Наталья Масальская "Стань моим завтра"

– Хорошо-хорошо. Да я тебя не за этим вызывал. Может сходим куда-нибудь пообедать? Что скажешь? Тебе нужно отвлечься, ты какая-то подавленная в последнее время, – по-дружески мягко, сказал главврач.

Марина потупила взгляд. А потом вновь посмотрела на него.

– Олег? – посерьезнел Роман Евгеньевич.

– Олег? Мариш…

– Я знаю, – поднимаясь со стула, устало выдохнула Марина.

– Не обижайся, – бросил ей в след Роман. – Я не собираюсь учить тебя жизни.

Вместо ответа Марина лишь понимающе покачала головой и вышла.

Ей казалось, что, помирившись с Олегом, она избавится от чувства вины и ненужных искушений. Марина, как говорила о ней мама, была «предсказуемая». Она редко делала ошибки, и вся ее жизнь была выверенной, протертой до зеркального блеска и аккуратно разложенной по полочкам. Но иногда она ловила себя на мысли, что эта размеренность убивает ее. Роман Евгеньевич был одной из тех редких ошибок, о которых Марине неловко было вспоминать. Их связь началась спонтанно и сначала была просто способом избавится от давления мужа, а может быть ответом на его тотальную ревность. Но для самого Романа, это было чем-то большим, и Марина стала тяготиться этими отношениями. Себе она уже все доказала, но как теперь доказать все тоже самое Роме – не представляла. И все эти его приглашения на обед или пройтись, вызывали в ней душное бессилие и желание побыстрее сбежать.

– Отчитал тебя за новенького? – спросила болтавшая с медсестрой у поста Катя.

Марина улыбнулась.

– Ой, девочки, а вы читали, что жена этого самого Ковалевича, – молоденькая медсестра Алина заговорщически кивнула на приоткрытую дверь его палаты, – завела курортный роман.

– Не долго она хранила ему верность, – усмехнулась Катя, мельком взглянув на подругу.

– Откуда вы об этом знаете?

Марине не нравился настрой коллег, и она серьезно посмотрела на девушку. Алина перестала улыбаться. Она взяла со стола журнал и протянула его Марине.

– Вот.

Та пробежалась по небольшой статье, щедро иллюстрированной фотографиями заочно знакомой ей Кристины и ее жгучего восточного спутника.

– И с чего такое внимание? – возвращая Алине журнал, поинтересовалась она.

– Да вы что, Марина Владимировна, он же гонщик знаменитый, – воскликнула Алина с удивлением глядя на женщину.

– Мне все равно кто он. Это ему не показывать, – строго сказала она. – Понятно?

Алина обижено кивнула и убрала журнал в ящик стола. Катя пристроилась рядом.

– Чего хотел наш стареющий Казанова?

– Хотел куда-нибудь сходить, – безразлично ответила Марина.

– А ты?

– А я нет.

– Ну и зря. Да, он уже староват, но зато не женат и хорошо к тебе относится. В любом случае лучше твоего благоверного.

– Кать, – Марина повернулась к подруге и взяла ее за плечи. – Пожалуйста, не надо. Да, я жалею, что снова поверила Олегу. Это очередная моя ошибка. Я хочу покончить с этими отношениями, но не так, – она еще несколько секунд сжимала плечи подруги, упрямо гладя ей в глаза. – Пошли поедим.

***

Короткие разговоры и чтение на ночь давали положительную динамику. Пациент постепенно выходил из скорбного оцепенения и начал хоть как-то реагировать на нее. Марина умела радоваться мелочам. Тем более, возня с Ковалевичем отвлекала ее от мыслей об Олеге.

– Как наш пациент сегодня? – улыбнулась она, проходя вечером пост дежурной медсестры.

Алина оторвала глаза от журнала и небрежно бросила:

– Укатил куда-то.

– Что?

Ларина остановилась, глядя на снова углубившуюся в чтение девушку.

– Укатил. Минут двадцать назад, – повторила та.

– Почему вы мне не позвонили? – заволновалась Марина.

– А что такое? Ему запрещено выходить из палаты? – с плохо скрываемым раздражением спросила медсестра. – В таком случае вы должны меня предупредить.

– Ну, о чем вы думали? – нервничала Марина, судорожно соображая куда он мог податься.

– Наверняка покурить пошел, – с безразличием проговорила Алина.

– Надеюсь, – в полголоса бросила Ларина и быстро зашагала в сторону лифта.

«Вниз или наверх?» – мысли так быстро вспыхивали в голове пугающими картинками темной безлюдной крыши, что она нажала на кнопку последнего этажа скорее интуитивно.

Двери бесшумно разъехались, и Марина оказалась на привычном ей техническом этаже, через который проходила по несколько раз в день, покурить. Только бы ему не хватило ума … – Марина осеклась.

До ее слуха долетела повторенная коротким эхом фраза. Почти сразу ее догнала вторая и Марина, прислушиваясь, двинулась на голос.

– Да брось, телочки любят экзотику. Ну какая из них устоит перед таким красавчиком в беде? Это ж как со священниками. Ну, типа, если ваще нельзя им прямо сильно надо становится.

Из-за очередного поворота раздавался радостный голос Карасева.

Она слышала, как кто-то фыркает ему в ответ. Зашуршали по пыльному бетонному полу колеса инвалидной коляски. Марина почти успокоилась, она была уверена, что это Ковалевич и, опершись рукой о стену, чтобы случайно не обнаружить себя, начала прислушиваться.

Карасев трещал не останавливаясь, замолкая лишь чтобы выпустить изо рта струю сигаретного дыма и даже затягиваясь мычал, словно слова неумолимо рвались наружу.

– Ты же автогонщик, да? Прости братан, я гонки не очень. Я по хоккею. Зато ты сейчас типа постоянно на колесах, – засмеялся Павел и тут же осекся. – Да брось, кому как не мне тебе об этом сказать. Привыкнешь. И к косым взглядам, и к шепотку, – вдруг упавшим голосом добавил он, но тут же спохватился, вспоминая свой веселый характер и принялся рассказывать анекдот, которому смеялся тоже он один.

Марине было любопытно стоять здесь словно в засаде и подслушивать чужие разговоры. Ей хотелось услышать голос Ковалевича, но он молчал. Она напрягала слух, пытаясь понять, что он сейчас делает и какое у него выражение лица. Карасев не отличался тактичностью, но ему позволительно. В конце концов он говорил о том, о чем другие только шептались, а еще хуже слишком громко молчали. Ее пациенту нужна сейчас эта незамысловатая правда. И она была благодарна Карасеву, что тот сыпал ее щедрой рукой. Воздух был наполнен горьким табачным дымом, коротким эхом брошенных фраз, шорохами колес и костылей. Марина привалилась спиной к стене и запрокинув голову, прикрыла глаза. Так от нее не мог укрыться ни малейший звук.

– А как насчет Лариной? – вдруг прозвучал глухой низкий голос Ковалевича.

Марина распахнула глаза и еще сильнее напрягла слух.

– Э, братан, не про тебя баба. Она не такая, – со знанием дела заявил Карасев. – И вообще, – понизил он голос почти до шепота. – Говорят, ее гвавврач того… Думаю, твоим колесам она предпочтет колеса служебного мерса Романа Евгеньевича, – отрывисто с подхрюкиванием засмеялся Карасев.

Его слова заставили сердце Марины сделать в груди сальто и, больно ударившись о ребра, сбить дыхание. Однако, она продолжала прислушиваться к словам мужчин. Ей было интересно, что на это ответит Андрей.

– Все они одинаковые, – с презрением выплюнул он.

Лицо Марины вспыхнуло, как от пощечины, и она медленно вышла из своего укрытия.

– Ковалевич, вы все-таки решили воспользоваться креслом? – слишком язвительно спросила она, в душе наказывая его за пренебрежение. – А вы, Карасев, опять курите?

Досада и, вызванная услышанным неловкость, продолжали бурлить внутри. Марина пыталась успокоиться, чтобы не выдать себя дрожащим голосом или неловкими, язвительными фразами.

– Я провожу вас, – сказала она, дожидаясь пока Карасев потушит окурок в жестяной банке из-под шпрот, чтобы проводить нарушителей к лифту. – Помочь? – уточнила она у Ковалевича, но тот молча посмотрел на нее из-под темных густых бровей. Даже сидя в коляске он доставал невысокой худенькой Марине почти до плеча. Катя права – здоровенный. Решительно оттолкнувшись руками, он быстро развернулся и поехал впереди их небольшой процессии. Марина улыбалась, наблюдая его упрямство. В любом случае, злость лучше отчаянья.

Убедившись, что Карасев дошел до места, Марина зашла вместе с Ковалевичем в его палату.

Тот обернулся и смерил ее оценивающим взглядом.

– Что, снова сказка? – пробурчал он.

Видя, что Марина никак не реагирует на его слова, развернулся.

– Вам что доплачивают за все эти ваши сказки, за Андрея Николаевича…?

– А вы, что же, Ковалевич, думаете, что по-человечески – только за деньги можно? – Стараясь не заводиться еще больше, спросила Марина.

Андрей опустил глаза.

– Мне в туалет надо.

– Андрей Николаевич, попросить помощи совсем не зазорно. Но, если вам действительно нужно в туалет… Я подожду вас в коридоре. Десяти минут вам достаточно?

Тот лишь кивнул. Взгляд его синих глаз, притаившийся под черным бархатом ресниц, был твердым и упрямым. Он продолжал смотреть на нее, пока за Мариной не закрылась дверь.

Пока ее пациент геройствовал в одиночку, пытаясь снова лечь в постель, Марина отошла к посту поинтересоваться, кто помог ему сесть в коляску. На что Алина лишь пожала плечами.

Марина вернулась к двери и прислушалась, пытаясь по звуку определить, что делает сейчас ее пациент и не нужна ли ему помощь. Внутри было тихо, и Марина постучала.

– Теперь мне можно войти?

Ковалевич полулежал на кровати и смотрел на нее. Да он не хотел говорить, но сейчас по крайней мере не пялился в стену. Она тихо вошла и, придвинув ближе к кровати стул, устроилась на нем с книгой.

На этот раз ее пациент не возражал против чтения и через несколько минут уже лежал с закрытыми глазами, притворяясь спящим.

***

Выйдя с утра из лифта, Марина первым увидела Карасева у поста дежурного. Повиснув на костылях, он заигрывал с новенькой медсестрой. Та выслушивала его бесконечные остроты с непонимающей, виноватой улыбкой, каждый раз переводя взгляд на проходивших мимо пациентов и сотрудников в немой мольбе о помощи.

– Мариночка Владимировна, доброе утро, – воскликнул он, увидев проходящего мимо доктора.

Паша тут же потерял интерес к девушке и бодро запрыгал на своих костылях рядом с Лариной.

– И чего же вам, Карасев, не спиться? – с наигранной серьезностью спросила Марина. – У вас, насколько я помню, нет с утра занятий.

– Я спросить, – обеспокоенно начал Павел. – Дмитрий Константинович сказал, что меня выписывают.

– Рада за вас, – ответила Марина.

Только дойдя до двери ординаторской она остановилась, вопросительно глядя на своего пациента.

– Так рано еще, – обезоруживающе выдал он.

– Вашему лечащему врачу виднее, Карасев. А ко мне вы будете приходить два раза в неделю, как мы с вами и планировали, – объяснила Марина и взялась за ручку двери.

– Да рано, уверяю вас.

– Не говорите глупости, Карасев. Вы абсолютно здоровы. Зачем вам лишний раз оставаться в душной больнице? На улице почти лето, – улыбнулась она и скрылась за дверью.

На утренней пятиминутке Марина поняла, почему так беспокоился Карасев. Она и сама не возражала против его выписки, считая, что Павлу пора на свежий воздух. Подальше от больничного запаха и уныния.

– Что по Ковалевичу, – раздался голос главного, распугав ее мысли о Павле.

– Из назначенного ему курса, начали пока только массаж, – отчиталась она.

– Не давай ему спуску. Ты же умеешь.

Роман Евгеньевич выглядел уставшим. Он быстро выслушал всех присутствующих и с облегчением закончил летучку. Марина завозилась и поднялась с места, когда все уже вышли.

– Мариш, – Роман поднялся вместе с ней, и пока Марина соображала, чем ей отмазаться от этого внезапного тет-а-тет, он обогнул стол и оказавшись рядом, взял ее за руку. – Я скучаю. Не будь такой жестокой.

– Я? Жестокой? – усмехнулась Марина, стараясь выглядеть непринужденно. – Сейчас не самое удачное время, – начала она.

– Я зову тебя всего лишь на обед, а не замуж, – обреченно выдохнул Роман Евгеньевич. – А ты бы пошла?

– На обед или замуж? – переспросила Марина.

– Для начала на обед, – мягко улыбнулся он и поднес ее руку к губам.

– Ты в курсе, что о нас с тобой слухи по больнице ходят. И самое неприятное, что узнала я об этом от пациента.

– К черту слухи, – обхватив Марину за талию, он притянул ее ближе и, опаляя ее губы горячим дыханием, еще некоторое время смотрел, словно ждал, что она проявит инициативу, но Марина не шевелилась.