– Это заклятие! Ты наложила на него заклятие, верно?
Кара снова мотнула головой.
– Ты околдовала это создание, и…
– Девочка ничего не делала!
Отсюда, с помоста, Каре не видно было, кто это говорит, но голос был женский.
– Верно, верно!
– Эта ваша тварь просто сделала свой выбор, и всё!
– Никакая она не ведьма!
– Отпустите её!
Этот последний голос Кара узнала. Это был папа.
Прочие поддержали его, толпа снова загомонила. Стыд унял их жажду крови. В то время, как прежде они видели перед собой демона в обличье ребёнка, теперь они видели лишь малышку, дрожащую от страха.
Фен-де Стоун вскинул руку, призывая всех к молчанию.
– Ну конечно! – сказал он. На губах его играла облегчённая улыбка, но Кара знала, что это лишь напоказ. – Похоже на то, что она и впрямь не ведьма. Как это замечательно!
Он протянул руку Каре.
– Давай, милочка, я помогу тебе встать. Ты уж прости, если мы тебя напугали, но я уверен, что ты нас поймёшь. В таких делах перестраховаться не помешает…
– Мама… – сказала она.
– Ах, ну да! – отозвался фен-де, и его улыбка превратилась в куда более искреннюю – и куда более жуткую мину. – Твоя мама!
Толпа потянулась в сторону деревни. Разговоры уже возвращались к таким повседневным темам, как скотина и удобрения. В небе встало солнце, начинались дневные труды.
Отец Кары стоял у подножия лестницы. Малыш у него на руках заходился плачем.
– Он есть хочет, – сказал папа. На щеке у него багровел широкий рубец – след от удара одного из серых плащей. Он избегал встречаться глазами с Карой.
Кара посмотрела на крохотный свёрток у него на руках.
– Можно мне его подержать? – спросила она.
Отец кивнул и с облегчением протянул малыша Каре. И тут же рухнул как подкошенный, как будто сын был единственным, что позволяло ему держаться на ногах.
– Простите меня, – бормотал он. – Простите. Простите. Прости…
Кара оставила его и зашагала в сторону деревни.
Осторожно откинув край одеяла, она посмотрела на нового члена своей семьи. Ей приходилось видеть не так уж много младенцев, однако она поняла, что Тафф очень маленький, даже для новорождённого. Глазки, чуть приоткрытые, были такие же светлые, как у их отца.
– Ну здравствуй, братик, – сказала она. – Меня зовут Кара.
Утро было холодное, и Кара прижала младенца к груди, стараясь согреть его своим теплом.
– У меня для тебя грустная новость, малыш Тафф. Нашу маму ты никогда не увидишь. Но ты не переживай. Я всегда буду рядом. Я всегда-всегда буду тебя защищать.
Кара в последний раз оглянулась на поле. Тело её матери уже сняли с дерева. И рабочие уже разбирали помост. Единственные звуки издавала толпа хихикающих ребятишек, которые швырялись шишками в Бэйли Риддла. Бэйли крутился на месте и верещал по-девчачьи, делая вид, будто ему больно.
– Тебя никто никогда не обидит! – шёпотом сказала малышу Кара.
Она смотрела на Бэйли Риддла, пока тот наконец не поднял голову и не встретился с ней глазами. В отличие от Таффа, у Кары глаза были материнские: чёрные, как лесная ночь.
Человек ахнул.
– Никто! – повторила она.
Кара прижимала брата к груди всю дорогу до деревни. К тому времени, как они пришли домой, малыш уснул у неё на руках.
А Бэйли Риддл погиб той же ночью: на него набросился какой-то лесной зверь. Свидетелей не было, и поскольку особой любовью Бэйли не пользовался, его просто похоронили да и забыли.
Мало ли, бывает.
Книга первая
Знаки
Зачастую ведьма скрывается за невинным лицом. Вот почему тебе следует знать, какие знаки искать.
«Путь»
Лист 17, жилка 26
1
Держась за руки, ведьмины дети шагали по пустынной дороге.
Девочка, двенадцати лет, тоненькая, как ивовый прутик, была одета в простое чёрное школьное платье с белым воротничком, заштопанное в нескольких местах, но безукоризненно чистое. Её чёрные волосы были собраны в тугой узел. Иногда она разрешала нескольким непокорным прядкам выбиться на лоб – но не сегодня, нет, не сегодня.
Девочку звали Кара. Но обычно её называли по-другому.
Её братишка, Тафф, был мал для своих лет, с рыжевато-русыми волосами. Утро выдалось холодное, и бледные щёчки малыша горели, как две алые розы. Кара машинально протянула руку и коснулась его лба тыльной стороной руки – нет ли температуры?
Вдалеке появилась чья-то фигура.
Время было раннее, даже для тех немногих фермеров, что возили этой дорогой товары в деревню. За распаханными холмами сквозь упирающиеся в небо ветви Чащобы смущённым гостем проглядывало солнце.
Тафф стиснул сестрину руку.
Человек подошёл ближе, и Кара признала тяжёлую походку Дэвина Грея. Дэвин жил на краю острова, но большую часть времени бродил с фермы на ферму, пробавляясь ремонтом. Как-то раз, когда папа снова расклеился, Кара попросила его починить им крышу. Дэвин Грей рассмеялся ей в лицо.
Но, несмотря на это, Кара была девочка вежливая.
– Доброе утро, мистер Грей, – поздоровалась она. Она сжала руку Таффа, и тот вполголоса выдавил: «Здрасьте».
Мужик, стараясь не смотреть им в глаза, сплюнул на землю и подался в сторону, насколько позволяла ширина дороги.
– Ишь, злыдни! – буркнул он. – Все в мамашу!
Разминувшись с Дэвином Греем, дети, привыкшие к подобным встречам, пошли дальше своей дорогой. Разве что Кара подтянула братишку поближе к себе. И всё.
«Ой, как же не хочется!» – думала Кара, подходя к ферме. Она уже хотела было повернуть назад, но тут вспомнила своё отчаяние, когда накануне вечером вскипятила котелок и обнаружила, что в буфет нечего – буквально нечего! – бросить. Так что о том, чего ей хочется, речи уже не шло. Есть такое слово – «надо».
И, пока не передумала, Кара решительно поднялась на деревянное крыльцо, волоча за собой Таффа. Главный дом усадьбы был свежевыбелен, и над дверью висела дорогая ветвь фенрута, чтобы Тимоф Клэн по возвращении сразу увидел, что тут обитают истинно верующие. Это напомнило Каре, что до ночи надо будет ещё дров нарубить.
Девочка одёрнула платье, прежде чем постучаться в дверь.
– Веди себя хорошо! – предупредила она Таффа.
Тафф кивнул.
– Обещаешь?
– А что я? Они сами…
– Обещаешь?
Тафф тяжело вздохнул.
– Хорошо, Кара. Обещаю.
Дверь отворилась.
Над ними нависло лицо Констанс Лэмб: скверно выровненное поле сплошных шрамов. Кара отвела взгляд. «Я не в ответе за грехи своей матери!» – напомнила она себе, но это не особо утешало. Совершенно это не утешало.
– Чего вам тут надо? – спросила Констанс. На ней было свеженакрахмаленное домашнее платье и белый полотняный чепец. И даже клубы муки на её фартуке, и те выглядели аккуратными и ухоженными.
– Доброе утро, миссис Лэмб.
– Утро давно миновало. И я тебе, кажется, вопрос задала!
– Я насчёт лошади, мэм. Мистер Лэмб за мной посылал. Он говорил с моим папой и сказал ему, что у вас кобыла охромела. И папа сказал, что, может, я чем помогу. Я же хорошо управляюсь с животными.
Констанс вдохнула, медленно и глубоко, потом выпустила воздух сквозь стиснутые зубы.
– Ну, если и был такой уговор, я о нём первый раз слышу.
– Мистер Лэмб обещал две коричневых.
– Две?! – Констанс схватилась за сердце, как будто такая неслыханная сумма её убьёт на месте. Хотя Кара полагала, что эта цена – за это можно будет купить десяток яиц да новые носочки Таффу – более чем справедлива.
– Я всё как следует сделаю, – сказала Кара. – Честное слово. Я хорошо…
– …Управляешься с животными. Да-да, ты говорила.
Кара ждала. Дальше уговаривать не имело смысла. Тётка либо даст ей заработать эти семечки, либо нет.
– Дорогу в конюшню сама найдёшь, а? – сказала наконец Констанс.
– Да, мэм. А как зовут кобылу?
– Тенепляской мы её зовем. Хотя не понимаю, какая разница.
Разница была большая, но Кара объяснять не стала. Констанс всё равно не поймёт, а если сказать всё как есть, пойдут слухи, начнутся разговоры…
– Только имей в виду, кобыла бешеная. Ни мужа моего, ни батраков к себе и в хорошие-то дни не подпускает, а уж сейчас, когда у неё болит…
Констанс покачала головой.
