Пролеткульт (1917 – 1932) – просветительская организация при Наркомате просвещения, насчитывавшая десятки тысяч членов и исходившая из идеи классовости культуры и возможности существования «пролетарской культуры».
РАПП – Российская ассоциация пролетарских писателей (1925-1932), затем ВОАП (всесоюзное объединение, Л.Авербах, В.Киршон, А.Фадеев, Ю.Либединский и др., всего около 4 тыс.членов). Осуществляла руководство советскими писателями на основе идей «партийности литературы», подвергала нападкам русских писателей, в том числе М.Булгакова, А.Толстого, В.Маяковского и даже М.Горького.
6
Для многих людей стало ясно что власть объявила войну русской интеллигенции… Он (Ленин –М.С.) ненавидел русскую интеллигенцию за присущую ей внутреннюю свободу и опасался её скрытого сопротивления режиму большевиков… Уже в годы Гражданской войны научная интеллигенция была брошена на произвол судьбы. Как писал в июле 1920 г. очевидец из Петрограда, «среди ученых колоссальная убыль – мрут ужасно». Гениальные ученые погибали от голода и холода. Так умерли, например, основатель аэродинамики В.А.Жуковский, математик А.М.Ляпунов, востоковед Б.А.Тураев. Таская дрова на второй этаж в нетопленую квартиру, надорвался и умер выдающийся филолог академик А.А.Шахматов. Ученые и писатели подвергались унижениям, гонениям как «лишенцы», «буржуи». Цит.по: Евгений Анисимов. История России от Рюрика до Путина. М .– СПб. – Нижний Новгород и др. 2006.
7
ВХУТЕМАС- ВХУТЕИН- Высшие художественно-технические мастерские ( с 1928 г. – институт), возникшие на базе московской высшей художественной школы с целью внедрения новой системы преподавания и стоявшие у истоков возникновения школы дизайна в Советской России (наряду с деятелями «производственного искусства А.Родченко, В.Татлиным и др. там преподавали и художники-станковисты П.Кузнецов, И.Машков, А.Архипов, архитекторы И.Жолтовский, А.Щусев и др.).
8
Большой стиль, сталинский ампир («ампир во время чумы», как горько шутили современники), сталинский неоклассицизм, а точнее – псевдоклассицизм или «новый неоклассицизм» (ибо в начале ХХ века уже было неклассическое архитектурное движение) – всё это условные названия одного и того же величественного, помпезного, подчас устрашающего архитектурного стиля с использованием элементов ордерной системы, который доминировал в СССР с середины 1930-х по середину 1950-х годов, вплоть до «устранения излишеств в проектировании и строительстве» (как называлось постановление ЦК от 4 ноября 1955 г.). Сейчас этот стиль называют также «традиционализм» или «пролетарская классика».
9
Т.В.Ильина. История искусств. Отечественное искусство. М., 2000. СС.281-282.
10
Т.В.Ильина. Цит.соч. С.285.
11
На кортике своем: Марина
Ты начертал, встав за Отчизну.
Была я первой и единой
В твоей великолепной жизни…
М.Цветаева. 18 января 1918 года
12
Сложите книги кострами,
Пляшите в их радостном свете,
Творите мерзость во храме,-
Вы во всем неповинны, как дети.
В.Брюсов. Гунны. 1904-1905
13
И ты, огневая стихия,
Безумствуй, сжигая меня,
Россия, Россия, Россия –
Мессия грядущего дня.
А.Белый. Родине. Август 1917.
14
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный.
Оставь Россию навсегда»…
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слуха,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
А.Ахматова. «Когда в тоске самоубийства».
Осень 1917
15
Своего рода «коммунистической житийной литературой» можно назвать самое известное, вошедшее в советские учебники по литературе стихотворение Багрицкого «Смерть пионерки», где умирающая от скарлатины девочка отвергает «золоченый, маленький, твой крестильный крест», предпочитая ему присягу «красному полотнищу» знамени:
Тихо подымается,
Призрачно легка,
Над больничной койкой
Детская рука.
«Я всегда готова!» -
Слышится окрест.
На плетеный коврик
Упадает крест…
В этом же стихотворении в почти метафорической форме нашла своё выражение та приподнято-романтическая, пронизанная восторгом разрушения и неистовым пафосом мечты о прекрасном и яростном мире поэтическая идея, которая будет окормлять поколение шестидесятников, потомков (физических и духовных) «комиссаров в пыльных шлемах»:
Нас водила молодость
В сабельный поход,
Нас бросала молодость
На кронштадтский лед…
Но в крови горячечной
Подымались мы,
Но глаза незрячие
Открывали мы…
Чтоб земля суровая
Кровью истекала,
Чтобы юность новая
Из костей взошла…
Э.Багрицкий. Смерть пионерки. 1932
Та же смесь Танатоса и революционного (и даже обыденного) Эроса в другом известном произведении Багрицкого – поэме «Февраль», где описывается любовь робкого еврейского юноши к прекрасной девушке-гимназистке, которой он потом овладевает, став большевистским «ангелом смерти, с фонарем и револьвером, окруженный четырьмя матросами с броненосца» (1934-35 гг.).
К одесской школе примыкал и талантливый литератор Исаак Бабель, политработник Конной армии Будённого, участник коллективизации на Украине, описавший ярким, колоритным слогом деяния красноармейцев, порой чудовищные по жестокости, в «Конармии», – и жизнь одесских уголовников в «Одесских рассказах». Его судьба – активное участие в большевистской деятельности, а потом, в 1930-е – арест, пытки на допросах и расстрел – типична для плеяды первой волны большевиков (как сказал Дантон, «революция пожирает своих детей»):
«…тогда я потоптал барина моего Никитинского. Я час его топтал или более
часу, и за это время я жизнь сполна узнал. Стрельбой, – я так выскажу, -
от человека только отделаться можно: стрельба – это ему помилование, а
себе гнусная легкость, стрельбой до души не дойдешь, где она у человека
есть и как она показывается. Но я, бывает, себя не жалею, я, бывает, врага
час топчу или более часу, мне желательно жизнь узнать, какая она у нас
есть…». Исаак Бабель. Конармия. Жизнеописание Павлюченки, Матвея Родионыча.1926.
Ну что ж, если революция пожирает своих кровавых и беспощадных «детей» (как полагал еще Дантон) – тем лучше для дела исторического возмездия! Такие дети должны быть «пожраны» своим чудовищным отцом-Кроносом.
Тема революции и Гражданской войны – одна из излюбленных в советской литературе, и одна из главных в 1920-е годы. Хрестоматийным произведением стал здесь «Разгром» Александра Фадеева, позже вошедший в обязательную программу по литературе в средней школе. Молодой Фадеев, бывший красный дальневосточный партизан, с большой наблюдательностью и талантом, подражая толстовского слогу, описывает своих героев – Метелицу, Морозку и Мечика (противопоставляя лихость и способность на самопожертвование одних – «мелкобуржуазной» слабости и предательству другого) и их «смекалистого» командира Левинсона: «Ему жаль было не того, что он умрет сейчас, то есть перестанет чувствовать, страдать и двигаться, – он даже не мог представить себя в таком необычайном и странном положении, потому что в эту минуту он еще жил, страдал и двигался, – но он ясно понял, что никогда не увидеть ему залитой солнцем деревни и этих близких, дорогих людей, что ехали позади него. Но он так ярко чувствовал их в себе, этих уставших, ничего не подозревающих, доверившихся ему людей, что в нем не зародилось мысли о какой-либо иной возможности для себя, кроме возможности еще предупредить их об опасности… Он выхватил револьвер и, высоко подняв его над головой, чтобы было слышнее, выстрелил три раза, как было условлено…». А.Фадеев. Разгром. 1925-1926.
Почти таким же молодым вступил в советскую литературу и другой выдающийся прозаик, успевший несовершеннолетним побывать членом станичного ревкома и прод.инспектором Михаил Шолохов. Его роману «Тихий Дон», публикация которого началась в 1928 году, суждено было стать и предметом споров об авторстве (кажется, окончательно они разрешились совсем недавно, когда были частично найдены утраченные во время ВОВ рукописи), и энциклопедией народной жизни на Дону времен революции и Гражданской войны. Прежде всего за этот роман, переведенный на разные языки, Шолохов будет потом удостоен одной из пяти нобелевских премий по литературе, которые доставались русским писателям в ХХ веке – и единственному из официальных советских писателей.
Еще один молодой писатель гениальной одаренности, вошедший в литературную жизнь в 1920-е – Андрей Платонов, бывший корреспондент на полях Гражданской, помощник машиниста и чоновец. Он был типичным красным мечтателем, перешедшим от утопии к антиутопии – и одним из самых оригинальных писателей ХХ века, сопоставимым с Джойсом, Кафкой, Маркесом. Необычный, ни на кого не похожий язык Платонова по оригинальности можно поставить в один ряд лишь с картинами Павла Филонова, еще одного участника военревкомов, декларировавшего «мировой расцвет». (Хотя в литературе чаще находят духовную и стилистическую близость Филонова и поэта Хлебникова; всегда есть «соблазн» сопоставить своеобычные и трагически одинокие таланты, как Врубеля и Ван Гога – с «кубистом в литературе» Андреем Белым и основателем сюрреализма, поэтом Гийомом Аполлинером):
