ISBN :
Возрастное ограничение : 16
Дата обновления : 07.06.2024
Джастин
«Первосортный засранец и третьесортный спортсмен!» – эти слова Челси всплывают в памяти всякий раз, стоит мне только вспомнить, в какой жопе по ее вине я оказался. Если бы сестра не сдала меня предкам, хрен бы очутился в этой дыре.
Убогая страна, угрюмые люди, холодина жуткая. Как они, вообще, выживают здесь?
Немая сцена затягивается.
– Э… эм… ну… – Девчонка явно не слишком умна, долго собирается с мыслями и выглядит обескураженной.
– Я смотрю, ты мастер поддержать разговор? – Сочувственно гляжу на нее, затем на часы. – У меня не так много времени, и я ужасно устал после перелета. Давай без лишних «бла-бла», скажи своим предкам, пусть покажут мне мою койку, где можно будет перекантоваться, пока меня не выпрут обратно в Штаты. О’кей?
– Я… – Эта Зоуи краснеет, как перезрелый томат. Явно собирается выдать что-то наанглийском со своим забавным акцентом. – Я не очень хорошо поняла, что ты сказал… – Блеет она, заламывая пальцы. – Не мог бы… ты… говорить помедленнее?
Мне хочется ударить себя в лоб. Попал, так попал.
Ее родители смотрят на меня, как на инопланетянина, неизвестно зачем решившего почтить своим присутствием их бунгало, а она и двух слов связать не может.
– О’кей. – Говорю, наклоняясь к этой малявке. Разжевываю по слогам: – Я буду у вас жить. Обрадуй родителей. По-нят-но?
– Ан-дэс-тэнд, – сквозь зубы, явно обидевшись, рычит она, поворачивается к предкам и долго что-то объясняет на фирменно-русском: грубоватом, холодном и жестком языке.
Все сказанное звучит, будто повторенное многократно: «Сталин-Путин-Гор-ба-чев», но мне почему-то нравится наблюдать в этот момент за ее губами. Они мягкие, розовые, пухлые и так красиво складываются трубочкой, когда она раз за разом повторяет какое-то «ON». Что бы значило это слово? Даже интересно было бы посмотреть в словаре.
Поймав себя на этой мысли, трясу головой. Единственная моя задача – сделать все, чтобы в максимально короткие сроки свалить отсюда.
Наконец, родители девчонки кивают головой, еще раз жмут мне руки и, очевидно, представляются. Вряд ли я когда-нибудь смогу повторить их имена, даже если очень постараюсь. Для меня все сказанное сливается в непрерывное «Zhazhuzhctevstvsvtsda» – один большой хаос, от которого вскипают мозги.
Они натужно улыбаются и затем приглашают меня в свое жилище. Двухэтажный домишко квадратов на сто пятьдесят изнутри оказывается вполне пригодным для жизни местечком, светлым и даже уютным. Как если бы меня заселили в семейный придорожный мотель эконом класса.
Папаша сразу бежит к телефону, а мамаша останавливает меня в коридоре, пытаясь что-то объяснить. Видимо, женщине чем-то не угодили мои кроссовки, она тычет в них пальцем и жестами разыгрывает какую-то пантомимическую сценку.
– Пожалуйста, – тихо просит Зоуи за моей спиной, – сними обувь.
– Это еще зачем? – Спрашиваю.
– У нас так принято.
Оборачиваюсь и опаляю ее злым взглядом.
– Ни за что!
Девчонка поджимает губы, явно что-то обдумывает, затем смотрит на мать и что-то быстро говорит. Та кажется вполне удовлетворенной ее словами и отходит назад, пропуская меня в гостиную. Бросаю с размаху сумку на пол, падаю на диван и оглядываю обстановочку: стол, два кресла, телевизор на стене. Комната совмещена с кухней, где они, очевидно, и обедают. М-да…
– Что ты сказала ей? – Спрашиваю у Зоуи, которая продолжает вздрагивать, едва слышит мой голос.
Ее огромные голубые глазищи хитро сужаются.
– Сказала, что ты переживаешь… – Она снова старательно подбирает слова и аккуратно складывает их в предложения. – Что запах твоих носков… напугает ее. – Набирает в грудь больше воздуха и гордо вздергивает носик. – И что ты обещаешь ей потом вымыть за собой пол.
Мое лицо вытягивается от удивления. Что ж, девчонка не так проста, как кажется на первый взгляд. Эта кроха с характером, а, значит, вдвойне приятнее будет утереть ей нос.
– Черт, – бормочу, замечая, что кроссовки, и правда, оставили на полу грязные следы.
И где я успел так вляпаться?
Хозяйка дома скидывает плащ, продолжает что-то суетливо говорить дочери, хватает швабру и лихо протирает за мной пол. Ее муж меряет шагами кухню, громко общаясь с кем-то по телефону. Мы с Зоуи играем в гляделки. Я – развалившись на диване, бесцеремонно разглядываю ее щуплую фигурку, она – видя это, хватает ртом воздух и вспыхивает еще сильнее. Кожа на ее лице и шее становится почти того же цвета, что и шерстяная водолазка.
– Ты… – Наконец, решается снова заговорить она. – Ты же… должен хоть немного понимать по-русски, разве нет?
Я?! Вот такого уж точно не было в моих мечтах.
– Нет. – Морщусь.
– Но… – Теперь Зоуи опять похожа на перепуганного олененка Бэмби. Как же это забавно, и нравится мне все больше. Она задумчиво смотрит на мои кроссовки, покусывая губу.
– Что?
– Ведь таковы условия программы обмена… – Она запинается и косится на родителей. Хлопает длиннющими ресницами. – Изучать язык, быт, традиции, хорошо учиться в университете принимающей стороны.
– Нет. – Усмехаюсь. – Этого я делать точно не собираюсь.
Женщина со шваброй уже возле меня. Смущенно улыбается и жестом просит поднять ноги, чтобы она могла протереть под ними.
Господи, да проще было снять эти чертовы кроссовки! Сумасшедший дом…
– Но… ведь если ты не будешь всего этого делать, тебя исключат из программы и отправят домой. – Бормочет Зоуи, теребя тонкий золотой браслет на запястье.
Встаю, иду к двери, снимаю обувь и возвращаюсь в гостиную в одних носках.
– Детка, в этом-то вся и фишка. – Недобро улыбаюсь, подмигиваю и перевожу взгляд на наручные часы.
Дома сейчас раннее утро. Эта долбанная разница во времени ужасно меня напрягает.
2
Зоя
– Джастин! – Радостно вопит мама, распахивая объятия к этому неандертальцу. – Ты снял кроссовки!
Похоже, он сразу догадывается, чему она так рада. И не мудрено: мама проговаривает слова отчетливо, артикулирует и жестикулирует так отчаянно, будто пытается обучить шимпанзе членораздельной речи.
– Йес, мэм, – кивает Джастин, сторонясь ее.
– Мам, он тебя не понимает. – Бросаю с досады. – Совсем. Даже чуть-чуть.
И тут же запинаюсь о его огромную сумку, лежащую на полу посередине гостиной. Лечу вперед с вытянутыми руками и еле удерживаю равновесие, остановившись всего в метре перед гостем-иностранцем. Парень протягивает свою огромную ручищу, чтобы помочь мне устоять на ногах, но я лучше схвачусь за гремучую змею, чем за его руку. Стискиваю зубы и поджимаю ушибленные пальцы ноги.
У него что там, внутри этой котомки, кирпичи?
– Правда? Ничего не понимает? – Мама совсем не кажется расстроенной. Она продолжает с улыбкой: – По правде говоря, это молодой человек ужасно не воспитан. И я не знаю, что мы будем с этим делать.
Ей явно доставляет удовольствие возможность говорить про человека, когда он находится рядом и ничегошеньки не понимает.
– Осторожнее, – Джастин многозначительно вздергивает брови. Между нами все еще меньше метра. Он наклоняется ко мне: – Ты слишком спешишь в мои объятия, детка.
– Что? – Бормочу на русском, опешив от такой наглости.
Как сказать по-английски «вот еще» или «больно мне надо»?!
Так и не придумав, возмущенно надуваю губы и отворачиваюсь.
– Надеюсь, вышла досадная ошибка, и его отправят обратно. – Срываюсь с места и иду на кухню к единственному человеку, который может помочь нам во всем разобраться. – Этот парень не просто не воспитан, он – настоящая самовлюбленная задница!
В эту секунду отец как раз заканчивает говорить по телефону. Поворачивается ко мне, и я вижу мечтательное выражение, застывшее на его лице. Он кажется довольным, его глаза хитро блестят, уголки губ приподнимаются в улыбке.
– Зайка, почему ты не говорила мне, что отец Челси – известный бейсболист?
Борясь с желанием разбить что-то из посуды, застываю у обеденного стола.
– А это имеет какое-то значение?
– Да… – Папа бросает заинтересованный взгляд в сторону гостиной. – Очень большое значение…
– И что изменит факт того, что этот хам из богатой семьи?
Он кладет руку на мое плечо и несколько раз похлопывает:
– А то, что мы покажем этому иностранцу всю мощь русского гостеприимства. И сделаем все, чтобы он освоился. – Папа ласково касается подушечкой указательного пальца кончика моего носа. Будто бы мне пять лет, а не восемнадцать. «Что за детский сад?» – А ты поможешь ему с учебой, зайка. Поняла?
Что?! Чего это ради?! У меня чуть дар речи не пропал.
– Но почему? – Только и смогла выдавить, косясь на чужестранца, презрительно морщившего нос при взгляде на обстановку нашего дома.
– Потому что отец Джастина щедро оплатит наше терпение. Вот почему.
– Но он ведь не собирается учиться! – Я сама не заметила, как повысила голос. – Этот Джастин собирается сделать все, чтобы быстрее уехать назад! Его вышвырнут, и я не смогу поехать в следующем году в Штаты. Мне просто не позволят, потому что я «не оказала теплый прием и не создала должных условий» для студента по обмену!
– Значит, мы сделаем все, чтобы он остался здесь на ближайшие полгода. – Папа потирает ладони, натягивает на лицо широкую улыбку и следует в гостиную.
– Ради чего? Ради денег? И сколько он тебе пообещал?
Но мой протест ничего не значит для моего отца, когда перед ним маячит возможность покрыть все наши долги.
– Сынок, – он подходит к Джастину и указывает на лестницу. – Пойдем, посмотрим твою комнату!
– Не трудись, – ворчу, тяжело вздохнув, – он не понимает абсолютно ни шиша.
Приближаюсь к гостю:
– Бери свои вещи. – И киваю наверх. – Твоя комната. Там.
Мне так обидно. Я злюсь. На папу, на американца, на себя и на безвыходность всей ситуации. Поэтому стараюсь не смотреть в сторону Джастина. К тому же заранее знаю, что увижу в его глазах – чувство собственного превосходства, не знающее никаких границ.
Поднимаюсь вверх по лестнице самой первой, а когда, наконец, оборачиваюсь, вижу все ту же самодовольную ухмылочку на его лице.
Вот же наглец!
Отворачиваюсь и ускоряю шаг.
– Мы ведь не можем поселить его в комнате с нашей дочерью? – Беспокойно спрашивает мама, откуда-то из-за спины.
– Конечно же, нет, Люда! – Отвечает папа. Его голос, как растопленный мед. Я не вижу его лица, но знаю, что он продолжает «гостеприимно» улыбаться. – Пацан поживет в комнате Степана.
– Да. – Мне не удается удержаться, чтобы не съязвить. – Пусть разнесет там все к чертям. – Поворачиваю по коридору и толкаю дверь в комнату брата. – И не забудь поставить ему там пепельницу, а то все горшки с цветами загадит! А нам выдай противогазы!
– Не переживай, дочь. – Папа проходит мимо меня и радостно указывает гостю на комнату. – Сделаем мы из него человека, и не таких перевоспитывали. – Заметив, что парень замешкался, потрясает рукой. – Ну, входи, входи. Вэлкам! Правда, здесь всего одно окно, и нет отдельной ванной комнаты, зато имеется неплохой компьютер. И вид прямо на улицу. Тебе будет не скучно. – Цыкает на меня. – Переводи, переводи!
Медленно поворачиваюсь к Джастину и устало произношу:
– Папа говорит, что мы хотели поселить тебя в сарае, но, к сожалению, у нас его нет. – Взмахиваю рукой. – Поэтому, вот.
– Будь, как дома! – Подсказывает папа, улыбаясь.
– Курить в доме строго запрещено. – Перевожу я.
– Проходи, сынок. – Снова папа.
– Отбой в одиннадцать. – Я.
– Смелее. – Он.
– Шевели ногами. – Я.
Смерив нас по очереди недоверчивым взглядом, парень входит в комнату.
Боже, как же мне нравится следить за его реакцией. В ней всё – обреченность, мольба, трагедия, ужас.
Да, милый, тебе придется несладко. Это тебе не роскошный папенькин особнячок у моря с прислугой, кинотеатром, тренажеркой и бассейном. Это комната моего разгильдяя-брата.
И это – Россия, детка!
Джастин
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом