Я отвернулась, спрятав голову в плечи и потуже закутавшись в спасительный конвертик из одеяла.
– Дима, говори так. Поворачиваться я к тебе не буду: не хочу, чтобы ты видел меня такой.
– Думаешь, есть что-то ужаснее, чем твой вчерашний мэйкап?
– Что… – Расстроилась я. – Все было так плохо?
– Ну… – Дима придвинулся ближе. – Я парень не из пугливых, но вчера чуть не обделался от страха.
– Вот гадство…
– Именно. – Он даже хрюкнул со смеху.
– Сегодня все еще хуже. – Всхлипнула я.
Чтобы показаться постороннему человеку мне бы понадобилось принять душ, расчесаться, почистить зубы и одеться. А тут он – всецело захвативший мои мысли наглец. Ни за что не повернусь!
– Слушай. Твоя мама сказала, что у тебя ветрянка. Значит, завтра ты будешь выглядеть еще красивее, а послезавтра – вообще просто супер, так что покажись лучше сейчас. – Его голос приблизился. – Я хоть и в детстве болел, но помню. Ощущения не из приятных: вся башка в зеленке, все лицо, все тело. Бабушка надевала мне на руки носки, чтобы не расчесывал волдыри, а те, между прочим, были вообще везде – во рту, в носу, в глазах и еще кое-где…
– Ой. – Скривилась я. – Меня что, ждет то же самое?
– Не знаю, взрослые переживают ее тяжелее. Принимай все лекарства, которые назначили, и еще антигистамин, чтобы меньше зудело.
– Я пока не чешусь. Вообще ничего не помню, что было с утра: проснулась уже с температурой. Башка – квадрат.
– Сыпь уже есть?
– Немного…
– Намазала?
– Нет еще.
– Давай помогу. – Его пальцы вмиг оказались на моем плече.
– Нет! – Вскрикнула я, прячась под одеяло. – Только не это.
– Ма-а-аш… – Голос Димы, глубокий, спокойный, наполненный приятной хрипотцой заполнил все пространство вокруг меня.
– А? – Робко отозвалась я.
– Это же я. – Он снова положил руку на плечо. – Ну, не бойся.
– И что, что «ты». – Для меня это ничего не меняло. До него в этой комнате вообще никогда нога мужчины не ступала, кроме идиотов-дружков братца, разумеется. – Я знаю тебя всего ничего.
Дима хмыкнул. Его ладонь уверенным движением прошлась от моего затылка к копчику. И еще раз. Он меня гладил. Гладил! Вот упрямый и наглый тип. «М-м-м…»
– Эй, Маш. Я же помню тебя красивой, не стесняйся.
– Красивой? – У меня даже в горле пересохло.
– Ну да. Тогда, в автобусе. – Дима убрал руку. – Увидел и не мог оторвать глаз. Силой воли заставлял себя отвернуться и вообще не соображал, что делаю, а взгляд упорно снова и снова возвращался к тебе. – Судя по звуку, он прочистил горло. – Такая хрупкая, маленькая: тоненькие плечики, аккуратные пальчики с ногтями, покрытыми желтым лаком. Золотистые волосы, надменно вздернутый вверх подбородок, глаза, прожигающие презрительностью и освещающие все вокруг. Светлые, яркие. Такие, что я оглох, ослеп и вообще забыл, где нахожусь.
Этот парень, похоже, был серьезно настроен выиграть этот дурацкий спор. Я обернулась, чтобы убедиться, что он не читает по книге и вдруг встретилась с ним взглядом.
Димка сиял ярче новогодней елки – сидел, пялился на меня и улыбался, закусив губу. Странное чувство, но мне почему-то захотелось ему поверить.
А вдруг? Вдруг он со мной искренен? Что, если довериться этому парню, открыться ему? Вот так, как я сейчас показывала ему свое лицо с опухшими веками, недоумевая, почему мне рядом с ним всегда так легко.
Мгновение, и этот прекрасный момент исчез так же быстро, как снежинка, упавшая и растаявшая на ладони.
Хлопнула входная дверь.
– Пашка… – произнесла я, втягивая носом больше воздуха.
– Твой брат? – Разглядывая мое лицо, спросил Дима.
– Ага…
Мне даже показалось, что температура тела моментально взметнулась до точки кипения. Шаги, копошение, и через секунду взбудораженный Суриков уже стоял на пороге моей комнаты.
Его серые глаза сначала сузились, потом угрожающе распахнулись при виде незнакомца, а кадык заходил ходуном. Когда пальцы брата стали медленно сжиматься в кулаки, из кухни послышались мамины шаги. Но Калинин, явно не растерявшись, встал и направился к вошедшему.
– Дима, – протянул он руку в приветствии.
Я представила самое худшее, на что только был способен Павлик, и сжалась от страха. Но тот, не удосужившись даже захлопнуть раскрытый от удивления рот, пожал руку парня и процедил сквозь зубы:
– Паша.
– Очень приятно. – Добродушно заметил Калинин.
Наверное, еще и улыбнулся. Этого я не видела, Дима стоял ко мне спиной.
– Так все, мальчики. Хорошо, что вы познакомились. – Это вступила мама, ее руки крепко ухватились за локоть брата. – Марья заболела, у нее ветрянка. Дуй в свою комнату – здесь теперь карантин. Давай-давай!
– Э… это… – Пашка поднял руку, не сводя глаз с моего посетителя.
– Пойдем. – Тон мамы, улыбающейся своей самой вежливой улыбкой, стал вдруг строгим и безапелляционным. Она дернула Сурикова за руку и закрыла дверь.
В комнате воцарилась тишина. «Фу-ух…» Аж от сердца отлегло. Но надолго ли? Из коридора послышалось приглушенное бурчание Сурикова.
– Мне показалось, или твой брат сильно не в духе? – Спросил Дима, присев рядом.
– Да. Я ему даже прозвище дала – «Боевик».
– Это он из-за меня так нахохлился? – Рассмеялся Калинин.
– Он мне вместо папочки, поэтому не удивительно. – Я устроилась удобнее на подушке. – Защищает, так что… если ты меня обидишь, тебе не поздоровится.
– Ух. – Дима поправил одеяло и улегся прямо поверх него, вытягивая ноги. Теперь его голова лежала на подушке рядом с моей. – Уже начинаю бояться, видишь, весь дрожу?
– Да ну.
– Ага! Вы еще так похожи, просто ужас – особенно в гневе! Эти глаза и… пар из ноздрей!
– Мы – двойняшки. И вовсе не похожи. Даже два яблока с одного дерева никогда не будут одинаковыми.
– Вот в чем дело. – Он снова рассмеялся. – Двойняшки!
– Да-а. Не повезло, так не повезло. – Ко мне вернулось смущение. – Кстати, классная водолазка. В ней ты не такой уж… расписной. – Я достала из-под одеяла руки. – Почти прилично выглядишь, но снова такой же тощий, каким показался мне в первый день.
– Спасибо. Старался. Знал, что тебе понравится. – Дима поправил рукава водолазки. – И постараюсь не обидеться на расписного.
– Ой, прости.
– Тебе прощается. – Он поднял вверх свои длиннющие ножищи в черных джинсах. – Смотри, какие у меня носки!
Пришлось привстать. На ногах новенького красовались забавные белые носки с черепами.
– Веселенькие.
– Да, они, кстати, счастливые: мне всегда в них везет. Вот, тебя встретил, экзамены сдавать тоже в них пойду.
Я с улыбкой уставилась на него.
– И ты веришь в такие вещи?
– Конечно. – Дима посмотрел на меня с недоумением. – А ты разве нет? У меня еще есть пьяная футболка и рубашка-развратница. В них…
– Нет-нет! Даже не рассказывай! Не хочу это слышать.
– Хорошо, – кажется, он даже покраснел. – Молчу.
Соединил указательный палец с большим и закрыл себе рот на воображаемый замок.
– Как ты, вообще, здесь оказался?! – Аж подскочила я.
Странно, что этот вопрос сразу не пришел мне в голову.
– Я… – Дима взял мою руку в свою и стал гладить каждый пальчик. От растерянности у меня не осталось сил, чтобы сопротивляться. Смотрела на наши руки, как завороженная, и не двигалась. – Пришел в универ. Соскучился. Ждал. А тебя все нет и нет. Ни к первой паре, ни ко второй не пришла, и знаешь, что интересно?
– Что?
– В твоей группе никто не знает твоего номера телефона. – Сказал он серьезно, отставив на миг игривость.
– А. – Тугой комок из переживаний застыл где-то в груди. Теперь он знал, был в курсе. И о том, как ко мне относятся, и о том, как называют за глаза.
– Оказалось, что ты ни с кем не общаешься, и кроме прочего, тебя называют странной.
– Тебя это насторожило?
– Скорее удивило. Это же и, правда, странно, Маша. – Дима отпустил мою руку и повернулся на бок. Его глаза теперь изучали мое лицо. – Ты клевая, ты веселая, не замкнутая. Одеваешься со вкусом, ведешь себя адекватно, с тобой интересно и весело. Ты добрая. Хотя тебе палец в рот не клади – руку по локоть откусишь, почему же так вышло, что сторонишься остальных ребят в группе?
– Ну… – Я уставилась в потолок. – Я же не конфликтую ни с кем, меня не задирают – значит, все в порядке. Подумаешь, не нашла близких подруг, не обязательно же всех сразу к себе в душу пускать? Так что, все хорошо.
– Тебя… не обижают?
Я выдохнула.
– Э… Сейчас уже нет. – Поправила одеяло, натянув до самых ушей. – Одно время пробовали обзывать, но наткнулись на сопротивление. Я огрызалась в ответ, поэтому, думаю, все не зашло далеко. Да я не отщепенец, просто…
– Ну, а сначала? На первом курсе? Ты же не вступала в конфронтацию с ними с первого дня?
– Нет. Я… просто наблюдала вместо того, чтобы выбирать себе кандидатов в друзья, а потом, когда они все разделились на группы, уже не старалась понравиться, чтобы не лезли.
– Не обязательно же дружить со всеми, можно хотя бы общаться…
Я с силой сжала одеяло. Легко ему говорить!
– Не знаю, Дима, не знаю! И мне тоже от этого плохо. Как я могу объяснить это тебе, если даже самой себе не могу? – Я вцепилась зубами в заусенец на пальце. – Какая разница, если я не страдаю от этого? Пусть, так вышло, теперь стараюсь не замечать, мне хватает и того, что могу перекинуться парой слов с… с некоторыми!
– Понял тебя. – Он ухватил меня за кисть, не давая вгрызаться в собственные пальцы. – Все-все, не будем больше об этом. Я просто удивился, что никто не может мне подсказать твоего номера. Почему-то сразу не дошло, что можно было заехать в «Кофейный кот» и узнать там, рванул сюда, к твоему подъезду. Поставил машину и ходил, как дурак, под окнами, пока к двери не подошла женщина. Я у нее спросил, где живет Маша Сурикова, она ответила, что у нее в квартире – так мы познакомились с твоей мамой.
– Находчивый ты.
Мое сердце забилось, как ненормальное.
– Да, не растерялся. Красивая она у тебя.
– Маме повезло, что она не видела твои татухи – за сердце бы схватилась.
– На руке видела, даже в обморок не упала. – Усмехнулся Дима, вытягивая вверх левую ладонь. Повернул, позволяя полюбоваться странными цветными закорючками на коже, и опустил прямо мне на нос. – Пип!
Я хихикнула, смущаясь.
– Жаль, что придется зависнуть здесь с болячками. Учеба, работа…
– Ну, с работой мы что-нибудь придумаем, – щекоча мое ухо своим дыханием, произнес он, – а насчет учебы я точно смогу помочь. Буду приходить и рассказывать все, что мы проходили на парах, хочешь?
– И не лень тебе будет таскаться? – Я продолжала изучать взглядом потолок.
– Нет. – Услышав шуршанье где-то внизу, Дима резко повернулся. – Ой, кто это?
22
Он вскочил, разглядывая неведомое нечто на полу, и вдруг расплылся в улыбке. Подхватил на руки моего недовольного кота, а тот посмотрел на незнакомца с видом ворчливого аристократа: ишь, посмел самым наглым образом ухватить за пушистый бочок Его Котейшество! Еще и зарылся носом в густую шерсть. «Эй-эй, полегче!» – зверь уперся лапами в Димину грудь.
– Это – Крысь. – Я протянула руку, чтобы погладить. – Жрун, спун, срун и великий ночной ассасин.
