Это была фантасмагория!
Публика взвыла в изумлении и восторге.
Пошел торг. Победил мой приятель, сосед по даче, тогдашний высокий представитель Патриархии. Он заплатил S200.
А я взяла огромный нож и, присев перед кулинарным мегашедевром на корточки, собралась нарезать его вдоль и поперек на порции для дегустации.
Я занесла над шедевром нож и со смехом повернулась к публике, как вдруг раздался вопль: «Не делай этого!»
Народ ржал! Я обнаружила, что вопил мой муж (№ 4) Причину испуга я так и не выяснила.
А наутро.
Газета «Московский комсомолец» опубликовал на первой полосе статью «200 баксов за фаллос». Начиналась она так: «Попову Валентину Иоганновну помнят многие как директора Центра формирования сексуальной культуры. Теперь у нее другое амплуа.»
Дальше я не помню от расстройства.
С трудом избежала скандала, объяснив, что это была шутка, а не коммерческий проект. Что было чистой правдой!
А приятель, купивший фаллос за S200, написал такой стих:
Россия, что с тобою сталось?
Из каши мозг, из теста фаллос!
Придал тебе свиное хайло из отрубей
Твой сын Михайлов!
По поводу коммерческих интересов. У меня их не было совсем. Но, напомню, у авторов и создателей секс-шопа и кафе были спонсоры. Некоторые из них оказались бандитами, крышевавшими или отмывавшими деньги, не знаю. Но начались распри, дележка, шантаж, угрозы.
Я не участвовала и не была в курсе, но видела расстроенные и озабоченные лица людей, раскрутивших бизнес.
Меня это не касалось.
Но однажды, зайдя в их офис, я увидела лежащего на диване молодого мужчину.
Я вскинула брови, собираясь узнать, кто он такой и где хозяин, а он вскинул черный пистолет и направил на меня…
Я не могу назвать себя храброй, но часто уверена, что воюю за справедливость (сохранила эту наивность до старости), и тогда мне море по колено.
Я своей головой пробила ханжескую стену и готова была на всё ради защиты интересов человечества (российских подростков, в частности).
Увидев наставленный на меня на расстоянии трех-четырех метров пистолет, я, неожиданно для себя и не успев испугаться, взревела: «А ну встать!»
Парень вскочил мгновенно, вытянулся во весь рост и извинился.
Не помню, что было дальше, как тряслись коленки… Но точно помню, что месяцем позже, когда мой муж выбросил из дома моего больного кота, выжившего в сгоревшей даче, а я заболела после неуспешных его поисков (подозреваю, что у меня был микроинсульт или микроинфаркт от переживаний), именно этот парень привозил мне еду и оставлял под дверью, потому что я не хотела с ним общаться. Долго, недели три. Не удивительно ли? Больше я его никогда не видела и даже не знаю его имени. Правда!
Шумели лихие девяностые.
Страна проснулась, кипела экономическая инициатива, активность, сумасшествие.
Мы продвигали «безопасный секс», слава гремела. Руководство нашей ассоциации было вызвано в Кремль, где принимала нас Екатерина Лахова, советник президента Ельцина по семье. И от волнения, важности момента, желания устоять и не прогнуться, сохранить самостоятельность и не показать чинопочитания я плохо помню место и время.
Вспоминаю огромное помещение. Потрясающий вид из окон на Москву.
Нам разносили чай милые русские женщины в передничках, и на головах у них красовались кружевные кокошнички.
Уже плохо помню предмет обсуждения. Мы, вероятно, докладывали о нашей деятельности. Лахова внимательно слушала, видно было, что она одобряет нашу инициативу, активность.
Ну а структуры Минздрава – районные и городские – были недовольны нашим ответвлением от привычной системы и всё пытались нас воткнуть в прокрустово ложе советской медицинский пропаганды.
Наша международная известность также раздражала.
Захотели отнять у нас помещение, посылали комиссии проверять рабочие часы. Стало трудно работать.
И бешеный эмоциональный рывок иссякал в этой рутине и борьбе с тараканами-чиновниками.
Глава 6
Мои мужья
Эта глава не будет слишком длинной, потому что у меня было только пять мужей. Из них один – неофициальный.
Случайные связи в промежутках не считаются, на то они и называются случайными.
Мужьями я считала мужчин только по количеству совместно прожитых лет. Не меньше трех!
Все они были незаурядными интересными людьми. С другими я бы не ужилась.
В этой книге вы увидите не только жизнеописание «по волне моей памяти» по принципу хронологии и доминантов памяти, но и мою попытку анализа жизни и поступков. Своих и чужих…
И свои ошибки, не всегда признаваемые даже самой собой, но тяжело переживаемые при чувстве вины или даже причастности.
Моя память, как река, завлекает камушки в свое русло и поток.
Понимаю, что многое в моем начале женского пути шло от подмосковных комплексов и комплекса дочери матери-одиночки, под гнетом воспитания разочарованной и несчастливой женщины.
Муж № 2
Я не замечала никого после гибели мужа. Знала, что будут за спиной судачить, жалеть или злорадствовать. Это было невыносимо для меня, и я инстинктивно защитилась высокомерной холодной маской.
А однажды в вестибюле института, где я работала, ко мне подошел крупный высокий молодой человек. Он испугал меня нечеловеческой, какой-то ангельской, нежной для такого гиганта улыбкой и сказал, что ежедневно встречает меня в автобусе.
Пожав плечами, я отошла, но поняла, что он знает о моем печальном статусе.
Он стал буквально моим хвостом. Он отрастил бороду и усы, чтобы не выглядеть таким юным. И завалил меня стихами!
Он перефразировал стихи Бодлера, Шекспира, сочинял сам и бог знает что вытворял на бумаге.
Каждый день я находила у себя на столе листочки с поэзией, близкой к высокой. Недаром соавторы были великие…
Помню первые его стихи: «Я встретил Женщину! Средь уличного гула, в глубоком трауре, прекрасна и бледна, придерживая трен, как статуя, стройна. Она в толпе мелькнула и исчезла… Я вздрогнул и застыл, увидя скорбный рот.» и так далее.
Я, конечно, удивилась, но меня это тронуло.
Я вдовствовала с тринадцатилетней дочкой. Молодой поклонник оказался женат и имел двухлетнего сына. Меня это никак не волновало, и планов на него у меня не было.
Я казалась себе взрослой женщиной – мне уже исполнилось 36 лет, – а он был на 12 лет младше, мальчишка.
Он старался быть полезным, заботился обо мне и дочке, покупал какую-то еду, приходил к нам домой, мыл посуду, стирал и шел домой к семье. Я находилась в каком-то сомнамбулическом состоянии. Принимала все равнодушно, не понимая, чего он хочет. Относилась к нему иронично и безразлично. Злилась на него за то, что он за мной таскается. И была уверена, что он мне не нужен.
Вскоре жена нашла у него упомянутые ранее стихи, смогла разыскать мой номер в его телефонной книжке и позвонила.
Разговаривала она в оскорбительном тоне, с какими-то обвинениями. Я ее понимала и постаралась успокоить, объяснив, что ее молодой муж никак, ни в каком качестве не может меня устроить, что у него увлечение как бы луной! Это пройдет скоро, и пусть она просто подождет и не устраивает ему (и мне) скандалов.
Она не успокоилась. Звонила моей маленькой дочери и говорила гадости.
Однажды я шла к служебному входу института, где работала, и увидела выходящую оттуда женщину с ребенком на руках.
Я обратила внимание на злую, торжествующую улыбку у нее на лице, но потом узнала ребенка – Виктор иногда приносил малыша. Очевидно, его жена приходила ко мне на работу. Чтобы вернуть мужа?
Я поняла, что со мной кто-то будет беседовать о нравственности. Советский вариант…
Войдя в вестибюль, я поинтересовалась у вахтера, к кому приходила женщина с ребенком, и получила ответ: к парторгу (секретарь парторганизации, являющейся в то время незыблемым ядром любой организации).
Я про себя посмеялась, потому что не была партийной. Никак не хотела вступать даже в комсомол, в котором были все и всегда. Не по каким-то принципиальным соображениям, а просто не хотела и прессинг не выносила.
Это у меня сохранилось по сей момент.
Меня вызвали к парторгу. Это был довольно молодой мужчина на витке партийной карьеры, преодолевший ступень вверх – от парторга на фабрике до парторга всесоюзного института.
Я села, он внимательно меня оглядел и изрек: «Вы разрушаете семью! Ко мне приходила жена сотрудника соседнего института с дитем.»
Если бы я не встретила эту женщину около входа, я бы не поняла, о чем идет речь.
Я вряд ли смогла спрятать лукавую улыбку и сказала, что у меня нет никаких отношений с ее мужем.
Наш секретарь парторганизации расслабился, понимая, что его сентенции не нужны. Я встала со стула и, изобразив шутливо книксен, произнесла фразу из фильма «Крепостная актриса»: «Спала с вами, больше ни с кем, барин!»
Он захохотал и порадовался, что жена не оставила письменной жалобы, по которой надо бы было разбираться.
Молодой парень, инженер из соседнего института, меня таки «достал» своей собачьей преданностью, кротостью, интеллектом и любовью (иначе, как временной у него, я ее не рассматривала). Как только я поведала ему о звонках и визите его жены, он забрал вещи и ушел от нее. Под влиянием чувства вины я пустила его к себе домой. И он прижился.
Мгновенно нашел подход к моей дочке, они вместе писали сочинения (у него, безусловно, был литературный дар) и делали домашнюю работу для школы и по дому.
Однажды меня вызвали в школу и сделали выговор за то, что моя двенадцатилетняя дочь написала сочинение о влиянии масонов на русскую литературу. У меня глаза на лоб полезли, потому что я не подозревала о таких глубоких познаниях ребенка. Мне пригрозили, а я поняла, откуда ветер дует, и попеняла Виктору.
Между прочим, поначалу у меня совсем не было денег – я отдавала долги, и одной зарплаты не хватало для моего привычного образа жизни.
Так что он нас кормил в полном смысле этого понятия, этот Виктор. Покупал еду и что-то нужное. Тратил всю зарплату минус алименты (он сразу развелся) на нашу семью.
Мы прожили вместе три года; я занималась своими делами, своими друзьями, он работал и занимался хозяйством. То было спокойное и уютное время.
На встречи со своими друзьями довольно высокого социального статуса я его не брала, ни с кем не знакомила. Он принимал мой снобизм и знал, что его, просто молодого инженера, эта компания не примет. Он не диктовал мне условий и не возражал против моих встреч с друзьями. Просто ждал меня и всегда встречал у метро, чтобы я не шла одна.
Я с дочкой продолжала ходить в один из главных киноконцертных залов Москвы по приглашению директора, встреченного в Париже, на концерты и кинофестивали.
Размещались мы в директорской ложе, а Виктор, поблескивая очками, сидел где-то и наблюдал за нами.
Потом дома кормил, убирал, мыл, стирал…
Я не испытывала тогда угрызений совести от служения молодого красивого гиганта, это пришло много позже.
Я просто не верила, что так можно и ему это нужно. Меркантильного интереса с его стороны я не наблюдала. Да и чем он мог у меня разжиться.
Друзья качали головами в сторону молодого любовника, завидовали, наверное. Ну а я, вероятно, нуждалась в любви, хотя делала вид, что нет.
Помню интересный эпизод. Друзья, естественно, знали, что я вдова. А мужья подруг по очереди приезжали ко мне с интересными предложениями. Я не оскорблялась, смеялась и прикрывалась молодым любовником, что оскорбляло их и их лысины.
Я никогда не была и не слыла красавицей, но, наверное, как говорила Фаина Раневская, была чертовски мила…
Мои подруги старше меня, чьи мужья занимали хорошие должности, что добавляло женам тревоги, возможно, догадывались о происках своих благоверных и, собравшись на девичник, однажды подвергли меня обструкции.
Я оборонялась и оправдывалась. Они сомневались.
Пришло время разъезжаться по домам. Темно. Снег. Метро далеко. Я позвонила дочке и сказала, что еду домой.
Вышли мы от хозяйки квартиры, где происходило судилище, и, утопая в снегу, даже не надеясь на такси в темном переулке, поползли к метро. Вдруг из-за поворота показалось такси. Остановилось. Мы открыли рты.
Из такси вылез красивый высокий молодой мужчина и взял меня на руки. Я спьяну сначала даже не узнала Виктора.
Мои подруги онемели. А я им торжествующе выкрикнула: «А вы мне про своих пожилых козлов толкуете!»
Это был красивый реванш! Поэтому и помню.
Я не рассматривала Виктора в качестве будущего мужа.
Он ни на что не претендовал и мной не манипулировал. Просто находился рядом.
