Я стоял, глядя на далекий темнеющий берег. А потом, в какую-то минуту, понял, чего мне тут остро не хватает.
Эта Земля была очень тихой. Ещё не появились динозавры, и их летающие виды, известные нам как птицы. Тут не было даже вездесущих насекомых – только их далёкие предки. Но этот мир уже был живым. И в воздухе словно повисло что-то вроде предчувствия будущего буйства жизни.
Кай вышел на середину крыла и, задрав голову, разглядывал шлейф в ночном небе.
– Слушай, Гриша, – сказал он тихо, не опуская головы, – скажи. А ты точно уверен, что вот это – естественное образование, а? Не слишком ли странно – пролетает огромный рой осколков после столкновения. А на Земле всё в порядке. Ты не пробовал рассчитать точку, где это столкновение могло произойти?
А ведь и правда. Почему я этого не сделал раньше?
Я чуть прикрыл глаза, готовясь войти в режим.
И как раз в этот момент из воды вынырнула огромная чёрная тень. Тварь забралась на крыло возле элерона. Её жёсткие хитиновые конечности с неприятным звуком царапали обшивку солнечных панелей, а панцирь глянцевито отливал в скудном свете иллюминаторов.
В первую секунду я вырвал из кобуры излучатель. Навёл ствол на тварь. Но стрелять не стал. Существо вело себя странно, оно явно было дезориентировано: скручивало хвост, и шевелило плавательными конечностями, напоминающими вёсла, как будто всё ещё ощущало себя в воде.
– Стой! – скомандовал я Каю, увидев, что он тоже собрался стрелять, – медленно развернись в пол оборота к этой штуковине. Закройся маской. Чтобы не было видно рук и лица. И медленно двигайся ко мне.
– Эта штука выглядит опасной, – заметил напарник, но всё-таки послушался меня, и начал медленно, вполоборота, продвигаться ко входу в челнок.
– Она нас не видит, – сказал я, – мы в костюмах. И челнока она тоже не видит. С её точки зрения какая-то невидимая сила подняла её, и вытащила из воды.
– А. Модификации, о которых ты попросил сестру, – догадался Кай, – честно говоря, не был уверен, что они сработают.
Когда мы высадились на Землю, еще в конце Криогения, мы заразили воду вирусами, модифицирующими земные организмы особым образом: развивающиеся зрительные анализаторы были неспособны воспринимать любые артефакты, созданные не на Земле. Эта модификация потребовала чудовищного объема вычислений, которые я проделал под руководством ведущих марсианских микробиологов. И вот – всё расчёты оказались правильными.
Тварь продолжала барахтаться на крыле, медленно смещаясь в сторону края, пока, наконец, с тяжелым плеском не нырнула обратно в родную стихию.
– Очень удобно, – заметил Кай, – получается, местные хищники нам не угроза?
– Не вполне так, – я покачал головой, – блокировка не работает против биологических объектов. Окажешься среди них голым – и тебя с удовольствием схарчат. Я боялся, что эта штуковина разглядит твою физиономию. Поэтому просил идти боком.
– Ясно, – кивнул Кай, – осторожность не отменяем.
– Нет, конечно, – ответил я, – кстати, об осторожности. Какую вахту берёшь на себя?
– Утреннюю! – быстро ответил напарник, – в этот раз утреннюю. Хочу ещё раз посмотреть, как шлейф смотрится на рассвете.
– Добро, – согласился я, – тогда после ужина отбой.
– Как скажешь, – улыбнулся Кай.
6
Я проспал четыре часа, и встал минут за двадцать до рассвета. Кай был прав – пылевой шлейф был ярче, чем в обычные ночные часы. Я тихо прошёл на командирское место в рубке, и опустился в кресло. Потом вошёл в особый режим, чтобы произвести необходимые вычисления. Возможно, не стоило это делать до завтрака – но вычисления не должны были быть слишком сложными.
Так и оказалось. Результат я получил за долю секунды. И он меня серьёзно озадачил.
– Любуешься? – спросил я Кая.
– Думаю, – ответил тот.
– О чём?
– Да так… о всяком, – он вздохнул, и посмотрел на меня, – понимаешь, у меня ведь вся жизнь была расписана наперёд. Я всегда точно понимал, куда двигаться, что хорошо, а что не очень… а потом меня познакомили с тобой…
– И теперь я для тебя что-то типа воплощения всего кошмара, который случился с тобой и твоим миром, – тихо сказал я.
– Нет! – воскликнул Кай, и добавил, уже спокойнее, – возможно. Не знаю. Понимаю, что это несправедливо, но… вот что делать, когда само понятие справедливости потеряло значение? Что вообще сейчас имеет значение, а? Меня создавали для войны со страшным врагом. Я должен был защищать. Мать. Сестру. Родной мир. А теперь я для чего? Ты можешь мне сказать? Почему я продолжаю жить? Ради будущего твоего мира? Но ведь он совсем чужой мне, понимаешь?
Я ответил взглядом на взгляд Кая. Помолчал немного. Потом сказал:
– Ирония в том, что, похоже, нас всех создали для чего-то, чего мы совсем не понимаем и не знаем. Похоже на то, что нас выращивают, как скот в загоне. Понимаешь? А все наши промежуточные цели. Весь наш патриотизм. Привязанности. Любовь к другим людям. Оно всё вписывается в заранее заданную схему, оно часть нашего большого загона-пастбища. И в этом смысле положение любого живого существа в нашей системе ничуть не лучше твоего. Понимаешь?
Кай смотрел на меня с просыпающимся интересом. Глухая тоска в его глазах медленно таяла.
– В каком-то смысле мне хуже, чем тебе, – продолжал я, – меня тоже создали для чего-то. Моя ДНК – искусственная, как и твоя. Но я не знаю ни своих непосредственных создателей, ни целей. И вот что я тебе скажу. У меня есть одна гипотеза, которая помогает жить. Я думаю, что фундаментальное свойство любой жизни – это всегда искать обходные, нестандартные пути. Нельзя раз и навсегда загнать жизнь в гетто. Она все равно найдет выход. И сделает всё по-своему.
Помолчали, глядя на разгорающийся рассвет. А потом я всё-таки решился сказать:
– И ты был прав насчёт этого шлейфа. Столкновение произошло вне плоскости эклиптики. Не очень высоко – градусов на десять выше орбиты Марса. Но шансы на то, что в этой точке сошлись траектории двух межзвездных скитальцев очень уж незначительные. Что-то у нас тут случилось. И мне очень хочется взглянуть – что же именно.
Кай заинтересованно посмотрел на меня.
– Думаешь, потратить резерв горючего? – спросил он.
– Нет, – я отрицательно помотал головой, – собираюсь использовать по назначению тюрвинг, который мы добыли.
Утром мы перелетели вглубь материка и устроились на обширном каменистом плато, которое я счёл достаточно надёжным, чтобы переждать следующие несколько десятков миллионов лет в стазисе.
Днём отдыхали, набирались сил.
Эксперименты с тюрвингом я отложил на ночь – в тени Земли проще экспериментировать с дальностью прыжков, и радиации поменьше. Плюс на охлаждение не надо энергию тратить; подогреть скафандр в космосе проще, чем охладить.
Имея данные по механизации установки, которую использовали венерианцы для активации тюрвинга, я мог рассчитать нужную силу нажатия на спусковой крючок для прыжков на определённое расстояние. Но не время нажатия. А без этого параметра о точных перемещениях в пространстве даже думать не приходилось. Единственный выход – подбирать нужные значения опытным путём.
Но и тут была сложность. Скорее всего, артефакт переносил хозяина в пространстве линейно. Без учёта кривизны земной поверхности. А, значит, даже минимальный прыжок мог выбросить меня в воздух, на приличную высоту. Парашютов у нас на борту не было. Ситуация могла показаться неразрешимой, если бы не мои особые способности.
– Слушай, мы ведь не обязательно должны это делать, – Кай нервничал, то и дело тревожно поглядывая на темнеющее небо, – можно просто двинуться дальше. Ты разве не хочешь поскорее обратно, в твой мир?
– Ты же сам хотел посмотреть, – улыбнулся я, – и потом, почему-то мне кажется, что дальше не будет так уж легко. Мы малость задержались в прошлом – и посмотри, что нашли, – я продемонстрировал тюрвинг, который держал в правой руке, – так что любопытство иногда даёт весомые преимущества.
– Или губит… – тихо сказал Кай.
– Ну почему сразу губит-то? Что за пессимизм? И вообще – не надо говорить такие вещи перед важным экспериментом, – я сделал «тьфу» через левое плечо, и постучал костяшками вакуумных перчаток по гермошлему.
– Это не я, – Кай вздохнул, – это Книга Ветра и Крови. Ты её процитировал. Я просто дополнил цитату.
– Ясно, – кивнул я.
– Что делать, если ты не вернёшься?
– Мы уже сто раз это проговорили. Продолжай двигаться вперёд. Всю информацию по нашему времени я тебе оставил. Постарайся спасти наш мир. Если мы доживём до полётов к звёздам – ты, возможно, сможешь рано или поздно узнать, что случилось с твоими.
Кай нахмурился, посмотрел мне в глаза, но промолчал.
– Но я вернусь, – добавил я, – даже не сомневайся. Риск не такой большой, как кажется.
– Ты не можешь долго быть в своём супер-режиме. Помнишь, что было на Венере?
Я помнил. Ради спасения Кая из щупалец какого-то местного чудовища мне пришлось войти в режим раньше, чем мы обнаружили бот создателей. Из-за этого мы попали в плен к врагам, и лишь в последний момент чудом выбрались.
– У меня достаточно питьевого концентрата, чтобы восстановить силы, – успокоил я напарника, – а в космосе – там ведь спешить некуда.
– Запаса кислорода всего на двенадцать часов, – возразил Кай.
– Слушай, мы можем так препираться вечно, – вздохнул я, – скажи лучше честно – ты просто сам хотел быть на моём месте.
Кай вздохнул, и опустил взгляд. А потом улыбнулся.
– Будем считать, ты меня раскусил, – ответил он, – ладно. Я сделал всё, что мог. Со связи только не пропадай.
– Это смотря куда я попаду, – ответил я, – мы не создатели, связи через пятое измерение у нас нет.
– Ты собрался сразу двинуться туда? – Кай кивнул в сторону шлейфа.
– Угу, – ответил я, – сам ведь говоришь, кислорода на двенадцать часов всего.
Пока мы разговаривали, Солнце окончательно скрылось за горизонтом, оставив полыхающий алым небосвод. Из-за метеоритной пыли в атмосфере закаты тут были очень живописными.
– На связи, – сказал я. После чего поднял тюрвинг, тщательно прицелился в зенит и, входя в режим, быстрым движением нажал на спусковой крючок, тщательно фиксируя всё происходящее.
7
Учитывая, что артефакт, судя по всему, был способен переносить объекты на космические расстояния, я предполагал, что меня вынесет как минимум на земную орбиту.
Но всё оказалось иначе. Куда опаснее.
Меня подбросило вверх на какие-то жалкие тридцать метров.
Счастье, что я был в полном режиме. А то хотел ведь сэкономить ресурсы, и выйти в режим только на орбите. Ангел-хранитель вразумил, не иначе…
Мгновенно извернувшись в воздухе, я снова нацелился в зенит. В этот раз удерживал спусковой крючок ровно в два раза дольше.
Теперь прыжок вышел более солидным: я падал с высоты чуть больше тысячи метров.
– Первый, ты как? – голос Кая в шлемофоне звучал взволнованно; не удивительно – он ведь наверняка успел увидеть моё появление на тридцати метрах.
– Нормально, – ответил я; разговор почти не отнимал ресурсов, так что молчать не было смысла.
Сопоставляя силу и время нажатия, я сделал несколько прыжков, чтобы «откалибровать» управление тюрвингом. После чего, уже целенаправленно, в один прыжок, оказался на высокой геостационарной орбите.
Это был опасный момент. Я не знал, что происходит с энергией перемещаемого объекта. Вроде бы, согласно закону сохранения энергии, она не должен меняться при перемещении – но тогда моя угловая скорость на орбите равнялась бы угловой скорости на поверхности Земли.
То есть, оказавшись на космической высоте, я должен был мгновенно начать падать вниз, с ускорением свободного падения. Как после манёвра резкого торможения.
Однако, к моему удовлетворению, этого не произошло.
Простой расчёт показал, что моя орбитальная скорость выросла кратно пройденному в прыжке расстоянию.
Конечно, на это потребовалась энергия. Значит, сам тюрвинг где-то её взял. Самое главное – чтобы по пути обратно он так же легко и непринуждённо нашёл способ эту энергию вернуть. Иначе я рисковал вынырнуть в атмосфере на гиперзвуковой скорости.
Впрочем, когда нужно будет спускаться – этот момент я, конечно же, проверю. И, при необходимости, рассчитаю серию прыжков, которая позволит плавно погасить скорость.
Только теперь, оказавшись на орбите, я сообразил, что в своих расчётах и планах в обычном состоянии допустил одну досадную оплошность.
В «супер-режиме», после «калибровки» я мог легко управлять тюрвингом, контролируя необходимое направление и расстояние вплоть до тысячных долей миллиметра.
Но дело в том, что я не мог сохранить эту информацию. У меня просто не было никакого устройства, где я мог бы зафиксировать точные формулы и параметры нажатия. Запомнить всё это дело в обычном состоянии я точно не мог.
Отсюда следовало два вывода: во-первых, тюрвингом я мог пользоваться только в своём особом «супер-состоянии»; без него использование артефакта превращалось в опасную игру, и во-вторых – перед каждым использованием будет необходимо тратить время на «калибровку». Каждый раз придётся всё считать заново, на собственном опыте. По крайней мере, до тех пор, пока я не вернусь на челнок, и не запишу необходимые формулы на бумаге, или на электронном носителе. Тогда перед каждым использованием мне нужно будет всего лишь считать нужные записи.
С учётом всего, я решил не терять времени даром.
Посмотрел на пылевой шлейф, красиво переливающийся в солнечных лучах за пределами земной тени. Рассчитал точку столкновения. Навёл тюрвинг.
– Кай, я прыгаю на межпланетное расстояние. У меня есть двенадцать часов, чтобы вернуться. Если меня не будет через сутки – смело уходи в стазис и действуй по плану.
– Удачи, первый, – успел ответить напарник.
И я нажал на спусковой крючок.
Я думал, что готов почти ко всему. Но то, что оказалось передо мной, было настолько удивительно, что я выпал из «особого режима» и замер на некоторое время с открытой челюстью.
На самом деле я, конечно, не рассчитывал, что сразу смогу обнаружить что-то интересное. Слишком много было неопределённостей для восстановления картины произошедшего. После столкновения могли пройти годы, и даже десятилетия. Более крупные обломки могли равномерно распределиться по эллиптическим орбитам или вовсе улететь за пределы системы, если энергии столкновения было достаточно. В мои планы входило отыскать хотя бы часть из них и проверить, нет ли следов искусственного происхождения. При максимуме везения, как я думал, удалось бы даже опознать, что за цивилизация это устроила; имеют ли Создатели к этому отношение или нет.
Конструкция, возле которой я оказался, могла бы показаться ажурной, если бы не её масштабы. Это был шар, состоящий из переплетений плавно изгибающихся колонн, ферм и арок, упирающихся друг в друга под самыми немыслимыми углами. Ближайшая ко мне колонна (я измерил с помощью лазера) была больше сотни метров в поперечнике. И она выглядела жалкой соломинкой среди других элементов.
