Кассандра Тарасова "Чёрная Гронья"

Гронья протянула червяка в клюве лежащему птенцу.

«Возьми его, возьми. В тебе почти не осталось воли жить».

Птенец отвернулся, не прекращая пищать.

Большая ворона недовольно зацарапала кромку гнезда.

«Ты сможешь выжить!»

Тот злобно посмотрел в ответ.

Ворона погладила его крылом, приблизила к себе, обняла.

«Мальчик, пожалуйста».

«Нет!»

«Почему?»

«Я лучше умру, чем приму помощь от ведьмы!»

«Глупец! Ты уже умираешь!»

«Оставьте меня! Я не буду!»

«Что для тебя дороже – твоя жизнь или твои убеждения?»

Птенец раскрыл глаза и посмотрел на ворону, склонившуюся над ним. В её недовольном взгляде он разглядел испуг.

«Тётя так боялась опоздать! Она послала меня вперёд, чтобы я вытащил тебя из твоего кошмара!»

«Эгиль, зачем…»

«Ты ненамного старше меня! Почему ты решил, что тебе можно вот так умереть? Когда ты уже почти выбрался? Я до последнего верил, что меня спасут! Не смей трусить и сдаваться, когда спасение уже близко!»

Лежащий птенец вновь посмотрел на ворону. Та чуть приподняла его голову и осторожно наклонилась к нему.

«Не для того, моя дочь тебя нашла, чтобы ты вот так по глупости своей умер. Корина будет плакать, если ты умрёшь».

«Вы ведьма…»

«И я спасаю тебе жизнь».

Чёрная ворона вложила жирного червяка в раскрытый клювик умирающего от голода птенца. Мир снова померк.

* * *

Где-то вдалеке раздался крик петуха. Ксавье застонал и открыл глаза. Жара больше не было, тело не горело, но хотелось пить и есть.

– Это был сон, о, Господи, – неслышно прошептал он и повернул голову. Гронья мешала что-то в котелке, раздавался запах рыбной похлёбки и свежего ячменя.

Ксавье зажмурился и наморщил лоб. В его памяти всплыли образы. Действительно ли это был сон? Или реальность? Эта женщина и правда ведьма? А её дочь?

«Ведьма спасла послушника церкви. Почему?»

– Проснулся? Хорошо, – проворчала ведьма, оборачиваясь через плечо. – Я возьму тебя под своё крылышко, пока не восстановишься.

Ксавье хотел было возразить, но передумал.

– Я должен был умереть, – тихо сказал он, стараясь не напрягать горло. – Почему вы спасли меня?

– Я боялась опоздать на этот раз, – ответила женщина, не оборачиваясь. – Тебе просто повезло, что сильнее проповедей прислужников церкви, я не терплю смерти невиновных людей.

Ксавье поправил деревянный крест у себя на шее и заметил лиру, лежащую на второй лежанке.

– То, что мне сказал Эгиль, это правда?

– Мертвецы не лгут, – отрезала Гронья.

– А, проснулся! – знакомый голос заставил Ксавье обернуться. – А я тебе клюквы принесла!

На пороге землянки стояла Корина с небольшой миской в руках, в которой краснели мелкие сушёные ягоды. Юноша сам не заметил, как улыбнулся ей.

– Давай-ка сил набирайся и на ноги вставай. Я тебя травничеству научу! Доктор, который не может отличать ядовитых растений от лекарственных – так себе доктор!

– Хорошо, – кивнул Ксавье, обречённо поднимая взгляд. – Если это научит меня помогать людям, а не потому, что я хочу изучать ведовство.

Корина захохотала и дала ему в руки миску.

– Насчёт чумы не волнуйся, – девушка заметила на лице юноши испуг, и чуть улыбнулась. – К Вен-Либре она не подойдёт, пока здесь я и мама. Чёрная Гронья страшнее Чёрной смерти. И, кстати – не надевай больше жиппон под кожаный плащ – заморишься.

– Верно, дочь… Парень, а ну-ка, надевай камизу и брэ, нечего тебе голышом валяться, – хмыкнула Гронья, продолжая мешать похлёбку. – Дочь, ты их уже постирала?

– Да, мамочка! – весело ответила девушка.

В ответ Ксавье закрыл лицо руками и закричал от смущения, а ведьма с дочерью озорно рассмеялись.

Паршивая овца

Франция, 1312 г.

Нет, нет, нет! Она не проклята!

– Я не проклята. Злые, злые, злые языки. За что, за что вы так со мной? Что я плохого вам сделала? – бормотала пастушка Мария, снимая с головы белый платок. Светлые локоны расплескались по тонким плечам, обнажённая девушка подошла к горящей жаровне, железными щипцами достала из неё раскалённый уголёк и бросила его в чашу с овечьим молоком. По пустому дому потекло зловещее шипение остывающего уголька, он потяжелел и опустился на дно, молоко почернело. Размешав уголь пестиком, Мария по прозвищу Бездетная Овца взяла чашу в руки и посмотрела в окно.

Последняя ночь весны и первая ночь лета. Как хорошо, что муж уехал на ярмарку! В ведьмину ночь лучше быть одной, чтобы ритуал никто не прервал.

– Я просто хочу ребёнка. Я просто хочу родить здоровое дитя, носить его сердце под своим сердцем, не быть одной! – шептала Мария, проливая слёзы в молоко.

Ах! Одиночество!

Его Мария боялась больше всего! А если муж умрёт? Или ещё хуже – уйдёт к другой женщине, что родит ему дитя? Нет, нет, нет! Ей надо понести, и если сам Бог не хочет подарить ей ребёнка, так пусть хоть Дьявол это сделает!

Мария поднесла чашу ко рту и пригубила молоко. Солёное и горелое на вкус. Почему в доме запахло серой? Она встала на колени, потом легла на пол, закрыла глаза. Кажется, на её левое плечо легла чья-то мохнатая лапа, а за окном разразилась первая летняя буря.

Спустя пару месяцев Марию перестали звать Бездетной Овцой – живот было не скрыть. Правда волосы у Марии поседели и голос изменился. Хотя и до этого она блеяла как овца.

К весне Мария не могла разродиться. Как будто что-то мешало ей. Тогда она вновь почувствовала мохнатую лапу на левом плече. А ещё услышала голос и совет, что ей нужно сделать, чтобы разрешиться от бремени.

Она послушалась – и ночью родила девчушку, стоя на коленях в луже крови своего мужа. Голова дровосека, отрубленная его же топором, осуждающе смотрела на жену. Её Мария сварила первой. Мяса в доме теперь было в достатке – молоко появлялось ко времени кормления ребёнка. Целый год, Мария с малышкой не выходили из домика в лесной чаще. Девочка выросла крепкая, а как потом оказалось и смышлёная. А Марии Бездетной Овце жители деревни придумали новую кличку.

Теперь её все звали Серая Бребис.

* * *

Франция, 1352 г.

Облегчение было временным – как ни хотелось бы Ксавье встать, сделать этого он не мог. Гронья продолжала бормотать под нос, что он сам себя чуть не заморил. В эти моменты она напоминала юноше заботливую, но ворчливую мать.

– Ещё немного и чуме было бы нечего делать, – то и дело повторяла ведьма, отпаивая юношу травяными отварами и кормя ячменным хлебом с варёными яйцами. – Тебе бы молока, но оно скисает, как только я беру крынку в руки, а в деревню тебе идти не следует. Её жители… глупы и трусливы, они совсем не жалуют чужаков.

– Верно-верно, ты слушай мою маму! Она людей насквозь видит! – поддакивала Корина, отправляясь за очередной корзиной лесных трав.

Ксавье смущённо улыбался и продолжал лежать – чтобы уйти отсюда, надо было накопить сил. За эти три долгих дня, он уже поведал своим спасительницам невесёлую историю своей жизни.

– Этим летом мне должен пойти девятнадцатый год. Я сирота, я не знаю кто я и откуда. Меня подбросили в корзинке на порог мужского монастыря кордельеров. Там меня подобрал отец Даниэль, который усыновил меня, – Ксавье повернул голову и смотрел на тлеющие угли в жаровне. Один из них затрещал и попытался выпрыгнуть, но ударился об железные прутья.

– Ребёнок из церкви попал в лапы к ведьме. Жизнь такая шутница, порой, – Гронья закусила нижнюю губу. – Почему же ты согласился обучаться у моей дочери после Дома Божьего?

– Пожалуйста… – Ксавье засмущался. – Я хочу всё рассказать.

– А я хочу послушать! – Корина присела на край его лежанки и стала накручивать чёрный локон на палец.

Гронья хмыкнула и кивнула.

– Только без проповедей, – проворчала она.

Ксавье слабо улыбнулся и продолжил рассказ.

– Отец Даниэль из обители взял меня на воспитание и обучение. Так я выучился грамоте и письму. Принимал участие в мессах, собирал десятину для церкви.

– Ммм… Был мытарем, как Иуда? – протянула Корина. – А где твои тридцать серебряников?

Ксавье резко вдохнул воздух. Он сам не понял, что именно его так поразило – то, что его сравнили с предателем сына Господня, или что дочь ведьмы знает Библию.

– Я учился вести хозяйство вместе с другими послушниками. Я знаю Псалтирь наизусть, – смущённо продолжил он.

Гронья повысила голос.

– Молчать! Я же сказала – без проповедей и псалмов! Духов места разгонишь! Не забывай, что ты в гостях!

Ксавье опустил взгляд.

– Простите.

Ведьма с недовольной усмешкой упёрла руки в бока, а Корина в это время листала трактат о медицине, найденный в походной сумке Ксавье. Особенно её заинтересовало изображение человеческого скелета.

– Так значит, ты понимаешь эти закорючки. Я тоже. Но никогда не видела в книгах смысла, хоть, признаюсь, картинки здесь весьма интересные. Но если мир что-то и хочет мне сказать – он говорит напрямую, – девушка закрыла книгу. – Но это не значит, что я не понимаю эти буквы! Посмотри, мама!

Гронья взяла протянутую книгу и, не раскрывая её, положила обратно в сумку Ксавье. Юноша закусил губу, смущённо поморщился и продолжил рассказ.

– Ещё у меня есть дядя, он был старшим братом моего приёмного отца. Он… – юноша перевёл дыхание, – …из рыцарского рода, он тоже меня кое-чему научил.

– О, рыцарского, – голос Гроньи изменился. – Например? Чему он тебя научил?

– Скакать верхом на лошади, сражаться боевой тростью…

– Хм, – насмешливо кивнула ведьма. – Палкой, что ли?

– Нет, тростью, – Ксавье смущённо опустил взгляд.

Корина улыбнулась и взлохматила его волосы.

– А где же она? – спросила девушка. – Где твоё оружие? Какой же рыцарь без оружия?

Ксавье промолчал.

– Наверное, в лесу потерял, – ответил он, наконец.

– Лес чужого не берёт, если ты пришёл к нему с добром. Найдётся и вернётся к тебе твоё, – улыбнулась Корина.

Ксавье прищурил глаза.

– Когда мне исполнилось четырнадцать, пришла чёрная смерть… Брат Даниэль, мой названный отец, знал медицину и обучил меня её основам. Он облачился в доктора и отправился помогать заражённым людям – его в скором времени не стало. До нас дошли слухи, что его погребли в маске и плаще, но вот где?.. Я не знаю. Теперь, я даже не могу сходить на могилу к своему отцу.

– Не ты один, – Гронья пожевала губами. – Чёрная смерть прошлась по всем землям. От неё не было спасенья – ни один доктор не может её отвести.

Ксавье сделал усилие и приподнялся на лежанке.

– Спустя месяц, после того, как мой отец погиб, я ушёл из монастыря, собирать подаяние для малоимущих. Меня не было несколько дней, а когда я вернулся, то меня даже не пустили в город, где была наша обитель… – Ксавье почувствовал слёзы у себя на щеках. – Все братья и послушники были мертвы, чума пришла и к нам. И… Я ушёл с докторами, с мортусами, с теми людьми, что хоронили моих братьев по обители.

Юноша вытер слёзы насухо и продолжил.