Конечно, я благодарно оценила это позже.
Он иногда удивительно себя вел, особенно когда болела дочка или у меня случались неприятности.
Он давал мне выпить успокоительное, а сам сидел на полу около постели дочки всю ночь, накинув на спину свитер.
Я всё принимала как должное, была уверена, что этот союз – короткий, и не берегла его.
Он был хорошим человеком и потрясающим любовником от слова «любовь» – точно. Нежным, сильным, заботливым; лучшего в моей жизни, наверное, не было. Но я не оценила этот подарок судьбы: если и вспоминала, то только при сравнении. Всегда считала, что это временно. Из-за разницы в возрасте. Тогда это значило много.
Меня, правда, раздражал иногда его маскулинный запах – я думала, что все должны пахнуть лавандой.
Молодая была, глупая.
Моя личная жизнь после вдовства плавно менялась приблизительно каждые три года.
Я решительно отодвинула молодого Виктора через три года, и он очень болезненно воспринял этот разрыв.
Некоторые общие знакомые порвали со мной отношения, «отказали мне от дома», объяснив это тем, что я причинила глубокую боль хорошему, любящему человеку и довела его до попытки суицида.
Я этого не знала, я выживала, думала о дочери и не верила угрожающим бредням некоторых «опытных советчиков».
Больше я не встречала его никогда и не слышала о нем.
Муж № 3
В вышеупомянутом киноконцертном зале, директор которого меня разыскал после Парижа и дружески опекал, проходило много событий. Однажды я пришла туда с подругой, мы увидели группу мужчин, подошли, и один из них галантно встал и разговаривал с нами стоя, а не сидя, вальяжно развалясь, как другие. Поговорили и отошли.
Подруга спросила: кто этот интересный мужчина?
И я, такая светская: «Не знаю, вроде видела его раньше… Наверное, главный инженер здешний, судя по осанке».
Она задала кому-то тот же вопрос, и ей ответили, удивившись ему, что этот красивый мужчина – диктор центрального телевидения!
Они с директором этого концертного зала приятельствовали.
Я поняла, почему мне показалось, что я его уже видела. Коротко поговорили. И я стала частенько его встречать на концертах, а то и прямо в метро (подозреваю, что он меня поджидал) на пути туда или обратно.
Тогда дикторов ЦТ было человек десять на всю страну, и все их знали в лицо: они ежедневно входили в наши дома через экраны, оставаясь небожителями.
Люди копировали их манеры, одежду, прически. И ликовали, если встречали на улице.
Позже я подружилась с диктором Светланой Жильцовой, которая вела КВН. Мы шли по улице Горького в Москве, навстречу двигалась грузная женщина в форме проводницы поезда, с двумя сумками.
Вдруг она увидела Светлану, ее лицо озарило изумление и промелькнула целая гамма чувств, и она, бросив на асфальт сумки, кинулась к Светлане, схватила ее за плечи и стала трясти, как яблоньку.
Жильцова возмущалась, вскрикивала, просила отпустить, но женщина трясла ее и причитала:
– Светлана Жильцова! Живая! Мужу расскажу, детям расскажу, соседям всем расскажу…
Я пыталась оттащить тетку, но она вцепилась намертво. Не помню, помог ли кто-то ее отцепить, по помню Светлану, дрожащую, сердитую до слез.
Эти избранные экраном люди были собственностью народа, их обсуждали, их личная жизнь муссировалась с большими искажениями, и это считалось нормальным и даже светским. Могли хвалить, могли осуждать!
Светлана рассказывала, как после одной из передач КВН она получила групповое письмо с некой фабрики, подписанное двумястами подписями, что весь коллектив фабрики осуждает ее за то, что она в брюках! Они думали, что она – советский человек, а она пособница западного растления.
Так вот, я удостоилась внимания одного из избранников экрана, Валерия М. Я узнала, что он приехал из провинции, работал в спортивной редакции местного ТВ, будучи мастером спорта. Он был невероятно хорош собой, и знаменитая женщина, диктор центрального телевидения, влюбившись, привезла его в Москву и внедрила в закрытую систему ЦТ. Я видела фотографии его молодого, когда он вел передачу «Спокойной ночи, малыши».
Наглядеться было невозможно.
После определенного периода изучения друг друга мы стали жить вместе и даже поженились вопреки желанию.
Он был разведен, имел дочку, с которой я наладила их регулярное общение. Был сложным, неровным, ироничным, очень эмоциональным человеком со своими ценностями, стандартами, спортивными пристрастиями. Но бескомпромиссно честным, что омрачало его карьеру на советском телевидении.
Он был умелым в бытовой жизни, но и невероятно требовательным. Я была пофигисткой. Случались частые прения.
Светлана Жильцова, с которой он меня и познакомил, спрашивала: «Как ты отпускаешь его на работу? Мы оттаскиваем от него женщин постоянно. Невозможно отлепить!» И назывались громкие женские имена.
Я смеялась, была не ревнива и знала, что он очень порядочен и в этом, хотя очень красив действительно.
И я знала, что до меня рядом с ним промелькнули очень известные и знаменитые красивые женщины.
Как я шутила, мои сестры по х…
Я работала пока в том же институте, диссертация накрывалась медным тазом из-за отсутствия времени и стимула.
И в нашей столовой, где питались сотрудники двух крупных соседних институтов, женщины подходили к моим сослуживцам и спрашивали:
– А правда, что Валерий М. женился на этой некрасивой и немолодой женщине?
И получали гордый ответ: «Да! На сотруднице именно нашего трудового коллектива!»
У нас была забавная свадьба с моими и его друзьями. Мою губу разнесло от герпеса, и я даже смеяться не могла.
Все издевались, строя гипотезы.
Свидетелем жениха был молодой диктор ТВ Дима Полетаев, красавчик, в которого были влюблены все девушки Советского Союза. И моя дочь долго чувствовала себя примой в школе – потому что Дима был на свадьбе ее мамы свидетелем.
Люди интересовались и личной жизнью этих тогдашних знаменитостей – дикторов. Помню приехал с Украины мой дядя, военный полковник, и узнав, что я дружу со Светланой Жильцовой, спросил весьма бесцеремонно:
– Как там она живет с Сашкой-то?
– Каким?
– Да Масляковым, – и на ответ, что Масляков – не муж Жильцовой, а партнер по передаче, заявил: – Что ты мне рассказываешь! Это вся страна знает!
Очень недоверчиво он выслушал, что у нее другой муж, хорошая семья, но «не с Сашкой».
Этот мой брачный союз тоже продержался три года с небольшим. Сроком, опять отведенным мне судьбой.
Брак был негармоничен и распался по причине скандалов, в основном кастрюльного характера. И потому, что я всегда опаздывала, а он терпеть этого не мог – и от своего самолюбия, и от врожденной аккуратности. Я всегда спешила, нервничала, ожидая скандала, и обычно всегда все складывалось не в мою пользу.
Или он, собираясь на работу в нервическом состоянии, требовал варить три ложки каши в огромной кастрюле, а не в маленькой, как любила я. Или пытался помешивать каждые пять минут плов, который я готовила по методике того самого, знакомого по продаже машины узбека. Это священнодействие было непонятно простому парню. И уж тем более помешивание этого яства.
Мы развелись официально уже после долгого разрыва, он надеялся на гостевой брак, что для меня было неприемлемо.
В загсе его узнали и не хотели нас разводить, видя его расстроенное лицо.
Меня осудили, но нас все-таки развели.
Мы нежно простились в трамвае, обнявшись, со слезами.
Но я уже смотрела в будущее…
Вскоре я уехала из страны. Мы созванивались иногда. Я иногда посылала ему подарки, но он, не будучи меркантильным человеком, воспринимал это странно. Как-то я спросила его, отправив ему спортивные вещи и носки, носит ли их он. Он ответил: «Как я могу их носить? Я с ними сплю!» Я долго смеялась этой шутке.
Он попросил меня присылать открытки отовсюду, где я бывала. Я посылала их много лет из разных путешествий по миру, и мне сказали, что у него все стены в квартире увешаны открытками и фотографиями, что меня тронуло!
Он больше никогда не женился. И через 30 лет, проведенных мной в Америке, разговаривая по телефону с ним, однажды спросила, смеясь, как давно мы развелись с ним и сколько прожили вместе. Он неожиданно выпалил: три года, столько-то месяцев и дней.
Я чуть руль не выпустила из рук от изумления его долгой и детальной памятью о нашем браке.
Он жил одиноко, социально неактивно, анализируя прошлое и настоящее, писал «в стол», и не думаю, что был счастлив.
Но он был аскет и, надеюсь, не страдал от этого.
Муж № 4
А тогда, когда я разводилась с Валерием, я уже год находилась под опекой престижного, зрелого умного мужчины с высоким социальным статусом. Нас познакомили задолго до этого друзья. Я со своим мужем – диктором ТВ была даже приглашена несколько лет назад на его свадьбу с четвертой по счету женой, милой немолодой знаменитой профессоршей, доктором. Друзья шутили, что он женится на всех женщинах, с кем начинает встречаться. Вскоре профессорша умерла от онкологии. Они были очень счастливы за короткий период совместной жизни. В этом коротком браке его материальный статус сильно вырос; они купили или получили огромную квартиру в престижном районе, сделали шикарный ремонт и шокировали гостей, скромных советских граждан, своим благополучием.
Видно, Богу что-то не понравилось, и он разлучил их навеки… Виталий, так звали моего нового героя (вскорости мужа), ужасно горевал.
Я в это время рассталась с третьим мужем, диктором, и искренне пыталась утешить в горе знакомого вдовца, часами разговаривая с ним по телефону или на встречах, социальных мероприятиях. И однажды, неожиданно для меня, он, будучи некрупным и худосочным, очень выдержанным и спокойным человеком, схватил меня на руки и со словами, что так дальше продолжаться не может, донес до постели… Я буквально онемела. Всё произошло мгновенно и очень удачно! Я даже и не поняла, как вошла в другую фазу отношений с этим человеком. Наше объединение в семью выглядело как в песне: «Просто встретились два одиночества, развели у дороги костёр…»
Виталий был умным и хитрым (что является гремучим сочетанием). У него за плечами была серьезная профессиональная школа, длительный опыт работы и жизни за рубежом. Он был не прост, очень наблюдателен и опытен во всем.
Я была немножко знаменита и отвечала его временным интересам.
Я всегда уважала интересную Personality в мужчине и предпочитала эту особенность размеру и упругости члена. Даже если стояла необходимость выбора: хороший секс (или проще – хорошая эрекция) или интеллект и человеческие качества, я выбирала второе. И никогда не понимала женщин, слепо следующих за стоячим членом, несмотря на негативные качества его обладателя. Я иногда старалась быть толерантной к сексуальным функциям мужчины, с которым меня близко столкнула жизнь. Но порой даже при благоприятным сочетании вышеназванных факторов любви не случается. И брак не складывается – просто шевелится без всплесков, без счастья. Существует как данность.
Так случилось и в этот раз: было уважение, была благодарность, была толерантность к неприятным привычкам, чувство долга жены и соратницы, но не было супружеского счастья, которого все-таки хотелось, несмотря на уже преклонный возраст.
Но я опять, в третий раз, с близким по жизни мужчиной выполнила миссию воссоединения отца и его ребенка от прежнего брака. Может, поэтому, как мне кажется, кто-то помогает мне во всех моих делах и начинаниях.
Муж стал регулярно общаться и наладил отношения со своим единственным сыном, рожденным от второго брака.
Мы прожили достаточно ровно и комфортно несколько лет. Именно этот муж вскоре привез меня в Америку в краткосрочную командировку. Интересно, что это был единственный из моих мужей, который мне изменял. Я даже знала с кем: его давнишняя любовница, жена близкого друга, красивая, хоть и немолодая женщина с горделивой осанкой и белой ухоженной кожей. Но она была невероятной дурой.
Видно, друг женился на красоте много лет назад и застрял на годы…
Меня это не волновало, но то, что муж, обманывая меня, не ездил на дачу кормить несчастного кота, живущего одиноко в стылом доме и глотающего ледяные слезы, вызывало у меня бессильную ненависть.
Я прямо сказала об этом мужу – он стрельнул в меня пытливым взглядом и промолчал. Изменить я ничего не могла.
А в начале нашего, очередного для обоих, брака мы интенсивно работали, не тратя много времени и внимания друг на друга.
Он был ученым секретарем крупного союзного института.
Я работала, воевала за интересы подростков с официальными организациями, неофициальными лицами и собой.
Наш Центр был известен в мире, но являлся притчей во языцех в Москве в контрольных организациях. Но мы с коллегами уже создали такие центры помощи подросткам по всем территориям России, чем я горжусь немеряно.
Всем вышестоящим не нравились наша независимость, самостоятельность, инициатива, не спущенная сверху.
Назревала гроза.
Со всех сторон мешали: отбирали помещение, заставляли вернуться к профилю работы департамента здравоохранения – борьбе со вшивостью, пищевыми инфекциями и санитарному надзору. И требовали не соваться в новое без вышестоящих инструкций.
Стычка с Минздравом
Получив от Минздрава, строгое указание прекратить все медикопсихологические виды помощи подросткам и заняться проблемами педикулеза (было нашествие вшей в Москве), мы демонстративно закрыли наш Центр.
Забавно: мы снимали дачу в поселке, где был кооператив Большого театра, и однажды, встретив на лыжной прогулке Родиона Щедрина и отвечая на вопрос, чем я занимаюсь, я посетовала на проблему вшивости населения. Щедрин поморщился и строго заметил: «Вы же женщина, как вы позволяете себе такие слова говорить». Воистину, он был интеллигент…
Вскоре, по «просьбе» советника по семье при президенте России (Ельцине) Екатерины Лаховой меня пригласили в Минздрав, чтобы погасить конфликт между министерскими приказами и группой борцов за права подростков. Меня вызвал начальник Санэпиднадзора России, замминистра здравоохранения России; я ждала в приемной, когда туда вошел главный санитарный врач России, печально знаменитый ныне своими запретами Онищенко, вместе с двумя другими высокими чиновниками от медицины. Это случилось в день Рождества, празднование которого только входило в моду по воле президента и высоких чинов правительства, гурьбой устремившихся в церковь сразу после вхождения на пост президента России, борца с религией Ельцина.
Увидев меня в приемной замминистра здравоохранения, Онищенко разочарованно бросил: «Это из-за вас нас вызвали в Рождество?» Получив положительный ответ, поморщился.
Замминистра начал атаку в резкой форме, заявив, что надо бороться, а не увольняться. «Вот двух главных врачей в Москве убили!» Я заявила, что хочу и могу работать, а не бороться. И не надо мне помогать – просто не мешайте. И поскольку я уже не их сотрудник и субординация не работает, я могу сказать им то, что думаю. И сказала. Им не понравилось. Разошлись без решения, недовольные. Моему тогдашнему мужу предстояла командировка по бизнесу в США на пару месяцев или чуть дольше. Я объявила, что уезжаю, на что замминистра сказал: «Но вы же вернетесь! И продолжите работать».
