогу, и ему становилось неуютно и даже страшно:
«В каком мире мы живем? Нет ничего стабильного и вселяющего надежду на спокойное будущее… Если будет приниматься решение – нажать ли на кнопочку или нет, все произойдет автоматически и с такой скоростью, что мы даже не узнаем. Мы играем с огнем! Этот мир только мерцает огнями, а на самом деле он – почти гибридный. И он уже меняется необратимо…»
Они выехали на широкий проспект, и скорость автомобиля возросла.
«А будет ли у нас выбор?Свобода или безопасность. Но мы уже не сможем обойтись без прогресса. У компьютерных технологий есть безусловные плюсы, они очевидны. Но не менее опасны очевидные минусы… увидим ли мы вовремя опасность?»
Эти тяжелые мысли невозможно было проглотить, и Петр Иванович решил отвлечься вопросом:
– Игорь Михайлович, мне показалось, что общение с отцом вас не очень радует?
– Не совсем так… Мы часто беседуем достаточно откровенно, – он улыбнулся и посмотрел на пассажира.
– И ваши специальности довольно близки для таких разговоров.
– Но, тем не менее, на протяжении всей жизни, а мне уже немало лет, все эти разговоры об окружающем мире нас не сближают… Я уважаю его позицию, но не разделяю…
– Это мне становится понятно.
– Вы, конечно, в глубине души меня осуждаете?
– Нисколько… Каждому мнению – свое время, – задумчиво смотрел в окно Петр Иванович.
– Я не могу возражать… Однако пока я во власти науки человеческого мозга, у меня другое… рациональное мышление… Тем более что в современном мире позиция отца ведет к перенапряжению рассудка… Возможно, в этом есть определенная разгадка…
– Ваш отец не только любит, но и уважает вас, как мне кажется, именно за прагматизм и стремление к научным знаниям.
Игорь Михайлович принял замечание и через некоторое время продолжил свои рассуждения:
– Если бросить зерно в землю, то появившийся росток имеет внешнюю форму и логику развития, тем не менее, будет жить и развиваться самостоятельно по определенным и неведомым пока всецело нам законам. Кто-то называет его духом, который представляется некоторым ученым пучком уплотненного времени, заложенного в том же зерне. Тем не менее, любое происходящее вокруг нас событие совершается и на более тонком уровне. Как бы ни был логичен и последователен окружающий мир, он живет по законам содержания, а не формы. Вещество – это определенным образом скрученное пространство, как говорят современные физики.
– Хорошо, что вы стараетесь осмыслить свою позицию.
– А вот моя ли это позиция – вопрос вопросов.
– Что вы имеете ввиду?
–Если материя – это функция пространства, то что лежит в ее основе? Пространство неразрывно связано с понятием движения. Если движение остановится, пространство исчезнет. Любое движение подразумевает причину и следствие. Потенциал между причиной и следствием называют энергией. Понятия «движение», «энергия», «причина и следствие» – все это признаки того, что мы называем временем. То есть пространство является функцией времени. Если попытаться представить модель времени, она будет похожа на пространственное кольцо, круг или шар. Мы выходим из точки, проходим по кругу и возвращаемся в исходное состояние. Время захлопывается – мы возвращаемся в первопричину. Чем сильнее мы погружаемся в тонкие уровни существования, тем меньше становится кружок, пока не превращается в точку. Любая ситуация, по какому бы радиусу она ни проходила, на тонком уровне уже вернулась в исходную точку и там пребывает. Этим и объясняется голографическое строение Вселенной.
– Я не готов и не в силах вам перечить. Как говорят французы – chapeau, снимаю шляпу.
– Вот видите, оказывается, все дело в шляпе, – громко засмеялся Игорь Михайлович.
Минуту опять ехали в тишине.
– Я совсем забыл вас спросить, Игорь Михайлович: что сказал лечащий врач? Когда планируется выздоровление больного?
– По его словам, я понял, что кризис пока только развивается… и конкретный курс лечения еще не определен… так что скорой выписки не предвидится…
– Но мне показалось, что ваш отец совсем не выглядит явным психически больным.
– Он с вами как-то перестраивается на положительные эмоции, но порой впадает в непонятное растерянное состояние…
– Если вы считаете, что мое присутствие имеет положительный эффект, я постараюсь появляться чаще… Я ему обещал заехать завтра, могу и на следующей неделе… У меня будет немало деловых встреч в этом районе, и после работы можно будет сюда забегать.
